— Так и есть, — так же шепотом ответил Артем, многозначно подмигнув мне.

Из-за колонны я не могла видеть отца Германа и его тетку, но по взглядам и мимике Геры и Ларисы было ясно, что там идет активная беседа. Я волновалась. Меня еще никогда ни с кем не знакомили.

Тема легко подтолкнул меня к столику, я сделала пару шагов и в мое поле зрения попали остальные участники вечера. Да, Артем был прав: его родственники не придавали никакого значения внешнему виду. Отец Германа был одет в шерстяной свитер с оленями и джинсы, а тетя Алла — в простое серое платье, которое было похоже на спортивное. Оба человека были пожилыми, им было явно больше 65 лет. Артем подвел меня к столу, умильно улыбнулся тетке (которая прямо расцвела увидев его).

— Пап, это Оля. Оля, это Александр Германович. А это, — он указал на тетку. — Алла Ильинична. Сейчас она начнет протестовать…

Его тут же перебил грубоватый, резкий голос женщины.

— Алла Ильинична? Алла Ильинична?! Меня так никто никогда не звал и звать не будет! Оля, ты будешь звать меня либо Алей, либо вообще никак! — категорично заявила женщина.

Я сначала ошарашено посмотрела на нее, потом через силу выдала:

— Оке-ей, — протянула я.

Я не собиралась использовать это слово! Я просто растерялась от напора тетки, и выдала первое, что пришло в голову. За моей фразой сразу последовал взрыв смеха. Я расслабленно улыбнулась, видя, что тетка Алла на меня не обиделась. Александр Германович, седовласый дедушка с цепкими глазами, улыбаясь, кивнул мне, глядя прямо в глаза. Он такого взгляда всегда становится не по себе, особенно когда знаешь, что перед тобой врач. Особенно когда знаешь, что этот врач как раз по твоей проблеме.

— Оля, Лариса, мне очень приятно, что я наконец-то, дожив на преклонных лет, могу позволить себе смотреть на своих мальчиков, чьи судьбы устроены и находятся в руках таких красивых женщин. Я рад нашему знакомству, — голос у Александра Германовича оказался точной копией голоса Германа Александровича.

Я глянула на Лару, она поймала мой взгляд, и кивнула. Я уверена, что если бы я слышала только голос, не видя отца Германа, я решила бы, что это говорит сам Гера. Внешне они не были похожи. Я бы даже сказала, что из-за седины на Александра Германовича больше был похож светловолосый Артем, нежели его родной сын. В любом случае от мужчины исходила невероятной силы энергетика.

Я как будто бы попала под его ментальное влияние, казалось, что я беспрекословно выполню любой его приказ. Он говорил без напора, без генеральского командного тона: напротив спокойно и нейтрально, но казалось, что он диктовал свою волю каждому сидящему за столом. Я украдкой оглядела всех, сидящих за столом, и поняла, что только на нас с Парой так влиял отец Германа. Наши мужчины были как обычно равнодушны, Гера даже в телефоне шарился, периодически поднимая взгляд на отца. Артем больше смотрел на меня, но краем глаза я видела, как он обменивается взглядами с теткой Аллой — она явно очень сильно была привязана к нему. А вот мы с Парой, чуть ли не раскрыв рты, ловили каждое слово, произнесенное седовласым мужчиной.

Вечер шел своим чередом: знакомство, расспросы о наших с Парой занятиях и увлечениях, рассказы наших мужчин о том, как состоялось наше знакомство, типичный для любой семьи вопрос «когда женитесь и когда будут внуки?». Я чувствовала, как родственники внимательно вслушиваются в каждое сказанное нами с Парой слово, ищут подтекст, вытягивают новые, не озвученные, сведения. Но внешне эта встреча была обычной — обычным знакомством с родителями. В середине вечера Александру Германовичу позвонила его жена, мама Геры.

— Всё хорошо, дорогая. Девочки хорошие. Приличные. — От этого комментария все рассмеялись, а у меня слегка покраснели щеки: я, приличная девочка, сегодня утром делала минет.

«И у меня, вроде как, неплохо получилось», — после того, как я внутренне сказала себе эту фразу, у меня даже как-то плечи расправились. Я была горда собой: не только утренним петтингом, а всеми теми шагами, которые я смогла сделать с помощью Артема. Когда-то это казалось недостижимой мечтой.

— Да-да, я обязательно передам! — отец Германа положил трубку, и достал из стоящего рядом портфеля два конверта — один подал мне, другой — Ларе. — Потом прочитаете. Она просила передать вам письма.

Хм, интригует! Хотелось тут же прочитать. Что могла написать незнакомая нам женщина?

— А тебе мать сказала позвонить завтра утром. Совсем уже! Она там истерику устроила, — наигранно гневно сказал Александр Германович Артему. — Герман хоть раз в неделю звонит, а ты…

Тот кивнул, как виноватый ребенок. Значит, в их семье было принято называть обоих мужчин сыновьями, а Артем называл родителей Германа мамой и папой. Я знала о том, какие у них отношениях со слов Лары и самого Артема, но видеть в живую было надежнее и стало серьезным основанием для резкого роста уровня уважения к этим людям. Воспитать чужого взрослого ребенка, и сделать это так, что он, помня своих родных родителей, стал преданным членом новой семьи. Это не только педагогический и психологический талант, это человеческое сострадание и чуткое отношение к чувствам другого. Очевидно, что Артем все это перенял у родителей Геры. И я была благодарна им за всё, что они сделали для Артема.

Домой мы вернулись поздно. Но после пары бокалов игристого, я была очень бодра. Артем, как мне кажется, вообще никогда не уставал. Я еще в машине начала приставать к нему, поглаживая его колено. Он мельком глянул на меня, ухмыльнулся, и сосредоточился на дороге. Точнее сделал вид, что сосредоточился: моя рука коснулась эрегированного члена, плотно обтянутый тканью брюк, и мужчина громко вдохнул.

— Ты понимаешь, какой путь мы с тобой прошли? От самого начала, когда ты боялась прикосновений, и до этого момента, когда ты пристаешь ко мне сама?

— Я как никто другой понимаю, — в ответ улыбнулась я. — Спасибо тебе, любимый мой мужчина!

— Теперь пора перейти на следующий уровень, — осторожно начал Артем. — Достань с заднего сидения белую коробку.

Я достала ее, открыла, и, увидев содержимое, рассмеялась, зажав рот рукой.

— Ты серьезно? — ошарашено спросила я. — Тебе не кажется, что это слишком…

— Слишком что?

— Развратно? — спросила я, заглядывая фаллоимитатор, лежащий в коробке.

— Нет, нормальная практика. В нашем случае остро необходимая. Тебе легче, когда ты сама производишь какое-то действие, которое пугает тебя. Ты боялась прикосновений к гениталиям — как только ты смогла сама контролировать процесс, страх прошел. Ты боялась прикасаться к члену — как только ты получила возможность убедиться в том, что он реагирует только на тебя, и функционирует только благодаря тебе, страх прошел. Сейчас ты боишься самого проникновения. Я тебя не тороплю. Но как только ты сама попробуешь, — Артем кивнул на коробку. — Поймешь, что ничего страшного не происходит, ты позволишь, наконец-то, себе полноценный половой акт.

— Меня и это пугает, — честно призналась я, потрогав пальцев пленочную упаковку на дилдо.

— Я выбрал самый минимальный размер… — начал объяснять мужчина.

— Ага, и как я потом от этого минимального к твоему максимальному перейду? — с усмешкой спросила я.

— Возбуждение до предела, много смазки, — обыденным тоном говорил мужчина, как будто бы мы обсуждали, что купить на ужин.

— Ты такой простой. В тебя просто член никогда не совали, — не задумываясь, выдала я.

— Да, — озабоченно сказал мужчина. — Как-то не приходилось…. Но я в других, как ты там сказала, «совал», и они не умирали.

— А у тебя было много женщин? — с любопытством спросила я.

— Оленька, мне почти 40 лет. Как ты сама думаешь? — безразлично выдал Артем.

— Нет, я не ревную. Просто интересно.

— Они были. Ключевое слово — «были». Сейчас меня волнуешь только ты, — ответил он, поворачивая на проспект, где находилась моя квартира. Наша квартира.