– Тогда и домой пора собираться, и весь отпуск пойдет насмарку, – буркнул Семен Алексеевич и отвернулся, надувшись как рыба-иглобрюх.

– Не бурчи, в кои-то веки выбрались дальше дачи, а ты по привычке норовишь наклюкаться и завалиться спать. Терпи! На вот минералки попей. Ну не хочешь, как хочешь, – послышалось шипение бутылки и следом мощные глотки.

Ну и наконец, самая главная в семье, самая большая и сильная, самая великолепная и неповторимая – Маргарита Павловна. Основной чертой является пронзительный голос. Когда она сердится или делает внушение – фальцет, пробирающий до глубины души, вступает в полную силу. В таких случаях я убегаю и прячусь под кроватью, или зарываюсь в подушки, если там не занято Павлом.

Глаза серого цвета, румяные щеки, нос картошкой – в целом вид нормальной русской женщины, как о них грезят иностранцы (это я в какой-то передаче видел). Химическая завивка напоминает комок медной проволоки, а на солнце горит ярче лазерной указки. Такая штучка есть у Павла, и я иногда забавляюсь с неуловимым пятнышком, а один раз он поиграл в доктора и проверил меня на светочувствительность. Я тогда ослеп и полдня ничего не видел, собирал лбом углы и истошно орал, пока зрение не вернулось… Зато из-за моей адекватной мести ему пришлось выкинуть любимые ботинки.

Ой, ладно, кто старое помянет, тому в глаз лазерной указкой…

Вот снова отвлекся, но поймите правильно – когда приходится молчать (из-за непонимания двуногими нормального кошачьего языка), накапливается куча слов, претензий, ругательств.

Латуфьева работает бухгалтером в том же самом ЖКХ, что и муж (поэтому «бриллиантовое горло» редко смазывается). Именно по её инициативе мы находимся на вокзале. Маргарита Павловна выбила, или вернее сказать – выкричала путевки на отдых, и начальник вынуждено отдал, так как беруши в этот раз забыл дома.

Меня тоже взяли с собой, все же я полноценный член семьи и крайне необходим в путешествии, как мудрый наставник и руководитель. Хотя что-то подсказывает, что меня банально не с кем оставить – почти всем соседям я в той или иной степени досадил, а оставлять дома одного чревато.

Один раз, в качестве наказания, оставили одного… но в свое оправдание могу сказать, что Латуфьевы давно собирались делать ремонт да всё откладывали, а я их к этому ненавязчиво подтолкнул. Конечно же, я простил, и последующую ругань стерпел со смирением святых – такие уж мы, коты, по натуре незлопамятные. Отомстим и забудем… если не забудем, что уже отомстили.

Пока я вам это рассказывал, перрон оживился. Люди заполняли перрон, неспешные, неторопливые, задумчивые... К нам подошла соседка Екатерина Николаевна:

– Марго, ты тоже собралась косточки погреть? Ну, надо же, и семью прихватила, и блохосборник не забыла взять!

До чего же вредная особа… Подумаешь, один раз царапнул, так сама виновата – нечего об меня руки вытирать. Нашла, понимаешь, тряпочку! И ведь ещё удивляется так натурально – им же вместе путевки давали, вчера собираться помогала.

Маргарита Павловна почему-то также громко ответила:

– Катрин, какой сюрприз!!! Да вот наконец-то собрались немного мир посмотреть, а то все дома, да дома. А ты тоже с нами? Ой, как здорово, а почему без благоверного?

Так, стоп, кажется, понял – это такая специальная манера общения, ориентированная на других пассажиров. Пусть смотрят и слушают, завидуют и облизываются. Две взрослые дамы, как любит говорить Павел, «понтуются на песке» или выделываются, проще говоря.

Я заметил данную особенность не только у людей – у соседского кота Васьки понты составляют суть жизни. Жаль, что меня забрали как раз накануне профилактической беседы. А я как раз собирался внести веские аргументы на его морду путем вырывания половины усов и рунического татуажа вечно поднятого носа. То есть хотел настучать по сопатке, а меня забрали в поездку.

Однако я клятвенно обещал вернуться, пока этот подлец истошно орал вдогонку, что «Кешка – трус и побоялся выйти на поединок». В тот миг я сдерживал приступы тошноты из-за «центрифуги», чтобы достойно ответить. Впрочем, успел запомнить все гневные тезисы, что пришли на ум, и при личной встрече обязательно выложу их на полосатую морду.

Тем временем фарс под названием «мы на море – вы пашите» пошел на второй виток. Катрин удивленно распахнула глаза и жеманно сложила губки куриной гузкой:

– Марго, ну кто же в Тулу ездит со своим самоваром? Мой-то дома остался, деньги зарабатывает, доверяет – поэтому и отпустил одну. Ох, как бы ни пожалел! Вот украдут меня там горячие южные парни, будет потом локти кусать.

Зная её мужа, могу с уверенностью сказать, что он уже пробил потолок, прыгая от счастья. А если Катрин еще и украдут, то он никаких денег не пожалеет, лишь бы не отпускали подольше. И уже горячие южные парни будут ногти сгрызать до самых локтей и деньги вагонами грузить, лишь бы муж забрал обратно свою «благоверную».

Маргарита Павловна сделала вид, что не заметила подколку:

– А мне похищение не грозит, мои мужчины любым южанам накостыляют. Помнишь моего сыночка Павлика? (Как же не помнить – вчера у неё в «подкидного дурака» сто рублей выиграл). И муж мой – Семен. С такими орлами ничего не страшно!

«Джинсовые орлы» гордо выпятили цыплячьи грудки. Павел даже на цыпочки встал, чтобы казаться выше:

– Здрасте, Катерина Николаевна. Мы с папой маму в обиду не дадим, всем по ушам нахлопаем. А почему вы Кешку блохосборником назвали? Он у вас блох собрал? Тогда к вам больше пускать его не будем, нам лишнего не надо.

За эти слова он получил немую благодарность от меня и более звонкую словесную оплеуху от матери.

– Павел, мы еще поговорим на эту тему дома, а пока не встревай во взрослые разговоры. Лучше слушай и молчи – умнее покажешься!

Марго хотела добавить от себя, но в этом момент раздался приветственный гудок поезда.

Огромный серый змей медленно подкрадывался к нам. Сверкали на солнце многочисленные стекла глаз, малиновая полоса на середине борта изгибалась странной волной. Мерно стучали колеса, постепенно замедляя ход. Люди замерли, как кролики перед удавом, и загипнотизировано смотрели на подползающего полоза.

Поезд остановился в своем блеске и великолепии, пшикнул в последний раз, и оцепенение спало. Какая-то тетка противно и громко прокричала, что поезд стоит всего двадцать минут, поэтому не прощелкайте. Может, она кричала и другими словами, но смысл тот же.

Широкая платформа превратилась в грандиозный муравейник, где шевелилось все и у всех. Разноголосый гул хлынул волной, словно кто-то снял с паузы просмотр фильма, и жизнь за экраном завертелась дальше.

– Ай, мужчина, не щипайтесь!

– Извините, я нечаянно.

– Ну бли-и-и-ин, а я думала, что с серьезными намерениями! Все вы, мужчины, одинаковые…

– Эй, ты что в кармане ищешь?

– Да кошелек никак не могу найти!

– Чудак, так ты в своём ищи, у меня-то жена в другое место деньги зашила! И отодвинься, а то не дай Бог зашибу за такие шалости.

– Паша, следуй за папой и не отставай! Мужчина, отойдите в сторону, а то нечаянно наступлю на вас. Вряд ли вам нужен перелом в трех местах, – по перрону раскатился голос Маргариты Павловны.

Я видел только руки, сумки, ноги. По стенкам переноски постоянно стучали и царапали – Павел прорывался в вагон. Какой-то палец залез в пластиковую ячейку, но тут уж я не сплоховал. Возмущенный мужской голос долго распространялся по поводу чертенка из переноски. А он сам виноват, и пальцы у него сигаретами воняют!

Грозная тетка в синем костюме наслаждалась властью над будущими пассажирами, проверяла билеты и отшугивала лезущих без очереди. Ее надраенные лычки пускали шаловливых зайчиков по серому перрону, заставляли жмуриться и протирать глаза. И тут она обратила взор на мою скромную персону:

– У вас кот привитый? Не лишайный? Блохами и паразитами не страдает? А то проводи потом после вас дезинфекцию.

– Нет, Кеша – домашний кот, на улицу его не пускаем, даже кастрировали, чтобы не рвался гулять! – соврал Павел.