На дворе пассажира должна была ждать тюремная карета, закрытая наглухо во избежание случайностей, и обязательно два сопровождающих лица, не считая возницы и охранников. Не помню, не знаю — весь путь я проделал с закрытыми глазами и несколько опомнился, лишь когда меня остановили.

— О боги, — глухо выдохнул знакомый голос. — Что это?

— Вот, — инквизитор был явно недоволен происходящим, — получите и распишитесь.

Я стоял как изваяние, с удивлением слушая, как возится с моими наручниками кузнец. Глаза, немного привыкшие к свету, теперь открыть просто боялся — а вдруг это все-таки мне мерещится? Вдруг просто голоса похожи? Вдруг…

Наручники наконец сняли, а в следующий миг две ладони тяжело легли на плечи.

— Згаш? — Обладатель знакомого голоса позвал меня по имени. — Посмотри на меня!

Я медленно разлепил веки и, проморгавшись от нахлынувших слез, вытаращился на Анджелина Маса. Тот с облегчением выдохнул и с силой дернул меня к себе, прижимая к груди.

— Згаш… Я уж боялся, что тебе выкололи глаза…

— Все в порядке? — Инквизитора просто трясло от досады и злости. — Тогда забирайте его и… уезжайте!

— А бумаги?

— Сейчас их вынесут.

Я тихо выпрямился, наконец осматриваясь по сторонам. Тюремные ворота были распахнуты настежь, мы стояли в двух шагах от моей свободы. На улице ждал десяток всадников — рыцари из личной охраны градоправителя Больших Звездунов с гербами на попонах. Оруженосец держал поводья двух лошадей — крупного породистого жеребца графа Маса и еще одного конька, с пустым седлом. «Эх, а кобылку мою, видать, насовсем конфисковали!» — подумал я и тут же себя одернул. Дурак ты, Згаш Груви! Ничему тебя жизнь не научила? Кобыла — дело наживное. Ты только что получил нечто более ценное, чем лошадь, — свободу!

На высокой луке графского седла сидел, гордо выпятив тощую грудь, черный кот. Заметив, что хозяин смотрит на него, он выгнул спину и хрипло мяукнул. Зверь! Он-то здесь откуда? А впрочем, какая разница? Главное, что нашелся!

Прибежал секретарь, принес какие-то пергаменты. Анджелин внимательно прочел их к вящему неудовольствию инквизитора, едва ли не на свет посмотрел печати, после чего свернул, сунув за пазуху, и только после этого кивнул, прощаясь:

— Нам пора.

За тюремными воротами как-то сразу навалилось облегчение и усталость. Если бы оруженосец не подхватил, я бы так и уронил на дорогу свой плащ вместе с завернутыми в него артефактами. В четыре руки — сам Анджелин и еще один рыцарь — мне помогли забраться в седло, и небольшая кавалькада тронулась в путь.

Еще несколько минут назад мне казалось, что я протрезвел, однако от плавного хода лошади неприятные ощущения тошноты и головокружения усилились. Пришлось изо всех сил вцепиться в гриву, чтобы не упасть на дорогу. Вдобавок еще сильнее захотелось пить. Просто до рези в животе. Не спасало даже присутствие Зверя — черный кот перебрался ко мне на седло и теперь сидел уже у меня, урча на полную громкость.

— Как вы меня нашли? — прохрипел я сквозь стиснутые зубы исключительно для того, чтобы хоть ненадолго отвлечься от неприятных ощущений.

— Благодари его. — Анджелин кивком указал на черного кота.

Оказывается, Зверь не пропал без вести. В ту ночь, когда меня арестовали, он, судя по всему, целенаправленно отправился домой, в Большие Звездуны. И не просто домой, а сразу к замку графа Маса. Явился поздно ночью, ухитрился пробраться в спальню Анджелина через дымоход, чем до полусмерти напугал впечатлительную служанку, которая в ту ночь составляла компанию холостому графу. Когда из камина с мявом вывалилось грязное нечто с горящими глазами, девица завопила на весь замок и умчалась в чем была — то есть прикрывая прелести какой-то наспех подхваченной тряпкой, которая на поверку оказалась графскими штанами. Пока ее ловили по всем этажам, пока отнимали штаны — не то чтобы Анджелину они были дороги, как память, но все-таки! — пока успокаивали, граф проснулся окончательно, опознал в «чудовище» моего кота и сгоряча отправил его в мешке мэтру Куббику. Тот несколько часов спустя вернул «посылку» с пояснениями, что кот уехал из города вместе со Згашем, который до сих пор не подавал о себе вестей. Зверь тем временем не переставая орал как резаный, срывая голос, а поскольку днем рассмотрели, какой он тощий и грязный, градоправитель решил, что с его хозяином случилась беда.

Оседлав коня, он в тот же день прискакал в Добрин, где ему сообщили о том, что мэтр Груви арестован и сидит в тюрьме. Даже зачитали обвинение. Отменить приговор мог только король, и Анджелин, не переводя дыхания, поскакал уже в столицу.

Там ему не сразу повезло — старый король Болекрут как раз накануне слег с очередным приступом, делами заправлял его сын, Болекрут-младший, который, решив, что отец уже не встанет, под шумок по какому-то надуманному обвинению, сместил с поста главного советника, лорда-канцлера Лихошву, в которого тут же мертвой хваткой вцепилась инквизиция. Прошение графа Маса тем не менее приняли к рассмотрению, но честно предупредили, что очереди придется ждать несколько недель, а то и месяцев — либо до выздоровления старого короля, либо до коронации нового. Второе даже более предпочтительно, ибо, по традиции, массовые помилования как раз сопровождают коронации, свадьбы или рождения наследника престола.

Анджелин Мас приготовился ждать, сколько надо, но случай свел его в коридорах дворца с неким Робером Берканой. Тот прискакал в столицу с аналогичным прошением — касательно его сводной сестры, якобы обвиненной в колдовстве. Два совершенно незнакомых человека встретились, разговорились, выяснили, что им знаком один и тот же некромант, — и герцог в течение суток решил проблему графа, раздобыв приказ о помиловании и освобождении из-под стражи некоего Згаша Груви. Каких усилий и жертв это ему стоило, Анджелин не знал. А вот мне после этого признания резко поплохело, ибо я мог только догадываться, каких уступок мог потребовать от сводного брата принц Болекрут.

Граф вовремя заметил гримасу, исказившую мое лицо:

— Что случилось? Тебе плохо?

— Пи-и-ить…

Мы как раз покинули Добрин и успели отъехать от него на полверсты. Пришлось свернуть с дороги к берегу реки. Спешившись, вернее, свалившись с седла, как мешок, я доковылял до реки, опустился на колени над водной гладью, да так и остолбенел.

Бледное опухшее лицо, заросшее пегой щетиной, покрасневшие веки, мешки под глазами, волосы дыбом… Неудивительно, что Анджелин так перепугался. Небось решил, что меня пытали. Деревенским самогоном, ага… Ох, опять живот скрутило! Больше никогда не буду пить. В таких количествах.

В Большие Звездуны мы приехали поздно вечером пятого дня пути. Могли бы и раньше, но весь первый день я отлеживался в тенечке. Стоило мне кое-как взвалить свою тушку на коня и проехать саженей сто, как опять начинало тошнить и приходилось отдыхать. И на второй день тоже мы в основном продвигались шагом, лишь на третьи сутки рискнув пустить коней рысцой.

Анджелин не повез меня в свой замок, а свернул прямиком к дому мэтра Куббика. Тот, казалось, знал заранее о моем возвращении — охранные заклятия на дверях были сняты, а стоило переступить порог, на лестнице показался и сам мэтр собственной персоной, почти полностью одетый, со свечой в одной руке и мечом во второй — последнее, скорее, дань привычке.

— Наконец-то! — ворчливо приветствовал он всю ввалившуюся толпу и взмахом руки зажег еще пару свечей на камине. — Я волновался. Только не топайте там сильно — наверху спит ребенок… Динка только-только угомонилась, все к воротам бегала, смотрела!

Спустив Зверя с рук — черный кот не отходил от меня ни на шаг, в дороге и на ночевках плотно прижимаясь исхудавшим телом, — я оглядел такую знакомую и вместе с тем кажущуюся такой чужой и непривычной гостиную. Подумать только, несколько дней назад я всерьез был уверен, что долго не увижу этих стен!

Из боковой двери, ведущей в кладовую, на шум и голоса не спеша выплыла Варежка. Белая кошка тоже похудела, хотя не так, как голодавший несколько дней Зверь. Раздраженно дернула хвостом, мявкнула — точь-в-точь супруга, разбуженная дружками ее благоверного, которые вместе с ним заявились пьяные с целью продолжить гулянку под крышей.