Но он не помнил ничего или только сказал, что не помнит, и он не ощущал в себе никаких новых сил или способностей. А откуда им взяться?

Теперь они не могли проникнуть в его сознание, они снова потеряли возможность контролировать его.

Если Синхил и получил могущество, то он ничего не сказал им об этом, а может, и никогда не скажет. Может, он очень разгневан, что они так поступили с ним, а может, их попытка закончилась неудачей и ничего не произошло, кроме того, что их будущий король впал в бессознательное состояние?

Пока он не решит заговорить об этом, нет возможности узнать правду.

Им оставалось только ждать рождения наследника короля и надеяться.

Лето прошло. В самом государстве все репрессии Имре против михайлинцев прекратились после того, как его солдаты разграбили и сожгли все деревни, примыкавшие к одному из монастырей Ордена. Если бы Имре не остановился, ему пришлось бы бороться с восстанием народа.

Но если гнев михайлинцев угас к концу лета, то активность виллимитов не прекращалась.

Распространяя слухи о живом наследнике Халдейнов, небольшие банды виллимитов делали по ночам свою мрачную работу: они казнили тех Дерини, чьи преступления остались без наказания. Наконец дело зашли слишком далеко, принц Термод Рорау был убит виллимитами, и Имре уже не мог больше игнорировать это движение.

Это сумасшествие распространилось даже за пределы Гвиннеда, до самого Келдора, где могущественные лорды-Дерини сохраняли в своих руках огромную власть. Разгневанный Имре решил настигнуть убийц и покончить с ними раз и навсегда.

Королевские войска под предводительством славного графа Сантейра действовали против крестьян более успешно, чем против михайлинцев. Ведь за семь месяцев интенсивных поисков членов мятежного Ордена было схвачено, и то случайно, менее дюжины, а к наступлению осени в руки короля попало восемьдесят виллимитов, среди которых были вожди движения.

Всех пленников пытали и казнили самым жестоким образом для устрашения остальных. Имре, довольный, что число его видимых врагов уменьшилось, стал беспокоиться все меньше и меньше относительно тех врагов, которых он не видел и в существовании которых даже начал сомневаться.

Ни от одного из захваченных михайлинцев и виллимитов он не услышал твердого заявления о том, что реальный претендент на трон существует.

Так как о михайлинцах ничего не было слышно, Имре успокоился еще больше. А с приближением праздника Зимы он начал понимать, что веселиться и радоваться гораздо легче и приятнее, чем думать о катастрофе, которая, может, и не разразится никогда, ведь уже прошел почти год с тех пор, как исчезли Мак-Рори.

А в тайном убежище будущий спаситель народа все еще пребывал в одиночестве.

Хотя он полностью отошел от шока, испытанного в мае, по крайней мере физически, ожидаемое могущество ни в чем не проявлялось.

Синхил продолжал читать, изучать богословие, сожалеть о выпавшем на его долю повороте судьбы, а через несколько недель, проведенных в тягостном одиночестве, он возобновил встречи с Ивейн, но уже не было той интимности, которая так радовала его раньше.

Михайлинцы продолжали готовиться, жизнь в убежищах текла обычным порядком. Но Камбер думал о будущем, о том, что произойдет, когда родится наследник и они должны будут проводить в жизнь план переворота. Готовых ответов не было ни на один вопрос.

Сын Синхила родился в день святого Луки, как и предполагалось. С первыми криками ребенка начало меняться состояние духа его отца.

Синхил все еще не проявлял никаких признаков приобретенной силы и категорически отказывался обсуждать этот вопрос. Камбер подозревал, что он не хочет использовать свою магию.

При передаче могущества все было сделано очень тщательно, в полном соответствии с ритуалом, так что ошибки быть не могло. Да и реакция Синхила показывала, что все получилось так, как надо. Но принц после рождения ребенка начал улыбаться, а однажды во время ужина даже пошутил.

Рождение сына оказало заметное влияние на Синхила. Хотя он старался не показывать этого, но всем было ясно, что принц очень горд появлением наследника.

Он пригласил всех обитателей убежища на крестины и даже обсуждал с Джоремом детали церемонии.

Камбер воспринял все это с большой радостью и назначил дату. Крещение должно было состояться в ноябре, в день святого Иллтида.

Не многие видели мать и младенца после рождения, так как роды были очень трудные, несмотря на помощь Райса.

Меган вошла в церковь, опираясь на руку Целителя. Вид ее был радостным и сияющим, но она еще не оправилась после родов, и походка была очень неуверенной.

Ивейн поднесла младенца к купели для крещения.

Райс встал слева от нее. Синхил ничего не видел вокруг, не замечал людей, которые кланялись ему. Он смотрел только на жалкий плачущий комочек шелка в руках Ивейн. Он не отрывал взгляда от ребенка все то время, пока архиепископ Энском готовился к началу крещения.

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.

Райс и Ивейн, крестные родители младенца, встали подле купели напротив Энскома, Джорема и михайлинца-священника, который прибыл вместе с архиепископом из Валорета.

Сильный голос архиепископа достигал самых отдаленных уголков церкви.

Когда архиепископ благословил соль, поданную священником, Синхил вытянул шею, чтобы лучше видеть. Он взял руку Меган и подтолкнул ее поближе к Райсу, где было самое лучшее место для наблюдения.

Энском продолжал говорить;

— Прими соль мудрости…

Ребенок пустил пузыри и захныкал, когда на язык ему положили целую щепотку святой соли. Но Ивейн его покачала, и он постепенно успокоился. Энском переждал протесты недовольного ребенка и возобновил церемонию.

Он возложил на тело мальчика конец святого шелкового шарфа.

— Войди в замок Господа… — Энском помазал елеем грудь и спинку мальчика между лопатками и взглянул на Райса, Он задал традиционные вопросы, полагающиеся по правилам древнего церковного ритуала.

Райс отвечал на них за своего крестного сына. Слегка улыбнувшись, Энском поднял серебряный сосуд для крещения и с удовольствием передал его Синхилу.

— Не хотите ли сами окрестить сына, Ваше Величество?

У Синхила отвисла челюсть и сделались квадратными глаза.

— Я, Ваша Милость?

— В случае необходимости это может сделать даже не священник. — Энском широко улыбнулся. — А ваша квалификация достаточно высока.

Синхил смотрел на архиепископа и не верил своим ушам, затем на лице его отразилась радость, какой он не ощущал уже много месяцев.

— Неужели это правда? — прошептал он. — Вы разрешите мне?

Энском кивнул и вложил чашу в руки Синхила. Синхил, прижав чашу к груди, поклонился в знак благодарности. Инфант уже успокоился на руках Ивейн, и когда Синхил подозвал ее, ребенок зашевелился и зевнул. Вид у него был очень сонный. Ивейн подняла ребенка над купелью, а Райс поддерживал его за плечи.

— Эйдан Алрой Камбер, — прошептал Синхил и побрызгал на ребенка святой водой.

Камбер с удивлением смотрел на Синхила — он никак не ожидал, что наследник короля получит его имя.

— Ego te baptizo in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.

Но когда Синхил поставил чашу на место и потянулся к полотенцу, которое держал Джорем, Райс вдруг замер, а затем потрогал голову ребенка. Младенец пискнул, кашлянул, дернулся всем телом и застыл. Райс в ужасе смотрел на Синхила. Тот не сводил глаз с ребенка и спросил:

— О, Боже, что с ним? Почему он не шевелится? О, он не дышит!

Райс стоял, как оглушенный, держа в руках неподвижное тельце.

Ивейн подняла испуганные глаза на Райса.

— Он умер, Синхил, — тихо сказала она.

В церкви наступила мертвая тишина, ее вдруг прорезал сдавленный крик — это принцесса Меган упала в обморок. Гвейр Арлисский подхватил ее. Синхил медленно повернулся к Меган, схватился за грудь и пошатнулся.