Кружащаяся серая мгла поглотила его, иногда в нее врывались проблески света и звука, будто Райс шел сквозь сплошной туман. Только этим туманом была смерть, и мгла уже заслонила самые дальние углы разума Дэна. Изредка мелькавшие изображения были неразборчивы. Райс продвигался все дальше и дальше, не задерживаясь у нечетких картин.

Ага, вот оно! Неуловимый призрачный образ юноши. Райс каким-то образом понял, что это сын Дэна с ребенком на руках. Этот ребенок — Синхил?

Вот тот же человек, но гораздо старше. Он лежит в гробу, вокруг него свечи. Красивое лицо его отмечено смертной печатью. Темноволосый юноша и старик стоят в дверях. К мертвому их притягивает любовь, но страх мешает подойти ближе. У юноши иссиня-черные волосы и серые глаза Халдейнов. Затем эти образы исчезли.

Снова мрак, густой, черный, почти непроходимый. Но в этом мраке сгусток напряжения, безумного страха и крики, жуткие крики людей, молящих жестоких убийц о пощаде.

Он стал ребенком, дрожащим от страха. Он всхлипывал, прячась под лестницей. Вокруг бегали и кричали люди, огонь лизал стены замка, его вспышки озаряли зловещим светом все вокруг.

Солдаты схватили двух мальчиков постарше, его братьев, Они потащили братьев во двор, уже весь забрызганный кровью. Солдаты с наслаждением начали убивать их, рубить мечами. Сверкающая сталь, от которой отлетали красные брызги, поднималась и опускалась со свистом, снова поднималась и снова опускалась на то, что раньше было молодыми телами, а теперь превратилось в окровавленные бесформенные лохмотья.

Сестра его была прижата солдатами к каменной стене и в ужасе смотрела на происходящее. Затем раздался душераздирающий крик, и ее тело под гогот солдат взметнулось к небу на пике.

А вот его отец. Высокий, сероглазый, его одежда покрыта запекшейся кровью. У него нет никакого оружия, кроме кинжала в руке. Он с неистовыми криками пытался пробиться к своей королеве.

Дождь стрел обрушился на короля. Они поразили его, и он рухнул, как попавшее в ловушку дикое животное. Солдаты еще долго боялись подойти к его безжизненному телу.

И крики его матери, когда солдаты с хохотом раздвинули ей ноги и выдернули живого, еще не родившегося ребенка из чрева…

Райс отпрянул от жуткого зрелища и прервал контакт, будучи больше не в силах смотреть на это. Оглушенный всем, что он видел, он опустил глаза и посмотрел на свои руки. Они дрожали.

Стараясь успокоить их, он несколько раз глубоко вздохнул, заставил сердце войти в нормальный ритм и наконец ощутил, что вернулся в привычный мир. Он мягко погладил руку старика, приведя его в сознание. Слезы жгли глаза Райса, и он с трудом сдерживал их.

— Дэн, — прошептал он, — принц Эйдан!

Серые глаза открылись. Бескровные губы шевельнулись.

— Ты видел?

Райс кивнул. В его глазах таилось изумление, скованное ужасом.

— Значит, ты веришь, что я говорю правду? — спросил Дэн. — Сохранишь ли ты в тайне все это до той поры, когда появится шанс вернуть трон Халдейнам?

— Сейчас на троне король-Дерини, Дэн. Ты хочешь, чтобы я предал его ради твоего внука?

— Смотри и молись, Райс. И спрашивай себя, достоин ли этот человек на троне золотой короны. Спрашивай себя, такого ли ты хочешь короля для себя, своих детей, детей своих детей. И настанет время, когда ты придешь к решению, — я уверен, что ты к нему придешь, — и поддержишь моего внука. Когда я уйду, ты один будешь знать правду, Райс.

— Друг мой, то, о чем ты говоришь, — это измена! — пробормотал Райс. Он опустил глаза, но вдруг снова вспомнил все, что видел. — И все же придет время и я встану на его сторону.

— Да хранит тебя Господь, сын мой.

Старик улыбнулся. Он протянул руку и вытер слезу Райса.

— А ведь я когда-то был готов проклясть Дерини…

Он замолчал. Гримаса боли исказила его лицо.

— У меня на шее висит монета, серебряная монета. Говорят, что она отчеканена в аббатстве, где Синхил, мой внук, принял обет. Его имя в монашестве…

Старик стал задыхаться, и Райс наклонился к нему, чтобы лучше слышать.

— Ну же, Дэн. Его имя?

— Его зовут Бенедикт. Он… Халдейн… Король…

Райс склонил голову и, закрыв глаза, автоматически нащупал пульс. Но он знал, что на этот раз уже ничего не почувствует. Он опустился на колени и простоял так несколько минут, затем, покачав головой, сложил руки старика на недвижимой груди и закрыл безжизненные глаза мертвеца. Райс перекрестился и отвернулся. Он был уже у двери и вдруг вспомнил о монете. Целитель быстро вернулся и снял ее с шеи друга.

Хотя Райс мог разобрать слова, выбитые на ней, для него они были лишены всякого смысла, и он вдруг понял, что Даниель назвал ему только монашеское имя внука — Бенедикт, но не сказал, как того звали до вступления в Орден. И если Райс решит отыскать этого человека, задача будет очень непростой.

Взволнованный, он опустил монету в кошелек на поясе и пошел к двери. Здесь он остановился, чтобы успокоиться и предстать перед слугами и священником, как подобает.

Бросив последний взгляд на старика, он открыл дверь.

— Все кончено, милорд? — спросил священник.

Райс кивнул.

— Конец был легким. Он отошел почти без мучений.

Священник поклонился и вошел к усопшему для заупокойной молитвы. Слуги опустились на колени у дверей, Многие из них заливались слезами.

Райс, внезапно ощутив себя очень усталым, медленно опустился по лестнице к ожидавшему его Гиффорду.

Слуга стоял, прижимая к груди лекарскую сумку Райса, выжидательно глядя на господина.

— Все кончено, милорд?

Райс кивнул, знаком велел слуге открыть дверь и вышел из лавки.

«Да, все кончено, — думал он на ходу. — Или все только начинается?»

Представь возле себя место врачу, так как Бог создал его, и не отпускай его от себя, так как он может тебе понадобиться.[4]

На другое утро зарядил противный моросящий дождь, и Райс Турин промок насквозь, когда наконец остановил коня у ворот аббатства святого Лиама. Он скакал ночь напролет, один, без свиты и охраны — так не давала ему покоя загадка монеты, взятой у мертвеца.

Соскочив с седла, Райс завел жеребца на конюшню и передал поводья слуге, чтобы тот позаботился об усталом животном. Дорожный плащ Райса был весь в грязи, вода со шляпы и с волос лилась ручьями, но он не замечал этого, жадно осматриваясь по сторонам.

Именно здесь они с Джоремом учились, еще до того, как он открыл в себе дар Целителя. В памяти вспыли картины беззаботной юности.

Однако отнюдь не тоска по минувшим дням привела его сюда. Здесь, в аббатстве, жил единственный человек, кто, возможно, сумел бы помочь Райсу определить происхождение таинственной монеты — Джорем Мак-Рори ныне возглавлял монастырскую школу. Если информация Райса подтвердится и этот Бенедикт, который сейчас находится в каком-то монастыре, действительно наследник Дома Халдейнов, то именно Джорем Мак-Рори должен знать, как лучше распорядиться этой тайной.

С тяжким вздохом Райс стянул с головы промокшую шляпу и, пригладив рукой влажные волосы, двинулся по крытой галерее в главное здание.

Конечно, Джорема в этот час там не могло быть. Капитул каноников закончился уже давно, когда воспитанники школы еще не поднялись.

Однако классы и квартиры преподавателей были в этом же здании — если он не найдет самого Джорема, то, весьма вероятно, встретит кого-нибудь, кто сможет сказать, где находится молодой священник.

Райс отошел в сторону, пропуская колонну воспитанников, которые явно очень гордились своими голубыми одеяниями с вышитой на груди эмблемой святого Лиама. Затем он прошел в главный зал, куда выходили двери всех классных комнат, и там заметил знакомого священника. Райс подошел к нему с почтительным поклоном.

— Доброе утро, отец Доминик. Вы не скажете, где мне найти отца Мак-Рори?

Старый священник хмуро посмотрел на него, но когда узнал Райса, лицо его просветлело.