Первый уткнулся носом в мои ладони и закрыл глаза, после чего его тело знакомо поплыло и задрожало, словно мираж в пустыне. Пакость, заметив неладное, встревоженно пискнула и попыталась вмешаться, но я на нее шикнул, и она застыла на комоде соляным столбиком, беспокойно следя за гуляющими по телу улишша волнами.

К счастью, обратный процесс прошел намного легче, чем ожидалось, и оказался не таким мучительным для нуррят, как объединение душ. Поэтому всего через несколько ун тело Первого буквально рассыпалось, развалилось на куски, будто плохо слепленный кулич. А еще через уну на месте каждого такого куска сформировалось по полноценному нурру, которые встретили свой старый облик облегченным рыком.

– Вот это да! – прошептал Макс, когда вокруг кровати запрыгали восемь прилично подросших за сутки нуррят. – Кто бы мне раньше сказал, что улишши на такое способны – ни за что бы не поверил!

Я улыбнулся.

– Я тоже не знал, что они настолько полезные. Но, наверное, первоначальная форма им и тут помогла. Мое тело тоже достаточно пластично. Хотя и не настолько, чтобы проделывать подобные фокусы. Так, малышня, если вы голодны, сбегайте перекусить по‑быстрому. А если нет, то тогда слушай мою команду!

Звери тут же успокоились и, выстроившись вокруг меня полукругом, внимательно выслушали приказ. После чего дружно рыкнули, вильнули хвостами и, нырнув на изнанку, стремглав умчались выполнять важное поручение.

– Эм… Олег? – осторожно спросил Макс, когда улишшей и след простыл, а я с облегченным вздохом развалился на постели и закрыл глаза. – Как ты себя чувствуешь?

– Странно, – признался я. – Такое ощущение, что я – это совсем не тот я, который когда‑то попал на Ирнелл в качестве гостя.

– Тебя смущают твои поступки? – еще осторожнее уточнил он.

– Не смущают. Но сегодня я… пусть и чужими руками… убил двух человек. Причем тех, кто ничем мне не угрожал. От кого не надо было защищаться. Людей, которые, хоть и взяли грех на душу, лично передо мной ни в чем не были виноваты. Я их увидел, узнал, осудил и умышленно уничтожил. Я смотрел, как они умирают, Макс. И во мне совершенно ничего не дрогнуло, хотя раньше я таким не был.

– Ты думаешь, это смена матрицы так на тебя повлияла?

– Да, – снова признался я. – Я почувствовал себя сегодня так, как мог бы почувствовать и поступить мастер Шал. Расчетливо, спокойно и жестоко. Но при этом каратель не стал бы никого убивать чужими руками. Он бы просто подошел и выстрелил в подлецов в упор. А действовать исподтишка… нет. Это, скорее, манера Рани.

– Ты стал сам на себя не похож… Ты об этом пытаешься сейчас сказать?

Я открыл глаза и, глянув на давно не крашенный потолок, в третий раз вынужденно признал:

– Такое впечатление, что матрицы меняют меня гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд. Поначалу меня еще смущала мысль о воровстве, но вместе с личиной мальчишки я стал воспринимать это как должное. Даже с ниисом был не прочь поработать. Больше того – мне понравилось. Еще раньше я думал, что не смогу так легко убить человека. Разве что в случае самообороны, как с Ошши. Но вот пришел мастер Шал, и теперь для меня это не проблема. Жоша и его приятелей я убил, даже не задумавшись. Я больше о них не вспомнил, пока бродил по подземелью. Я даже сейчас уверен, что поступил правильно… и в каком‑то роде это действительно правильно, потому что те люди были далеко не самыми достойными членами общества. Они заслужили свою участь. Также, как и двое подонков, которые испустили дух на припортовом складе. Проблема в том, что несколько месяцев назад я бы не рискнул взять на себя роль судьи и одновременно палача. А сегодня для меня это оказалось совсем несложно.

– Знаешь, – отозвался после небольшой паузы Макс. – Я думаю, что плотное соприкосновение с чужой личностью так или иначе оставляет свой след. Влезая в чужую шкуру, ты на время действительно становишься кем‑то другим. Проникаешься чужими мыслями, эмоциями, принципами… и некоторые из них остаются даже после того, как личина исчезла.

– Ты не думаешь, что со временем этих принципов и мыслей станет так много, что я перестану быть тем, кем себя считал? И с годами то, что было моим, растворится во всем том, что приходит с чужими личинами?

Макс тихо вздохнул.

– Наверное, ты прав. И опасность того, что однажды ты потеряешь себя окончательно, действительно существует. Но мне почему‑то кажется, что все не так страшно. И мастер Шэдоу очень не зря подобрал тебе для первого раза матрицу Лурра.

Я нахмурился.

– Старик?

– Честный старик, – тихо поправил меня Макс. – С устоявшимися моральными принципами, много чего повидавший и осознавший истинную цену жизни и смерти… Самое первое впечатление от встречи с новым, как правило, бывает для нас и самым значимым. Поэтому, даже если ты и забираешь у своих матриц какие‑то чувства, то у старого знахаря ты должен был взять их больше всего. И, наверное, именно поэтому тебя сегодня вообще посетила мысль, что ты мог совершить ошибку.

Я замер.

Черт меня задери…

Неужели правда?! Неужто Шэд заранее предвидел мои трудности и сделал так, чтобы у меня… простого русского парня с не бог весть каким жизненным опытом… появилась полноценная эмоциональная база, на которую я, работая с другими матрицами, мог бы опереться? Но тогда получалось, что некоторые поступки, которым я поначалу не мог найти объяснение, были продиктованы ненавязчивым влиянием открытого, поразительно чистого душой и в чем‑то даже сердобольного старика…

Наверное, я и к улишшам начал относиться, как к детям, именно благодаря ему?! Да и сейчас задумался о происходящих со мной странностях сугубо потому, что они не укладывались в систему ценностей старого травника?!

Мля‑а…

Сколько же во мне тогда осталось исконно моего, родного?! Какие поступки я совершил, исходя из собственных принципов, а какие были продиктованы влиянием чужой личины?! И сколько вообще я успел хватануть от дурного, не отягощенного совестью пацана, безнадежно больного старика или же хмурого, не способного на компромиссы карателя?!

– Тебе стоит быть осторожнее при выборе матриц, Олег, – тихо сказал Макс, когда до меня дошел весь смысл произошедших изменений, и я аж вздрогнул, до печенок проникнувшись тем, о чем сейчас подумал. – Слишком тесное слияние разумов может быть опасно. А если какая‑то матрица окажется особенно сильна, то со временем она может разрушить все, что тебя составляет.

– Я понял, – так же тихо ответил я. – Каждая новая матрица – это потенциальная угроза для моей собственной личности.

– Такова цена твоих способностей, – подтвердил Макс. – Поэтому не сближайся с матрицами слишком тесно. Не давай им проникать в твои мысли. Не носи ни одну из них слишком долго. И не позволяй им руководить твоими поступками.

Я вытер со лба неожиданно выступившую испарину.

– Спасибо, друг. Я это запомню.

[1] Вид кустарниковых растений, в листьях которых содержится большое количество опиоидоподобных веществ. Используются в качестве сырья для производства местного наркотика, по действию напоминающего кокаин

[2] Мера веса, примерно соответствующая одному грамму

Больше я так и не уснул, будучи не в силах забыть недавний разговор и страстно желая разобраться с возникшей проблемой. Однако ковыряться в самом себе с непривычки оказалось сложно. Я долго не мог понять, где искать пресловутое чужое влияние, а на что можно махнуть рукой.

Правда, ближе к рассвету я все же нашел выход из ситуации и взял за основу того себя, каким был, пока не умерла мама. И вот так, шаг за шагом анализируя собственные поступки, сравнивая ощущения от них с теми чувствами, которые могли бы меня посетить, если бы я сделал то или иное три с небольшим года назад, составил более или менее внятное впечатление о том, что во мне осталось моим, а что я позаимствовал у своих матриц.