Но прежде чем вошла в норму известная система отношений, взгляды правительства на новых и весьма жестоких соседей на Дунае не раз подвергались переменам, и можно без колебаний утверждать, что твердая система принята была тогда, когда не оставалось иного выбора для Византии, т.е. когда славяне завладели уже в конце VI в. значительной частью Балканского полуострова. Прежде всего в рассуждении этого вопроса нужно отличать два периода: сначала в описании славянских набегов отмечается весьма определенно, что набеги предпринимаются из-за Дуная, и что грабеж и добыча составляют существенную цель набега, – так можно характеризовать отношения со второй четверти VI в. Затем, с конца VI в. и в самом начале VII в., замечается другой характер отношений: уже на Балканском полуострове образовался зна чительный пласт славянского населения, уже новые волны расселения доходящие до Константинополя и Солуни и переливавшиеся в Эпир, Фессалию, Грецию и на острова, не питаются из-за задунайских областей, а берут свое начало во Фракии, Македонии и Паннонии.
Наметив в общих чертах вышеуказанный порядок славянской иммиграции, мы встречаем почти непреодолимые трудности, когда захотим эту картину иллюстрировать конкретными фактами. Хотя не может быть сомнения в том, что византийское правительство вполне сознательно шло навстречу совершавшегося на его глазах этнографического обновления Балканского полуострова, но в источниках не сохранилось указаний, по которым можно было бы воссоздать проводимую по отношению к славянам систему. Есть лишь слабые намеки, которые тем более считаем здесь необходимым выдвинуть, что они оказываются малоисследованными и непримененными к занимающему нас вопросу.
По отношению к Балканскому полуострову самое выразительное место читается в житии св. Димитрия Солунского, именно в повествовании о Кувере{6}. Вся эта легенда в конце концов сводится к освещению принятой империей системы отношений к славянам. Оказывается, что в Солуни организована была система вербовки охотников переходить в подданство империи. Органами и посредниками в сношениях между славянами и византийской администрацией были принявшие греческую культуру и частью воспитанные в Константинополе славянские коленные старшины, из которых выбирались правительством и устроители колоний, получившие наименование старшин, жупанов или князей. В сказании о Кувере сохранился след образования славянской колонии во Фракии. Условия, на которых происходило поселение славян на свободных местах, не затронуты в легенде, но о них можно делать догадки на основании исторических известий об основании правительственных колоний в Малой Азии. Заметим лишь, что те лица, которые служат посредниками между правительством и славянами, оказываются в большинстве слишком затронутыми византийской культурой и симпатии их более лежат на стороне империи, чем славянства.
Выведенные византийским правительством славянские колонии на Востоке засвидетельствованы неоднократно летописью. Так, под 664 г. говорится о партии славян в 5000 человек, которая пристала к арабам, опустошившим малоазийские области, и ушла с ними в Сирию, где и основалась на постоянное жительство близ Апамеи{7}. Под 687 г. упоминается об обширной колонии славян, выведенных из Македонии и поселенных в Вифинии в области Опсикий. О судьбах этой колонии сохранились дальнейшие известия. Через четыре года из этой колонии составлен был опричный отряд в числе 30 тыс. воинов под начальством собственного старшины славян по имени Невул. Любопытно также и то, что 20 тыс. из этого отряда предпочли потом перейти на службу к арабам, которые вообще не раз пользовались услугами славян в своих успешных походах на Византию. Около половины VIII в. выведена была в Малую Азию еще многочисленная колония, определяемая в 208 тыс., которой были даны земли в Вифинии близ р. Сангария. Не входя здесь в рассмотрение вопроса о том, какая была судьба славянских поселений в Вифинии, ограничимся замечанием, что поселенные в Малой Азии славяне наделены были земельными владениями и поставлены в такое состояние, чтобы иметь средства к отбыванию военной службы, которой требовало от них правительство. Как можно догадываться на основании отрывочных замечаний писателей, даваемая славянам организация напоминает военное устройство Ваших казацких войск. Такие обширные колонии, как отмеченные в известиях Феофана, должны были играть значительную военную и политическую роль в судьбах империи. По новым наблюдениям, та часть Малой Азии, куда поселяемы были славяне, и в настоящее время имеет не больше 11,2 миллиона населения{8}. Принимая же во внимание, что в VIII в. не могло быть такой плотности населения, как ныне, мы должны допустить, что славяне почти сплошь занимали территорию провинции Вифиния, где, по-видимому, сосредоточивались славянские поселения. Быть может, в настоящее время изгладились уже окончательно следы пребывания славян в Малой Азии, хотя попытка тщательных научных исследователей местной топографии и этнографии, языка и народных преданий могла бы и в настоящее время представлять интерес.
Может быть, единственным памятником жизни славян в Малой Азии нужно считать византийскую свинцовую печать, находящуюся в коллекциях Русского археологического института в Константинополе. Эта печать принадлежала славянам Вифинии и своей надписью утверждает на незыблемых основаниях тот факт, что военная организация была существенным отличием этой колонии, и что организация русских казаков может быть принимаема как тип военных поселений славян. О ней будет речь ниже.
Теперь, возвращаясь к славянам Балканского полуострова, мы можем представить себе несколько ясней политику империи по отношению к ним. Обыкновенно употребляемые выражения у писателей относительно славянских поселений – «насильственные» или «по договору» – не дают еще оснований к определению реальных отношений к империи тех славян, которые располагались во Фракии, Македонии и других провинциях Балканского полуострова. Нам нужно для этого прибегать к обобщениям и делать выводы на основании весьма скудных и случайно оброненных конкретных указаний. Прежде всего выдвигается с особенной силой факт насильственных вторжений славян, при которых не оставалось места ни для договорных отношений, ни для военного принуждения. У писателей VIII и IX вв., бросающих ретроспективный взгляд на события или характеризующих давно прошедшие события по современным, недостает надлежащей точки зрения на то, что происходило на Балканском полуострове в VI столетии.
До настоящего времени всего ближе к действительности и хронологически и по существу сообщаемых подробностей нужно признать упомянутые акты св. Димитрия, патрона Солуни, в которых изредка попадаются и нужные для нас черты. В сущности здесь мы имеем чуть не летописные записи о фактах, происходивших на определенной территории, и о предприятиях славянских вождей, совершаемых в определенное время и с определенной, сознательно поставленной целью. О военном подчинении, т.е. о насильственной колонизации, здесь нет и помина; события происходят совершенно иначе, чем это желательно для империи; она не руководит ими, а лишь пытается открыть для враждебного движения славян такое русло, по которому оно могло бы направляться без особенного вреда для самого существования империи. Конец VI и первая половина VII в. полны в этом отношении драматического интереса. Шла речь о большой ставке с той и другой стороны. Всматриваясь в события с точки зрения взаимных сил, какими располагала Византия и какие выставляли славяне, можно было бы думать, что славянам удастся их мечта насчет завоевания Солуни и обладания империей, но по одинаковым причинам подобные планы не осуществлены были древними славянскими вождями: Кувером, Мавром, Хацо-ном, Первундом и многими другими, как и более поздними: Крумом, Симеоном, Стефаном Душаном и др.
«Было во дни благочестивой памяти епископа Иоанна, поднялся народ славянский, бесчисленное множество из дрогувитов, сагудатов, велегезитов, вэунитов, верзитов и прочих народов. Научившись делать лодки из одного дерева и снарядив их для плавания по морю, они опустошили всю Фессалию и расположенные кругом нее и Еллады острова, еще же и Кикладские острова и всю Ахэю, Епир и большую часть Иллирика и часть Азии и сделали необитаемыми многие города и области. Составив общее решение идти на христолюбивый сей город, чтобы и его разорить, как и другие города, они пригнали в приморское место выдолбленные из цельного дерева лодки, которых было бесчисленное количество, прочие же в неизмеримом числе окружили богохранимый сей город с востока, с севера и запада и со всех сторон, имея при себе свои семьи с хозяйством, в том намерении, чтобы, по взятии города, поселиться в нем.– Тогда слезы лились рекой и были воздыхания по всему городу, до смерти напуганному одним только слухом о чрезвычайных опустошениях городов, о бесчисленных убийствах и пленениях и о том, что варвары уже везде хвастаются погибелью города. Кроме всего прочего, не оставалось и своих судов, не было их и в ближайших местах для защиты входа в городскую гавань. Особенное уныние возбуждали в гражданах христианские беглецы, сделавшиеся пленниками от такого беспощадного осадного положения. И была тогда одна душа и у робких, и у мужественных, каждый имел перед глазами или горечь плена, или смерть, не имея возможности никуда спастись, ибо, как смертоносный венец, варвары славяне держали в тисках город.
