Он укоризненно молчал. Я ждал, не собираясь ни за что извиняться.

Магии в то далекое время просто не было. В её нынешнем понимании. Люди практически не умели говорить, передавая смыслы через мысленное общение. Вся речь, все существование древних людей, которых еще и людьми-то назвать было нельзя, вращалось вокруг умения передавать свои мысли. И даже более того. В тот мире неважно было, какой силы твои мышцы и можешь ли ты ломать деревья голыми руками. Не было тогда героев. Не важно было твое умение швырять копье или бить зверя. Защищать и добывать. Потому что самым сильным и почетным был дар не передавать свои смыслы, а навязывать их прочим, – он поглядел на меня, явно ожидая какой-то бурной реакции. Я поёрзал, что можно было посчитать нетерпением – на самом деле мне было неудобно сидеть. – Навязать своё желание. Внушить и принудить к его исполнению. Ничего не имело значения в мире, где одни совершали все под влиянием других. Были живыми марионетками на поводках.

Что ж изменилось-то? – хмыкнул я, перебивая даруемое откровение. – Сегодня то же самое. Сильный завоёвывает, а умный склоняет. Притворство. Политика.

Нынешние короли-завоеватели дети в сравнении с повелителями древнего мира, – жестко ответил Каллиграф. – Они только учатся возводить замки из песка, там, где их предшественники возводили Цитадели.

Я невольно вздрогнул. Дети? Подобное обращение было и у Астис.

Как злые самовлюбленные дети они грозят оружием, ломая все, что только могут, из-за одних лишь капризов. Политика притворна, но притворство можно разгадать. Можно что-то изменить. А в том мире ничего разгадать было нельзя. Нельзя было быть уверенным, что твои стремления принадлежат тебе. Изменить что-то было нельзя тем более. Владыки того мира зорко следили за всем, что приходило в головы их рабам. Дерзкие и свободолюбивые карались смертью.

Прям все-все? Что-то не верится... сколько же было этих владык древнего мира?

А сколько людей в мире современном? – он торжествующе выдохнул: – Два пола. Мужчины и женщины. Властвовали более сильные, способные не только передавать свои смыслы, но и внушать их. Женщины. Все.

Ни хрена себе у вас представления о мире, – вырвалось у меня. Каллиграф грубость проигнорировал, продолжив:

Ничто не вечно. Мир не мог вечно стоять на одном месте, пребывая в ледяном оцепенении. Однажды мудрейшие из мужчин создали Речь. Слова, которые позволяли защищать себя, сбивать с толку привыкших к вечной тишине владычиц. Слова, которые несли совершенно иные смыслы. Они несли силу магии, дополняемой жестом и силой самого мира. Слова позволяющие повелевать стихиями и заклинать духов. Так в мир вошли воплощения Богов. И началась война. Война огня и льда. Война женщин-владычиц и мужчин-магов. Кровопролитная и жуткая сеча, в которой победили маги, – он замолчал, размышляя над чем-то потаённым. Я мельком взглянул в окно. Ученики уже завершили диспут и куда-то расходились, оставляя садик в ведение бабочек и шмелей.

Астис, – вернул моё внимание достаточно безжалостным способом опомнившийся маг. Астис. Так зовут мою головную боль. Мозоль на правой ноге, отзывается на имя Астис. «Астис» – шепчет мне растянутая связка. – Это имя принадлежало, как ты верно уже догадался одной из владычиц древнего мира. Дело в том, что большая часть женщин в конечном итоге утратили свои силы, и даже я не могу сказать, почему все случилось так, а не иначе. Они стали учиться говорить речью. Но только речью обычной – в их устах не рождались чары. Оставались, тем не менее, сильнейшие из владычиц.

Верховные?

Не совсем так. В том мире не было иерархии в привычном понимании. Просто сильнейшие. Они не лишились сил и не раскаялись. Боролись до последнего. Точнее до последней, ибо все они погибли, в конечном счете. Астис и есть последняя владычица древнего мира.

Неплохо она выглядит для столь почтенного возраста, – едко ввернул я. Образ женщины с большими черными глазами и ласковой, возможно чуть безумной улыбкой, не вязался у меня с образом тысячелетней карги.

Сколько лет мне? – вопросом на вопрос ответил Каллиграф. – Семнадцать? Или тридцать семь, как ты подумал, вероятно. Больше. Намного больше. Хотя, – он тут же поспешил развеять все подозрения, – я и близко не стою рядом с Астис.

Допустим. И чем же я помешал этой великой владычице в таком случае? – я даже не сомневался, что он знает о моих проблемах. – Что же сделал я скромный Темный Властелин такого, что она попыталась меня угробить?

Каллиграф тонко улыбнулся:

Ошибка. Она не разменивается на попытки. Если Астис вмешивается она идет до конца. Хотела бы смерти... убила бы.

Я вспомнил, как становились Драконьи Призраки на колени. Как кипела кровь в момент, когда я лишился власти над телом. Вспомнил и признал про себя правоту мага. Но только про себя.

Ерунда. Я же уцелел. И уцелел, потому что она меня недооценила, за что и поплатится сполна.

О да. Теперь ясно. Понятно от начала и до конца.

Что тебе понятно?

Почему она выбрала именно тебя. Такое самомнение и честолюбие большая редкость в нашем несовершенном мире.

Что ты мелешь?

Всего лишь то, что ты послужил ширмой. Изначальным оружием для её целей. Кольцо было у парня по имени Тольяр, но она не отбирала его. Так же как и ты, он думал, что все из-за его проворности. А еще Тольяр верил, что в кольце заключена сила способная победить Астис. Очень уж хотелось ему отомстить. Все же я сразу понял, что он обманывает сам себя – кольцо было у него только потому, что Астис этого хотела. Она изначальна, рассчитывала на... нас всех. И на меня в том числе.

Так ты с самого начала все знал? Ах ты, паскуда! – странно, но после стольких дней ярость моя была приглушенной. Желание придушить Каллиграфа было. Но не такое сильное, как если бы я узнал про все месяца два назад.

И маг все-таки сумел удивить меня. Он явно понимал мои чувства.

Не все. Я не мог знать всего. Но сразу понял, что являюсь деталью в её плане. Если парень пришел ко мне, значит, она этого хотела. Хотела, чтобы я направил его к человеку одержимому страстной мечтой подчинить себе посредством магии силы всего мира. Твои посланцы, искавшие кольцо по всему континенту достаточно четко подтверждали мою догадку. И я сделал то единственное на что был способен.

Сдал меня с потрохами, – ярость стала сильней. Интересно чем я смогу расколотить тупую башку в конце разговора? Для меня сомнений не оставалось – Каллиграфа я порешу, едва узнаю все необходимое.

Не сдал. Ты все еще не понимаешь. Если знаки указывали на тебя, стало быть, и ты был в её плане. Ты мог сделать то, чего не могла она. Уж не знаю почему, но... так что с самого начала ты ходил под её присмотром.

Мне вспомнилась Гвини с её кошачьими золотыми глазами. Надо ж было так попасться на красоту!

Я люблю Астис не больше твоего, – продолжал Каллиграф. – Слишком хорошо понимаю, чего она добивается. Но боюсь, никому из нас не тягаться с ней в искусстве плести интриги и использовать людей. На такое могли быть способны только сами Боги.

Значит, ты решил переложить свои проблемы на меня?!

Нисколько. Повторяю – это и твои проблемы. И были твоими с самого начала, твоего многотрудного пути. Ты просто об этом не знал. Запомни, Грай, если бы она видела в тебе хоть крупицу опасности своим планам, ты бы уже умер.

Имел все шансы неоднократно исполнить твое предположение. Но ведь выжил же.

Что лишний раз доказывает мое предположение, – улыбнулся маг. – После того как она отняла у тебя кольцо, ты просто перестал быть ей интересен. Вообще. Возможно, она уже не помнит о твоем существовании. То, что для тебя означало главное поражение в твоей жизни, для неё было все равно, что сорвать приглянувшийся фрукт с ветки дерева.

Но...

Никаких «но». Ей совершенно плевать на тебя как на противника. Она тебя таковым даже не восприняла. Просто у тебя была нужная ей вещь. Ни больше и ни меньше. Пойми это. Потому что это единственный наш шанс.