На помывку ушёл почти час. Дважды в парилку, скобление скребками и ветошью, натирание щёлоком — как объяснил Лостад, это необходимое перед посвящением действо.

Розовые, как только что родившиеся поросята, мы наконец-то вырвались из этого ада в раздевальную комнату, где нас ждали абсолютно новые комплекты обмундирования. В районе желудка от вида их сладко засосало, сердце наполнилось гордостью. Представил, как буду в этом выглядеть, и приятные ощущения удесятерились.

Рубаха такая же, но только помимо креста на левом, на правом плече вышит меч остриём вверх, знак риттерства. Гарда прямая, значит, риттер из милости. У благородных она полумесяцем согнута в сторону клинка. Штаны обычные, серого цвета. А вот сюрко алое, но как оказалось позже — оно лишь на время акколады, потом заменят на стандартное белое, только с тем же риттерским символом на груди. Плащ серый, жантовский. Видел такие несколько раз в лагере. По окаёмке прошит серебряной нитью, внизу, как и у аржантов красная полоска сантиметров в пять шириной. А наши сапоги стояли у порога, чистые и густо смазанные жиром дролтов, отчего блестели, словно сталь на солнце.

Такими мы и вышли из мрачного банного помещения на свет божий, красивые и неимоверно гордые собой. Пока одевались, я поглядывал на Линка. Выражение его лица было странным, напряжённое, желваки ходят. Но странность эта легко объяснялась, если знаешь его историю. Уверен, в голове у него сейчас крутилась примерно такая мысль — Ну я же говорил, что снова стану риттером? Говорил же?

Легко взобравшись в брыку, мы покатили к небольшой часовенке. Почти такая же, как у Вирона, из тёсанных брёвен, с посеребрённым куполом и маленьким крестом на нём.

Внутри пахло деревом и озоном, из-за горящих магических шаров. У дальней стены — алтарь, на нём статуя Номана в человеческий рост, пол мраморный, правда половина плит разломаны. Вероятно, часовенка эта не один раз была разрушена во время прорывов армии Тьмы. Они, скорее всего, плиты и ломали. Новые же возить сюда и далеко, да и незачем — всё равно ж снова разобьют во время следующего прорыва, вот и укладывали обратно старые.

Мы с Линком приблизились к алтарю, застыли, склонив головы. Лостад встал чуть позади, предупредив, чтобы мы слушали его щелчки пальцами. Началась месса.

Служил её предарх Карломо Алькордский, по крайней мере, так нам сказал лег-аржант, помогали этому предарху два предлега. Карломо Алькордский был в длинной белой рубахе до пят, сверху покрыт чёрным плащом. В начале службы он появился слева от алтаря и чинно прошествовал к амвону в передней его части. Его путь сопровождало какое-то заунывное песнопение. Я пытался высмотреть исподлобья, где находятся поющие, но не смог, а поднимать голову и откровенно вертеть ею по сторонам не решился. Как только Карломо на амвон взошёл, песнопение резко прекратилось. Повисла тишина, какая бывает только в храмах, и мы с Линком услышали лёгкий щелчок. Как и было уговорено — трижды перекрестили лица. Один из предлегов притащил в это время аналой и поставил перед своим шефом, а второй возложил на него толстую книгу. Карломо уверенно открыл её в самом начале и бросил на нас оценивающий взгляд.

Всё это я пытался увидеть полной картинкой, не поднимая головы, отчего глаза уже начинали нестерпимо болеть. Предарх глухо кашлянул в кулак и приступил к чтению. Язык, разумеется, особый, храмовничий, ни черта непонятно.

Ох ты, что-то про книги вроде. Прислушался. Нет, ни хрена не понять.

Супер. Шифровки из Центра отдыхают.

Сдержал усилием воли улыбку.

В этот миг снова грянуло пение, похожее на гимн и звучало целых минут пять. Когда смолкло, мы снова услышали щелчок, перекрестились торопливо, а Карломо Алькордский продолжил.

В таком режиме прошло не меньше часа. Наконец предарх указал нам на алтарь и потребовал, именно потребовал, возложить на него мечи. После этого мы приняли причастие, съев маленькие хлебные колобки.

Пока мы их ели, предарх оружие освятил, и предлеги поднесли его нам, держа на вытянутых руках. Клинки были вложены в ножны, мы перекрестились, среагировав на очередной щелчок, и месса окончилась. Напоследок Карломо обнял нас поочерёдно, призывая при этом служить Великому Номану, что было конечно примерно, ибо говорил он тем же шифрованно-возвышенным слогом. Кроме имени бога и слова «служище» я, в общем-то, больше ничего и не понял.

Закончив с объятьми, предарх вздохнул с чувством глубокого удовлетворения и перешёл на нормальный язык.

— Что ж, воины и братья мои в Номане. От себя могу пожелать вам не запятнать риттерской чести и славы, и до конца дней своих пронести свой крест избранных с достоинством.

Обозначив поклон, мы синхронно развернулись, щёлкнув каблуками сапог, и почти строевым, наконец-то, часовенку покинули. Снова уселись в брыку, которая теперь повезла нас на площадь перед фортом.

— Расскажи ему на всякий случай про пощёчину, — бросил лег-аржант Линку, и спрыгнув на землю, поспешил к командиру нашего легиона.

— Да, это… тебе пощёчину дадут, ты только в ответ не бей, — он усмехнулся. — А то был раз случай.

— Ты думаешь, мне это неизвестно? — притворно удивился я, хотя, на самом деле ничего не знал. Линк в ответ лишь пожал плечами.

Выбравшись из повозки, я поправил слегка съехавшее на бок сюрко и глянул в сторону нашего гурта. Он стоял на площадке размером метров сто на сорок, увидел как Ниго и ещё несколько парней вскинули в приветствии руки. Ответил им лёгким кивком.

Пока из брыки выбирался Линк, ко мне подскочил Келтик.

— Сервий сказал, чтоб вы уже шли.

— О’кей, — ляпнул я в ответ нашему адъюту, чем здорово смутил его. На паренька я зла не держал, но проучить немного можно, поэтому, окатив его пристальным взглядом, добавил. — Это что за обращение к вышестоящему? Где полагающееся мин жант? И держи выправку адъют. Согнулся, как старик.

Подмигнув растерявшемуся парню, я зашагал к группе высших чинов. За исключением Лостада, все остальные в ней были не ниже арлегов, а половина, судя по гербам на сюрко и медальонам на шее — риттеры. Не из милости, разумеется — нам ни гербов, ни медальонов не положено.

Вообще-то, если честно, столь щедрая и главное двойная награда в виде риттерства и звания жанта сначала меня удивила, если не ошеломила. Но, поразмыслив немного, я объяснил себе всё это весьма просто. После столь внезапного нападения нужно было поднимать боевой дух, а сделать это легче всего вот такими наградами и денежными премиями. Мол, парни, помирать-то, конечно, некоторым придётся, но зато и храбрых мы одариваем как положено. Думаю, теперь каждый второй легионер будет в бою жилы рвать, чтобы получить то, что с минуты на минуту получим мы.

Сервий указал нам с Линком на два круга, начертанные на земле куском местного известняка и к нам тут же пристроилась пара совсем уж молодых парнишек лет по пятнадцать, как я понял пэйджи. Несколько таких прикреплено к штабу, привыкают так сказать, к воинским будням с младенчества. Будущие риттеры как-никак.

В руках у пэйджев были небольшие подушки, похожие на бархатные, такого же цвета, как наши сюрко. Они положили эти подушки на землю, напротив нас.

— Гурт, смир-но! — привычно гаркнул Лостад. Остальные же стали напротив нас, заложив руки за спины и приосанившись.

— Во славу Великого Номана, — громким голосом начал один из риттеров, плотно сбитый мужчина лет сорока. Его лицо было обрамлено тёмной окладистой бородой, взгляд прямой, неподвижный, словно смотрит сквозь тебя. — Во славу Повелителя и духа риттерства говорю вам. И не говорите потом, что не слышали вы. Риттер обязан почитать Бога, служить Богу, и любить Его искренно. А также сражаться за веру и умирать за неё, но не отрекаться. И обязан он служит Повелителю, и защищать его, так же яростно, как и веру. Щит риттера да будет прибежищем слабого и угнетенного, мужество его да поддерживает везде и во всем дело правого. Да не обидит он никогда никого, да повинуется он командирам, над ним поставленным, да живёт он братски с себе равными, и гордость и сила его да не возобладают им в ущерб прав ближнего. Да не примет он титулов и наград от чужеземных правителей. Да не простит он никогда обид ему нанесённых, ибо вот она последняя обида, которую он прощает.