Нет, это было не видение. Вернувшись в клуб, я увидел на стойке стакан Симамото и пепельницу, а в ней — несколько еще дымящихся окурков со следами губной помады. Сел рядом, закрыл глаза. Музыка звучала все тише, и я остался наедине с собой. В сгустившемся мягком мраке бесшумно накрапывал дождь.
9
После этой встречи времени прошло порядочно. Каждый вечер я проводил за стойкой в «Гнезде малиновки». Читал что-нибудь, время от времени косясь на входную дверь. Однако Симамото больше не приходила. Меня начала грызть мысль: не ляпнул ли я тогда что-нибудь не то? Сболтнул лишнего, не иначе, вот она и обиделась. Я прокручивал в голове каждое свое слово, сказанное в тот вечер, вспоминал, что говорила Симамото, но так ни до чего и не додумался. Неужели, я все-таки ее разочаровал? Очень может быть. Такая красавица, больше не хромает. Что особенного могла она во мне найти?
Год неудержимо катился к концу, промелькнуло Рождество, за ним новогодние праздники. Незаметно пролетел январь, и мне стукнуло тридцать семь. Я перестал ждать и лишь изредка наведывался в «Гнездо малиновки». Там все напоминало о Симамото, и приходя туда, я всякий раз начинал озираться по сторонам, надеясь ее увидеть. За стойкой открывал книжку и уходил в свои мысли — ни о чем, просто так. Мысли расползались во все стороны, не давая сосредоточиться.
Она сказала, что я ее единственный друг, что у нее больше никогда таких друзей не было. Ну я, понятное дело, обрадовался, размечтался, что теперь опять будем дружить. Так много хотел ей сказать, узнать, что она думает. «Не хочешь о себе рассказывать? Пожалуйста, не имеет значения. Хватит с меня и того, что я снова тебя увидел, могу с тобой говорить».
Но Симамото все не было. Может, очень занята и никак не выкроит время для встречи? Это за три-то месяца? Предположим, она действительно никак не может ко мне выбраться, но позвонить хотя бы могла! В конце концов я решил, что она просто обо мне забыла. «Кто я для нее? Подумаешь, сокровище!» — хмыкал я, а сердце болело, будто в нем открылась маленькая язва. Не надо было ей такого мне говорить. Есть слова, которые остаются в душе на всю жизнь.
Но вот как-то вечером в начале февраля она появилась. Опять шел дождь — ледяные капли неслышно падали с неба. У меня были какие-то дела в «Гнезде малиновки», и я пришел пораньше. От зонтиков собравшихся в клубе посетителей пахло холодным дождем. В тот вечер с нашим трио выступал довольно известный тенор-саксофонист, и публика бурлила. Я устроился с книжкой у стойки на своем любимом угловом табурете и не заметил, как Симамото тихо присела рядом.
— Добрый вечер! — услышал я.
Отложив книгу, я поднял голову и глазам своим не поверил. Симамото!
— Я думал, ты больше не придешь.
— Извини, — проговорила Симамото. — Сердишься?
— Вовсе нет. На что тут сердиться? В конце концов, это же бар. Люди, когда хотят — приходят, когда хотят — уходят. А мне только остается ждать, когда кто-нибудь придет.
— Все равно извини. Не знаю, как сказать... я не могла.
— Дела?
— Да нет, — тихо сказала она. — Какие там дела. Просто не могла, вот и все.
Ее волосы намокли под дождем, челка растрепалась и прядями прилипла ко лбу. Я попросил официанта принести чистое полотенце.
— Спасибо. — Симамото взяла его и вытерла волосы. Потом вынула из пачки сигарету, прикурила от зажигалки. Ее влажные пальцы мелко дрожали. — Там моросило, я хотела взять такси и вышла в одном плаще. Но пошла пешком... как-то так получилось... и шла-шла...
— Выпьешь чего-нибудь погорячее? — спросил я. Улыбнувшись, она заглянула мне в глаза.
— Спасибо. Со мной все в порядке.
Увидев эту улыбку, я вмиг забыл о последних трех месяцах, наполненных пустотой.
— Что ты читаешь? — спросила она.
Я показал ей обложку. Исторический очерк о конфликте между Китаем и Вьетнамом, возникшем после вьетнамской войны. Симамото полистала и вернула мне.
— Романы больше не читаешь?
— Читаю. Правда не так много, как раньше. Новых почти не знаю. Предпочитаю старые романы, в основном — девятнадцатый век. Перечитываю, что раньше читал.
— А новые чем тебя не устраивают?
— Разочаровываться не хочу. Дребедень читать — только время зря тратить. Меня от таких книжек воротит. Хотя раньше было не так. Времени навалом, читай сколько хочешь, вдруг что-нибудь да вычитаешь. Сейчас не то. Жалко времени. Старею, наверное.
— Вот-вот. Точно, стареешь. — На лице Симамото мелькнула озорная улыбка.
— А ты читаешь все так же много?
— Всю дорогу. Новое, старое, романы, не романы, ерунду всякую и хорошее. Я не как ты — времени накнижки не жалею.
Она попросила бармена приготовить «Гнездо малиновки». Я повторил заказ:
— Сделай два.
Пригубив коктейль, Симамото чуть заметно кивнула и опустила стакан на стойку.
— Хадзимэ, а почему у вас коктейли такие вкусные? Лучше, чем в других местах.
— Все от старания зависит, — ответил я. — Иначе не получится.
— От старания? Это как же?
— Вот, к примеру, этот парень. — Я показал на молодого симпатичного бармена, который с сосредоточенным видом колол лед. — Я ему очень хорошие деньги плачу. Кому ни скажи — все удивляются. Остальные, кто здесь работает, об этом не знают. За что? Он такие коктейли делает... одно слово — талант. Люди не понимают, а ведь здесь тоже без таланта не обойдешься. Конечно, намешать что-нибудь вкусненькое каждый может, если постарается. А если несколько месяцев поучиться да попрактиковаться на клиентах, можно так руку набить, что не стыдно будет за свою мешанину. Так в большинстве баров дело поставлено. И ничего, народ пьет. Но чтобы добиться большего, особый талант нужен. Как для игры на пианино, для живописи, для бега на стометровку. Вот я коктейли очень неплохо готовлю. Изучал это дело, тренировался. Но все равно — до него мне далеко. Те же самые напитки беру, мешаю, столько же трясу в шейкере, а вкус все равно не тот. В чем причина — непонятно. Талант нужен. Ничем другим не объяснишь. Это как искусство. Вот есть черта. Кто-то способен ее переступить, а кто-то нет. Поэтому талантливых людей беречь надо, от себя не отпускать. Платить им хорошо.
Бармен наш был гомосексуалистом, и у стойки иногда собиралась целая компания геев. Вели они себя тихо, и меня их сборища волновали мало. Нравился мне этот парень. Да и он мне доверял и работал по высшему разряду.
— А вдруг у тебя в бизнесе талант? Да еще больше, чем кажется.
— Чего нет, того нет. Я вообще себя деловым человеком не считаю. У меня два небольших бара, только и всего. Больше не надо, и денег, сверх того, что я имею, тоже не надо. Какой уж тут талант, какие способности? Но ты знаешь, в свободную минуту я начинаю фантазировать. Представляю себя на месте клиента. Воображаю, куда бы мне хотелось зайти выпить и перекусить. Например, неженатый молодой человек до тридцати лет. Куда он пойдет с любимой девушкой? Рисую ситуацию в мельчайших деталях. Сколько денег потратит. Где живет. Когда возвращается домой. Продумываю все варианты. Чем больше думаю, тем отчетливее представляю, как все должно быть устроено.
В тот вечер Симамото была в светло-голубом свитере с высоким воротом и темно-синей юбке. В ушах поблескивали маленькие сережки. Тонкий, плотно облегающий свитер подчеркивал форму ее груди. Мне вдруг стало трудно дышать.
— Ну что же ты? Рассказывай дальше. — На лице Симамото снова появилась улыбка.
— О чем?
— О своем направлении в бизнесе, — сказала она. — Ты бесподобно рассказываешь.
Я почувствовал, как краснею. Давно со мной такого не бывало.
— Да нет у меня никакого направления. Просто я давно к этому привык. С детства что-нибудь выдумываю, воображаю. рисую в голове картину и начинаю постепенно выписывать детали. Здесь подправить, тут изменить. Что-то вроде моделирования. Я тебе уже рассказывал: после университета долго сидел в издательстве учебной литературы. Еще та была работенка — скукотища смертная. Какое там воображение? Кому оно нужно? От такой работы любое воображение на корню завянет. Тоска, на работу идти неохота, а что делать? Казалось, я задыхаюсь, усыхаю на рабочем месте, и скоро от меня ничего не останется.