1958

ИВАНОВА ИВА

     Иван до войны проходил у ручья,
     Где выросла ива неведомо чья.
     Не знали, зачем на ручей налегла,
     А это Иванова ива была.
     В своей плащ-палатке, убитый в бою,
     Иван возвратился под иву свою.
     Иванова ива,
     Иванова ива,
     Как белая лодка, плывет по ручью.

1958

x x x

     Сирени вы, сирени,
     И как вам не тяжел
     Застывший в трудном крене
     Альтовый гомон пчел?
     Осталось нетерпенье
     От юности моей
     В горячей вашей пене
     И в глубине теней.
     А как дохнет по пчелам
     И пробежит гроза
     И ситцевым подолом
     Ударит мне в глаза —
     Пройдет прохлада низом
     Траву в коленях гнуть,
     И дождь по гроздьям сизым
     Покатится, как ртуть.
     Под вечер — вёдро снова,
     И, верно, в том и суть,
     Чтоб хоть силком смычковый
     Лиловый гуд вернуть.

1958

ПОСРЕДИНЕ МИРА

     Я человек, я посредине мира,
     За мною — мириады инфузорий,
     Передо мною мириады звезд.
     Я между ними лег во весь свой рост —
     Два берега связующее море,
     Два космоса соединивший мост.
     Я Нестор, летописец мезозоя,
     Времен грядущих я Иеремия.
     Держа в руках часы и календарь,
     Я в будущее втянут, как Россия,
     И прошлое кляну, как нищий царь.
     Я больше мертвецов о смерти знаю,
     Я из живого самое живое.
     И — Боже мой — какой-то мотылек,
     Как девочка, смеется надо мною,
     Как золотого шелка лоскуток.

1958

МОТЫЛЕК

     Ходит мотылек
     По ступеням света,
     Будто кто зажег
     Мельтешенье это.
     Книжечку чудес
     На лугу открыли,
     Порошком небес
     Подсинили крылья.
     В чистом пузырьке
     Кровь другого мира
     Светится в брюшке
     Мотылька-лепира.
     Я бы мысль вложил
     В эту плоть, но трогать
     Мы не смеем жил
     Фараона с ноготь.

1958

РАННЯЯ ВЕСНА

     Эй, в черном ситчике, неряха городская,
     Ну, здравствуй, мать-весна!
     Ты вон теперь какая:
     Расселась — ноги вниз — на Каменном мосту
     И первых ласточек бросает в пустоту.
     Девчонки-писанки с короткими носами,
     Как на экваторе, толкутся под часами
     В древнеегипетских ребристых башмаках,
     С цветами желтыми в русалочьих руках.
     Как не спешить туда взволнованным студентам,
     Французам в дудочках, с владимирским акцентом,
     Рабочим молодым, жрецам различных муз
     И ловким служащим, бежавшим брачных уз?
     Но дворник с номером косится исподлобья,
     Пока троллейбусы проходят, как надгробья,
     И я бегу в метро, где, у Москвы в плену,
     Огромный базилевс залег во всю длину.
     Там нет ни времени, ни смерти, ни апреля,
     Там дышит ровное забвение без хмеля,
     И ровное тепло подземных городов,
     И ровный узкий свист летучих поездов.

МАЛЮТКА-ЖИЗНЬ

     Я жизнь люблю и умереть боюсь.
     Взглянули бы, как я под током бьюсь
     И гнусь, как язь в руках у рыболова,
     Когда я перевоплощаюсь в слово.
     Но я не рыба и не рыболов.
     И я из обитателей углов,
     Похожий на Раскольникова с виду.
     Как скрипку, я держу свою обиду.
     Терзай меня — не изменюсь в лице.
     Жизнь хороша, особенно в конце,
     Хоть под дождем и без гроша в кармане,
     Хоть в Судный день — с иголкою в гортани.
     А! Этот сон! Малютка-жизнь, дыши,
     Возьми мои последние гроши,
     Не отпускай меня вниз головою
     В пространство мировое, шаровое!

1958