— Дело не в этом, — попытался возразить Миша, но Сашу уже понесло.

— Так вот почему ты испытал облегчение, когда я сама обратила наши отношения в дружеские. Гора с плеч, да? — Она подскочила с места и начала отряхивать джинсы.

— Да перестань ты, — Миша подскочил следом за ней и сгреб ее в охапку. — Дело не в тебе.

— Ну, конечно, — фыркнула она, но Миша ее не отпустил, а дождался, пока она остынет, и только тогда разжал руки. — Мне не нужна твоя жалость, — проговорила она, опускаясь обратно на бревно.

— Смотри, — он достал из кармана пальто бумажник и показал ей фотографию на развороте. — Это Кэрол, а это Лола, — его палец остановился на очаровательной двухлетней малышке.

— Милая, — произнесла Саша, вглядываясь в детские черты и узнавая там глаза Миши. — Она — твоя?

— Да, Кэрол — моя жена, а Лола — дочка.

— Они…

— Нет, они не реберфы, — произнес он и резко погрустнел. Подобрал бутылку, повертел ее в руке и сделал несколько глотков прямо из горлышка.

— Ты никому не говорил?

— Нашим — нет, только друзьям-людям, и то паре человек.

— Почему?

Он посмотрел на Сашу, как на ненормальную.

— А ты думаешь, кто-то бы одобрил такой союз?

— А какое им дело?

— Угроза разоблачения. Привязанность — это слабое место, через которое меня всегда можно достать. И людям, и реберфам. Это уязвимость, неужели ты не понимаешь? — он в отчаянии посмотрел на Сашу. — А ребенок — уязвимость в квадрате, в кубе!

— У Лолы нет свойств…

— Нет, она обыкновенный человек, — он еще раз с грустью взглянул на потрепанное фото.

— Ты живешь с ними?

— В перерывах между съемками — да.

— Мне жаль, — Саша протянула руку и аккуратно сжала его пальцы.

— Ты — первый реберф, которому я это говорю, — глухо произнес он.

Саша промолчала, лишь сильнее сжав его пальцы.

— Ты… очень человечна.

Она сглотнула образовавшийся в горле ком и отвела взгляд. Впервые ей говорил подобное реберф, и это звучало, как комплимент.

— Я никому не скажу, — прошептала она, поворачиваясь к Мише.

— Я знаю, — улыбнулся он, поднимая руку с бутылкой и предлагая ей налить.

— Когда приедешь в Россию, — произнесла Саша, протягивая ему стаканчик, — я поведу тебя пить водку зимой на нашу набережную.

Эта идея привела Мишу в детский восторг.

— А медведи будут?

— Ага, с гармошкой и на коньках, — вздохнула Саша, а он развеселился еще больше.

Присутствие Тинни в лаборатории всегда разрушало их со Стэном научную идиллию, как Саша привыкла ее для себя именовать. Что-то неуловимое испарялось, он привносил в атмосферу напряженность и раздражение, хотя последнее, скорее всего, испытывала она сама.

— Все, что ты должна сделать, — инструктировал ее Тинни, — это войти в ее разум, узнать детали готовящегося проекта, сроки, ключевые позиции и ближайшие планы.

— Тебе не противно заниматься промышленным шпионажем?

— Счета кому-то надо оплачивать, — холодно парировал Тинни, и ей нечего было на это возразить.

— Кому ты сливаешь информацию? — заинтересовалась она.

— У меня есть определенные каналы, — уклончиво ответил он и направился на выход, давая понять, что разговор окончен.

— Дашь мне знать, когда она вернется, — велел он на прощанье Стэну.

— Конечно, мсье Левье, — послушно отозвался Стэн.

Иногда Саша задавалась вопросом, существовал ли на свете человек, способный противостоять Тинни или, по крайней мере, не лебезить перед ним? Но, похоже, он настолько крепко держал власть в своих руках и так уверенно раскинул повсюду свои сети, что таковых не было.

— Я буду рядом, — шепнул ей Стэн, когда она улеглась на привычную уже койку.

— Мне противно, — прошептала Саша, перед тем, как начать задание. — Противно красть и обманывать по его указке.

— Подумай о том, что ты нанесешь ей меньший вред, чем любой другой реберф, — произнес Стэн, и в этом он был прав. Откажись она, Тинни задействует кого-то еще, пусть даже этот несчастный застрянет в теле девушки на месяца. Но Тинни не откажется от своей затеи, это наверняка, и получит необходимую информацию любым путем.

— Готова?

Саша кивнула, и Стэн вывел на монитор перед ней изображение. Француженка была уже не молода, но одевалась очень элегантно, в ее стиле чувствовался вкус и деньги. Саша впитала ее образ в себя, закрыла глаза и потянулась к ней. Сотни невидимых нитей будто вели ее в темноте. И она всегда приходила к цели, теперь всегда. Саша не надевала их, как одежду, по-прежнему нет — она входила в них, как человек входит в дом, и оставалась там хозяйкой до тех пор, пока не решала его покинуть. Тинни был прав в том, что захват был процессом сугубо индивидуальным, рефлексом, который каждый реберф описал бы по — своему. Для кого-то это было примеркой одежды, кто-то запрыгивал в носителей через макушку, как в ведро, а кто-то перетекал из руки в руку. Последнее ей удалось вытянуть из Тинни и звучало почти красиво. Подросток, в котором он сейчас расхаживал, всего лишь пожал ему руку, предельно упростив для Тинни задачу. Но все они не могли прыгать подряд несколько раз, а Саша могла, чем и пользовался ее дорогой отец.

Эмоции Сесиль захлестнули ее вихрем. Саша и не подозревала, что под столь холодным и сдержанным фасадом кипят такие страсти. Сесиль была влюблена в парня на добрый десяток лет моложе ее самой и мечтала о том, чтобы завести от него ребенка. Но их отношения были обречены, Сесиль сама это прекрасно знала, но ничего не могла с собой поделать. Тысячу раз раскаивалась, но проходил день-два, и она снова срывалась и набирала его номер, с молящими интонациями в голосе интересуясь, не заедет ли он вечером. Но сегодня это было невозможно, на кону была сделка всей ее жизни, многомиллионный контракт, тот самый случай, когда говорят: все или ничего.

— Ну, вот и отлично, — Тинни удовлетворенно захлопнул папку, куда записывал все сведения, которые ему выдала Саша по возвращении. — Ты снова забралась, куда не следует? — нахмурился он, видя ее понурое состояние.

— Ты получил, что хотел, — Саша вскинула на него горящий взгляд, — так оставь меня в покое.

— Отдыхай, — бросил он, подымаясь и даже не пытаясь с ней пререкаться.

— Ему на все плевать, он даже разозлиться не способен, — выругалась Саша, когда дверь за Тинни закрылась.

— Ты сильно близко принимаешь все к сердцу, — произнес Стэн, и Саша хмуро посмотрела на него. — Ну, что там? — вздохнул он.

Каждый раз именно Стэн выслушивал все эти печальные истории, что она притаскивала с собой из вылазок.

— Как ты со всем этим живешь, — покачал головой Стэн, выслушав ее рассказ.

— Не знаю, иногда мне кажется, что я больше не могу, не вынесу.

— Ты не задумывалась о том, что говорил Тинни? Возможно, он прав? У него все-таки опыта побольше, чем у многих, — заметил Стэн, очищая и раскладывая датчики.

— Насчет отгораживаться?

Стэн кивнул.

— Я не понимаю, как можно отгородиться от себя самой. Когда я в них — мы единое целое, понимаешь?

— Ты не подавляешь их, ты сосуществуешь, — догадка мелькнула в глазах лаборанта.

— И что? Разве это плохо? Они не умирают!

— Нет, это неплохо, — задумчиво покачал он головой, — это уникально.

Саша опустилась на газон у поваленной головы. Сегодня ей не хотелось ничьей компании, даже Миши, с которым они близко сдружились. Она вежливо отказалась от знакомства с афроамериканцем, пытавшимся с ней заговорить, и уткнулась в журнал, который прихватила с собой, делая вид, что увлеченно читает. На самом же деле ее разум витал далеко в прошлом, не заполненном работой, экспериментами или новыми познаниями из жизни реберфов. Рев мотоцикла с улицы вплелся в ее мысли, вызывая к жизни воспоминание о том, как они неслись с Тимом по дороге на его байке. Это был БМВ, с красивыми хищными формами, модели она так и не запомнила. Тим сказал как-то, что отдавал его раскачать (кажется, так) в сервис, чтобы там сняли ограничение с двухста километров в час. Ему нужно было триста. Когда Саша пораженно спросила, а что же будет, если на такой скорости он упадет, Тим только усмехнулся и ответил, что для этого-то и нужен костюм: тогда мясо, слезшее с костей, останется в одной упаковке. Сашу в тот момент передернуло от его слов. Теперь же она понимала, о чем он говорил. Жизнь человека скоротечна, и в любую секунду может оборваться, даже если он не гоняет на байке, а сидит в офисе и жует сэндвичи: холестерин убивает не хуже скорости. Нужно быть готовым, и радоваться тому, что есть. Не бояться летать, в страхе, что можно разбиться, а разбиваться, благодаря жизнь за то, что удалось пережить.