Это был удар ниже пояса. Я надеялась получить честный ответ от лордов, но не решать самой за нас троих. 

Нельзя полюбить сразу двоих. Сердце непременно должно разорваться от мучительного выбора. Как можно быть настолько эгоистичной, что даже с мужчиной не определиться?

Но если мужчины готовы допустить такую неправильную, странную во всех отношениях любовь? Если их не смущают твоё смятение? Если они не требуют сделать выбор — по крайней мере, не сейчас, — как быть? Оградиться? Спрятаться в норке и не высовываться оттуда, пока проблема не разрешится сама по себе?

Или...

Жить?..

Той грязной разращенной жизнью, в которую ты окунулась добровольно и с огромным удовольствием.

— На улице так жарко. Думать ни о чем не могу, только о прохладном душе,  — увильнула я от прямого ответа, тронув распущенные волосы, коснувшись кончиками пальцев шеи. — Не составите мне компанию?

А затем, многозначно подмигнув, проследовала в дом.

Для чего слова, если можно действовать?

Здесь и сейчас.

***

Скинуть с себя одежду и остаться нагишом под опаляющими взглядами тех, кто стал для тебя желаннее всего. Ступить под струи воды, поманив лордов за собой.

Они раздеваются неторопливо, как будто издеваются надо мной. Даже Макс, которому снимать-то нечего (одни штаны!), делает это нарочито медленно, не сводя с меня голодного взора. Я — добыча, угодившая в их расставленные силки, и мне нравится запутываться всё сильнее. Без возможности освободиться.

Как хорошо, что в здешнем душе можно поместиться втроем, не боясь переломать себе ноги. Из крана над моей головой льется горячая вода, и я стою, прижатая спиной к Максу, грудью вжатая в Александра, который осторожно выводит дорожку из поцелуев по моей шее. Мои пальцы рисуют мыльный узор по коже старшего лорда, а младший оглаживает мои бедра, не заходя ещё за черту запретного. Но его твердый член, трущийся между моих ягодиц, лучше слов говорит о дальнейших намерениях.  

— Ох… — глухо стонет он, стоит мне податься назад.

Я касаюсь попой его бедер, понимая, что мне нужно сильнее, глубже, больше... от них обоих.

Но они не торопятся перейти ту границу, что отделяет нас от окончательного помутнения.

Алекс находит губами сосок и с насмешливой размеренностью обводит его кончиком языка, будто пробует на вкус. Касаясь пальцами одному ему известных точек на моем теле, доводит меня до состояния, когда ноги не держат, и все чувства сосредоточены внизу живота.

В их руках я словно послушная глина, и моими движениями управляют их сильные руки. Их губы шепчут моё имя, которое звучит с невыносимой похотью. Они покусывают мочки моих ушей — я даже не подозревала, что это может быть так чувственно! — оттягивают жаждущие ласки соски. Боль на грани с удовольствием только распаляет. Мне становится так жарко, что невозможно сдерживаться.

Александр садится на колени и закидывает правую мою ногу себе на плечо, открыв меня полностью. Перед ним. Языком тронув центр моего желания, он наблюдает за реакцией. Вводит внутрь один палец, насаживает меня на них.

Жарко. Слишком хорошо. Мне кажется, я не продержусь и минуты. Пытаюсь свести ноги — ощущения слишком остры, — но Макс разводит их коленом и шепчет на ухо:

— Давай, девочка. Сделай это. Нам нравится видеть тебя такой.

Мне хватает секунд, чтобы задохнуться от наслаждения и едва не рухнуть на колени. Впрочем, лорды никогда не позволят мне упасть. Они с удовольствием наблюдают за тем, как меня трясет, и не пытаются закончить начатое.

Распаляют до предела порочными фразами. Терзают грудь. Трогают откровенно, непристойно, грязно. Трутся об меня.

Алекс сдерживается, будто даже в этот момент боится дать себе слабину, расслабиться, отпустить ситуацию. Макс глухо стонет и подается вперёд, когда мои пальцы оглаживают его возбужденный, нетерпеливо подрагивающий член.

Я сама опускаюсь перед ними на колени и по очереди целую, выводя дорожки от низа живота до головки. Касаюсь губами, обвожу языком, надавливаю пальцами на ствол. Их стоны — знак, что я всё делаю правильно даже в этих странных, сложных отношениях.

— Расслабься, — произношу на ухо Александру, поднявшись на ноги. — Ради меня.

Он кивает. Не сразу, но взгляд его меняется, и вздохи становятся горячее, откровеннее.

— Я хочу… вас обоих, — говорю, закусив губу от нетерпения и бесконечного вожделения, которое не утолить ни пальцами, ни губами.

А дальше как в убыстренной перемотке. Меня оборачивают в полотенце и на руках вносят в спальню, укладывают на кровать и разводят мои ноги. Меня разогревают поцелуями и укусами. А затем Александр входит на полную длину, не отводя взгляда. Я издаю тихий всхлип, когда он начинает двигаться во мне, а губы Макса ложатся на воспаленную желанием грудь. Его пальцы находят мой рот и заставляют посасывать.

Как же грязно. Мне нравится то безумие, в которое обратилось сегодняшнее утро.

Они меняются. Я стою на коленях, оттопырив зад, и без единого слова прошу войти в меня вновь. Продолжить. Не останавливаться. Я дрожу от нетерпения, и когда Макс заполняет моё лоно, могу только задохнуться от восхищения. Он оттягивает мои волосы, оставляет на шее отметины. Подводит к самой грани и тут же отрезвляет легкими шлепками. 

Они такие разные. Им не нужны слова, чтобы управлять мною. Лорды доводят меня до исступления, заставляют молить о разрядке. Их пальцы находят мой клитор, массируют его то осторожно, то так сильно, что я готова взорваться на молекулы. Они внутри меня.

Александр нежен, и мне самой хочется насаживаться сильнее, быстрее, чтобы найти тот особенный темп, от которого сносит крышу.

— Не торопись, — шепчет он мне и вновь издевается, задержавшись на несколько секунд внутри.

А потом ускоряется.

Ещё. Ещё. Ещё.

Это утро кончается там же, где и началось — в душе. Но теперь лорды с особой нежностью намыливают моё тело — я не способна даже стоять на ногах, — массирующими движениями втирают мыльный состав в мои волосы.

— Доверься, — усмехается Алекс, видя, как тяжело мне дается равновесие, и заставляет меня опереться о его мощное тело.

Глупый. Не понимает, что давно уже доверилась.

Макс тщательно смывает с меня пену. Проводит по волосам ладонью. Мягко улыбается и целует в кончик носа.

А потом мы сидим в кабинете, куда служанки приносят обед, и в полном молчании сметаем с подносов еду. Сил нет даже на то, чтобы общаться. Да и не хочется.

Мы сотворили что-то невозможное, а оттого особенно запоминающееся.

Мы втроем.

— Так что насчет свержения императора? — внезапно спрашивает Макс, оторвавшись от мяса в заливке. — Ты не передумал?

— У нас нет выбора, — отзывается Алекс, помрачнев. — Я не люблю громких слов, но мы обречены.

И день становится прежним. Тусклым и лишенным надежды. Потому что мы вспоминаем: будущего может не случиться, и сегодняшняя страсть останется лишь горьким воспоминанием.

Впрочем, пока у нас есть то, ради чего стоит бороться, мы не сдадимся.

Я не позволю.

Нас не трогали вот уже неделю. Странное чувство. Ты ежедневно ожидаешь начала конца, но утро сменяется вечером, и ничего не происходит. Словно мы перестали интересовать и любопытных аристократов, и злопамятного императора, и даже Виктора. Стали такими незначительными, что от нас отстали.

Или готовились к чему-то крупному?..

Дни проходили одинаково. Мы с Александром просыпались с первыми лучами солнца и шли тренироваться. Точнее — шел Алекс, а я тащилась за ним полудохлой клячей, у которой отваливались все части тела одновременно. Он перестал щадить меня, и, заявив, что мне нужно привести себя в надлежащую форму, гонял по полю как угорелого коня.

 — Чем тебя не устраивает моя нынешняя форма?! — вопрошала я, одновременно задыхаясь и пытаясь уклониться от удара палкой.

Задыхаться получалось хорошо, уклоняться — плохо.