Сердце ёкнуло в тот момент, когда я вдруг понял, что тварь не отстает, а я больше не могу бежать. Пот заливал глаза и делал одежду неприятно-мокрой, липнущей к телу. Воздуха не хватало и я, раскрыв рот жадно пытался заполнить легкие.

Дышите носом, – тут же ввязался Реваз. – И во имя Тьмы, Великий Дракон, скорее!

Спустя пятдесят шагов я сделал открытие, напугавшее меня до колик.

Я нхе мхогу бхольше... сейчас... упадху... – переглянувшиеся Призраки не сказав ни слова, подхватили меня под локти и поволокли с бешеной скоростью, так что мои ноги едва задевали траву.

Дурной медведь, выбежавший откуда-то из малинника, сперва зарычал на нас, а спустя миг, проявляя удивительную для массивной коричневой туши маневренность, развернулся и скрылся в глубинах вотчины.

Не оторвемся, – услыхал я исполненный холодного спокойствия голос Реваза. – Галур...

Они переглянулись, и молодой Призрак внезапно отпустил меня:

Скорее Великий Дракон.

Тьмаааа... – Галур оглянувшись, резко затормозил. Я успел услышать, как он вытаскивает из ножен меч.

Не останавливаемся! – просипел Реваз, изо всех сил пытающийся волочь меня в одиночку.

Даже и не подумаю.

Пусти... я мхогу сам... – задыхаясь от жгучего удушья, выпалил я, с наворачивающимися на глазах слезами заставляя тело двигаться. «Мерх! Помоги! Мерхаджаул!»

Шум позади на мгновение затих. Раздался отчаянный гортанный выкрик Галура и отдалившийся звон оружия. Недолгий.

Потом скрежет и звон возобновился, убедив нас, что дикий настроен хорошенько поживиться. Меня поразила внезапная мысль. Что если это конец? Такой бесславный и глупый конец Великого Дракона Триградья? Сгинуть в безвестном лесу от лапы безмозглой твари.

«Мерх!!!»

На нашем и без того переполненном кочками пути возникла подобная гигантской трещине в земле балка, чьи склоны поросли морошкой и барбарисом. Нет! Я её не одолею!

Именно с такой мыслью я, чувствуя, как гудят ноги, уже карабкался на противоположный её склон, поддергиваемый Ревазом. Проломился с треском через лопухи и папоротники, вымахавшие в половину человеческого роста. И на миг застыл, увидев неподалеку грубо сколоченные «ежи» укреплений. За ними виднелись палатки. И люди.

Засека.

Не раздумывая ни мгновения, занятый только приближающимся, нарастающим за спиной скрежетом лат я на последних силах рванул прямо к лагерю вопя что-то нечленораздельное.

Нас тотчас заметили. Люди встревожено выбегали из палаток. С оружием. В разномастной одежде. И чем ближе я был, тем лучше мог рассмотреть бородатые, откровенно злодейские рожи. На которых при нашем потрепанном виде расплывались предвкушающие оскалы. Когда еще добыча сама прибежит в пасть?

Из огня, да и в полымя! – зло прохрипел Реваз. – Разбойники!

Разбойники же, рассмотрев получше, что несется за нами, откровенно поменялись в лицах, закричав что-то нам. Так же нечленораздельно. Выразительно замахав руками. Хватаясь за луки.

В жопу отсюда!!! Заворачивайте! – расслышал я. Но сворачивать даже не подумал, влетая в небольшой проход между кобылицами[28]. Дикий – увидав такое обширное поле «живятины» – обрадовано застрекотал. У него сегодня был удачный день. Растерявшиеся при виде железной смерти разбойники беспрепятственно пропустили меня за свои спины. Их только вылезшим из палаток товарищам я во избежание лишних проблем на ходу рявкнул, остатками командирского голоса:

Руби его, братва!

Однако прежде чем я успел миновать засеку, меня все же сбили с ног какие-то быстро сообразившие, в чем дело, доброхоты. Но уделить должного внимания не успели, ибо их собратья уже спешно стреляли из луков по бронированному гиганту. Валясь на вытоптанную землю, я подумал, что эти придурки должно быть ни разу не сталкивались с дикиями. Стрелами их атаковать бесполезно. Реваз, легко разминувшись с пнувшим меня юрким типом, от души рубанул его по голове. И размашистым красивым подкатом мясницки разделал его волосатого товарища.

А дикий меж тем добрался до заслона и на ходу снес вкопанного в землю «ежа», повалив тот на двоих лучников. Ударом наглухо закрытой подвижными сегментами грязной брони руки он легко отшвырнул подвернувшегося под ноги мужика в жилетке на голое тело и красных штанах. Тело врезалось в землю, содрав дерн, и осталось бездыханно лежать.

Несколько человек, увидев, страшилище в действии и испытавшие на себе бездушный взгляд синеватых бельм смотрящих на мир сквозь прорези шлема опрометью бросились бежать.

Остальные оказались куда крепче. Появилась ловчая снасть. Пока дикий развлекался разрыванием на куски визжащего разбойника с топором, монстра опутали с ног до головы.

Приказы раздавал немолодой уже усатый разбойник в шапероне[29]. Сам он держался на безопасном расстоянии от чудища, пока то методичными взмахами лап напоминало кровавую мельницу, разделывая бегающих вокруг людей.

Быстрее отсюда, – надрывая легкие, прохрипел я Ревазу, с трудом поднимаясь с земли на дрожащей руке. Вторая – все еще слушалась с трудом и причиняла дополнительные страдания. Тяжело дышащий Призрак, глядя на борьбу разбойников с чудищем, согласно кивнул.

Нет нужды досматривать представление. Кто бы ни победил, нам достанется совершенно не нужное внимание. Рассчитывать на благородство разбойников я собирался не в большей мере, чем на миролюбие дикия. Вполне достойные друг друга оппоненты.

На подгибающихся ногах мы бросились бежать с засеки. Требовалось поскорее выбираться из этого свихнувшегося леса.

... Нам не дали убежать далеко. И версты пробежать не дали. Злые, грязные разбойники нагнали нас очень быстро. Уже виделся мне большак, когда что-то больно ударило в ногу, и я полетел носом в землю. Реваз в полуобороте разрубил самому быстрому из разбойников ключицу, замазавшись в чужой крови. Следующему рассек кисть, заставив упустить оружие.

Живыми брать! – пронесся по лесу жесткий голос вожака. Их было почти два десятка, поэтому у уставшего вымотавшегося Призрака шансов не было. Он сумел убить еще двоих – одному пробив горло, а другому, ткнув прямо в лицо. Я сумел приголубить запоясным ножом всего одного. Потом Реваза сбили с ног.

И начали пинать ногами. Меня ударили в лицо. Наступили башмаком на больную руку.

Живыми! – по-прежнему надрывался невидимый мне вожак, чей голос доносился сквозь злую ругань бандитов. Сквозь болезненные, невероятно обидные удары. Я свернулся на земле клубком, легши на больную руку, поджав колени к животу и пытаясь защитить голову. Но удары все равно доставали, заставляя неметь плечи, ошеломляя, разбивая в кровь лицо, губы.

На глазах выступали резкие, злые слезы. Обида и ярость душили так, что будь я способен перевести их в силу гнусные выродки давно оказались бы испепелены. «Мерх! Мерх!» – мысленно орал я, переживая сильнейшее в своей жизни унижение. Реваз, судя по всему, пытался встать – ему доставалось куда больше моего.

Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? – вдруг раздавшийся рядом голос, показался мне наваждением. Но прекратившиеся удары убедили в обратном.

Расплющив заплывший глаз, я с величайшим недоверием уставился на въехавшую, на поляну персону. Конь – каштановое гигантское чудовище с горящими лиловым пламенем глазами и длинной, подобной львиной, гривой. Зверь был больше обычных скакунов раза в полтора и казался попросту великаном. На спине же он носил великана не меньшего. Озаряя пространство своей вечной сардонической усмешкой, на нас свысока посматривал Гуно Весельчак.

Так что же здесь случилось? – лениво поинтересовался великан. Разбойники в жизни не видавшие таких здоровяков присмирели.

А сам-то кто будешь? – вдруг выбился из рядов разношерстого отряда их предводитель. – Зачем здесь оказался?

Я-то? Я приехал сюда как раз вот за этими двумя людьми. И настоятельно рекомендую мне их выдать.

Так ты, поди, охотник за головами? – осклабился вожак. – Поскребыш стражничий!