2. Сильвестр Медведев — Епитафион Симеону Полоцкому, 1680 (по сб.: Вирши), Плач и утешение на смерть царя Федора Алексеевича, 1682 (Древняя российская вивлиофика, изд. 2, т. 14, 1790), и стихи из Манны, 1687 (цитируемые в: А. Прозоровский, Сильвестр Медведев. М., 1896, с. 478–480 и 525); всего 500 стихов.

3. Димитрий Ростовский — 500 стихов из Рождественской драмы (по кн.: Русские драматические произведения 1672–1725 годов. Под ред. Н. Тихонравова, т. 1. СПб., 1874) и 500 стихов из Успенской драмы (по изд. М. Н. Сперанского, в: Чт. в Об-ве ист. и др., 1907); принято считать, что эти произведения написаны Димитрием еще на Украине, т. е. до 1702 г.

4. Феофан Прокопович — 800 стихов из трагедокомедии Владимир, 1705 (по кн.: Сочинения. Под ред. И. П. Еремина. М.; Л., 1961).

5. Анонимная пьеса Дафнис, гонением любовного Аполлона в древо лявровое превращенная, 1715 (по сб. Тихонравова, т. 2) — 400 стихов.

6. Федор Журовский, Слава Российская, 1724 (Чт. в Об-ве ист. и др., 189.2) — 436 стихов (полностью).

7. Исаак Хмарный, Драма о Езекии, царе израильском, 1728 (по кн.: В. Н. Перетц, Памятники русской драмы эпохи Петра Великого. СПб., 1903) — 500 стихов.

8. Петр Буслаев, Умозрительство душевное, 1734 (отд. изд.) — 378 стихов (полностью).

9. Антиох Кантемир: 500 стихов из перевода сатир Буало, 1727–1729 [?] (посвящение, I и IV сатиры); 250 стихов Петриды, 1730; 500 стихов из первой редакции Сатир, 1731 (I и II сатиры); 600 стихов из перевода II книги писем Горация, 1742–1744. Мы старались представить все периоды творчества Кантемира, насколько это возможно при скудности хронологических данных. Вторая редакция сатир исключена сознательно как памятник многослойный. (Все тексты — по изд. Собрание стихотворений. Под ред. З. И. Гершковича. Л., 1956, и Сочинения… Под ред. П. А. Ефремова. СПб., 1867–1868).

10. Василий Тредиаковский: 460 стихов произведений 1725–1732 гг. (Элегия о смерти Петра Великого, Стихи эпиталамические, 16 стихотворений из Езды на остров Любви, Стихи ее высочеству… Екатерине Иоанновне); 403 стиха из Нового и краткого способа к сложению российских стихов, 1735 (Эпистола и две Элегии); 500 стихов из Феоптии, 1754 (Эпистола VI). (Все тексты — по изд.: Избранные произведения. Под ред. Л. И. Тимофеева. М.; Л., 1963).

Кроме того, для статистики цезур привлекались дополнительные порции материала из Журовского (Слава печальная, 1725, изд. в ТОДРЛ, т. 6, 1948 — 492 стиха), Хмарного (еще 500 стихов из Езекии) и Кантемира (1710 стихов из сатир, 720 стихов из перевода Горация), а также по 500 стихов из анонимной пьесы Действие на страсти Христовы (конец XVII в., по сб. Тихонравова, т. 1) и из Иосифа патриарха Л. Горки (1708, по сб. Тихонравова, т. 2). Таким образом, подробному обследованию было подвергнуто 7777 стихов, а обследованию на цезуры — 12 655 стихов.

Порции из каждого автора брались от начала произведения. Проверка по отдельным сотням показала, что для статистики цезур объем в 500 стихов вполне достаточен, и прибавление новых сотен почти не влияет на средние показатели. Стихи, отступавшие от 13-сложного объема, пропускались. К конъектурам мы позволяли себе прибегать лишь в простейших случаях — там, где для восстановления 13-сложного объема не требовалось вставлять или устранять лишние слова, а достаточно было читать вместо «в» — «во», вместо «стяжание» — «стяжанье» и т. д. Так, в Умозрительстве Буслаева (часть 1) мы восстанавливали 13-сложник в стихах 15 «Дух силы всемогущей, бож[и]ей благодати», 17 «Тогда показался крас[е]н, человеков паче», но пропускали такие стихи, как 2 «Как солнце свой круг тогда обтекало», 23 «Однакож славы сие не отымало», 44 «Добродетелей в цветах вся украсилась» и т. п. (оттого и объем поэмы сократился для нас с 400 до 378 стихов).

В качестве сравнительного материала по польскому стиху были взяты первые 600 строк сплошного 13-сложника из Псалтири Я. Кохановского (посвящение и псалмы 1, 4, 6, 12, 13, 21, 24, 29, 31, 36, 41, 44, 54, 55, 59, 67, 68, 71). В качестве сравнительного материала по «естественному ритму» русского литературного языка XVII — начала XVIII в. была взята статистика ритмических типов слов из 5 прозаических памятников этого времени, по первой тысяче из каждого — предисловия к Вертограду многоцветному Симеона Полоцкого, Слова на похвалу… Петра Великого Ф. Прокоповича, Писем о природе и человеке А. Кантемира, Повести о Савве Грудцыне и трагедии Иудифь. Насколько этот набор текстов может служить представителем всей «художественной прозы» своего времени — это, конечно, весьма гадательно; однако при нынешнем состоянии изучения языка и стиля XVII в. достигнуть большего было трудно. Суммарные цифры приводятся в таблице 1; исследовать индивидуальные отклонения каждого из 5 текстов, к сожалению, здесь невозможно. Ход операций, которыми из данных ритмического словаря конструируется стих с «естественным языковым ритмом», описан нами в статье о 3-ударном дольнике[1].

Для удобства работы было допущено одно принципиально важное упрощение. Именно, весь наличный материал ритмических форм силлабического 13-сложника был разделен на две большие группы — стихи, не содержащие столкновения словесных ударений внутри полустишия («чистые формы»), и стихи, допускающие таковые («нечистые формы»).

Число возможных чистых форм в 13-сложнике, понятным образом, ограничено: оно составляет 25 для 1-го полустишия (при ударении на 5-м, 6-м или 7-м слоге, в зависимости от мужской, женской или дактилической цезуры) и 5 для 2-го полустишия (при последнем ударении на 5-м слоге). Вот эти формы. Примеры взяты из Владимира Прокоповича (действия I, II, III) и стихотворений Симеона Полоцкого Скакание и Клевета.

Как мы увидим дальше, чистые формы полустиший составляют в нашем материале 75–80 % всех полустиший, а нечистые формы — только 20–25 %. Это дает нам право при анализе ритма полустиший ограничиться (по крайней мере, при настоящем первом подступе) изучением только ритма чистых полустиший как решительно преобладающих.

В дальнейшем все сопоставления эмпирических и теоретических данных по ритму полустиший будут относиться только к этому кругу форм.

Однако, сочетаясь в целые стихи, чистые формы полустиший будут давать лишь немногим более 50 % чистых целых стихов; а сочетания стихов в двустишия дадут еще того меньший процент чистых двустиший. Поэтому при анализе ритма целых стихов двустиший мы уже не можем с такой легкостью отметать нечистые формы; мы вынуждены включить их в рассмотрение, сведя к тем или иным схемам чистых форм, отягченным сверхсхемными ударениями.

В самом деле, почти во всяком столкновении ударений можно различить более сильное, ведущее (?) и более слабое, подчиненное (`). Например:

В ходе такой слуховой разметки можно уловить некоторые закономерности: 1. при столкновении неравносложных слов обычно более длинное несет более сильное ударение, чем короткое («брaт кня?зя», «Яропoлк, брaтним»); 2. при столкновении равносложных слов знаменательное несет более сильное ударение, чем служебное («мoй брaт eсть»); 3. при столкновении равносложных знаменательных слов второе несет более сильное ударение, чем первое («Вси твоей начну`т дру?жбы, вси мира желати»). С помощью этих трех принципов весь материал тонируется единообразно и, как кажется, в соответствии с непосредственным слуховым ощущением. Во всяком случае, они не позволяют произвольно тонировать стих в угоду априорным ритмическим схемам — например, читать «Не Владимир мoй брат eсть, но враг мoй, безбожный…», чтобы стих звучал «хореичнее».