Лански, слезший со своей койки, посмотрел на имена и адреса в списке.

«Эта коррумпированная Американская Республика, где доллар — это Бог, где полиция пополняет свои пенсии взятками, где ее главный город, Нью-Йорк, находится во власти дюжины различных расовых банд… где терроризм процветает, как чума…»

«Что нужно Европе от такого континента? Или мы должны отгородиться от этого продажного и развращающего Государства моральным и физическим карантином? Прощай, Америка, и пусть ты никогда не вернешься, чтобы заполонить наши берега…

Ги Флориан произнес новую речь в Лилле всего через восемь дней после своего злобного выступления против американцев в Дижоне, и слушателям показалось, что он ускоряет темп, «разбрасывая грязь бульдозером», как выразился Майн Блан. Марку Греллю в Париже позже тем же вечером.

Префект полиции прибыл в свой кабинет рано утром того же дня, в среду, 15 декабря, снова позвонил своему заместителю и велел ему запереть дверь. На его столе лежали два закрытых чемодана. «Буассо, вполне возможно, что дело с Леопардом может быть очень серьезным, что-то, что может поставить под угрозу наши карьеры, если мы продолжим его. Теперь вам следует очень тщательно обдумать свое положение — и помнить, что у вас есть семья…

«Каковы ваши приказы?» — просто спросил Буассо.

«Во-первых, поставить под пристальное и строго секретное наблюдение двух высших министров кабинета — Роджера Данчина и Алена Блана. Вы все еще хотите участвовать?

Буассо вынул трубку и зажал ее в зубах, не закуривая. «Мне придется сформировать специальную команду, — сказал он, — и я расскажу им историю, чтобы они не нервничали. Есть ли еще что-нибудь? Между прочим, это наблюдение, как я полагаю, предназначено для того, чтобы выяснить, не контактирует ли человек — Данчин или Блан — с советским звеном?

«Точно. И да, есть что-то еще, что-то довольно карающее. Грелль указал на два чемодана. «Вчера поздно вечером я собрал целую кучу файлов военного времени из архивов Сюрте. Ты возьмешь одно дело, я возьмусь за другое. Где-то в этих файлах, я думаю, мы узнаем, где были и Данчин, и Блан во время войны, потому что решение этого дела с Леопардом лежит давным-давно в прошлом. Если кого-то из этих людей удастся обнаружить в 1944 году в районе, далеком от Лозера, где действовал «Леопард», мы сможем его устранить…

Взяв чемодан обратно в свой кабинет, Буассо организовал секретную конференцию. Некоторым надежным детективам судебной полиции было поручено работать посменно, чтобы следовать за Роджером Данчином и Аленом Бланом всякий раз, когда они покидали свои министерства. Сам Буассо проинформировал избранных людей. — Вы работаете в абсолютной секретности, отчитываясь только передо мной. У нас есть основания полагать, что может быть заговор с целью убить одного из этих двух министров. Это может быть связано с недавним событием, — загадочно доверился он.

— Возможно, нам придется предотвратить еще одну попытку убийства? — спросил один из детективов.

«Это гораздо глубже, — объяснил Буассо. «В сюжете может быть замешан кто-то из близких Января или Августа…» Отныне, подчеркнул он, никогда нельзя использовать настоящие имена, поэтому были придуманы кодовые имена: Январь для Данчина и Август для Блана. — Итак, — продолжил Буассо, — нам нужны записи обо всех, с кем эти двое встречались вне работы. Один из их так называемых друзей может быть тем мужчиной или женщиной, за которыми мы охотимся. К полудню рейда операция по наблюдению уже шла полным ходом.

Позже сам Грелль одобрил меры, принятые Буассо.

«Мы рискуем сами стать заговорщиками, — заметил он с иронией, — но другого пути нет».

«Не могли бы вы конфиденциально сообщить президенту о том, что мы делаем и почему?» — предложил Буассо.

«И рискнуть пойти путем Lasalle? Неужели вы не забыли, что полковника уволили за превышение полномочий? Беда в том, что Флориан настолько уверен в своих суждениях, что никогда не поверит, что кто-то из его близких может быть предателем…

Вскоре после того, как он сделал это замечание, вспыхнуло то, что позже стало известно в парижских кругах как «L» Affaire Lasalle». Первое предупреждение Грелля о неизбежности потенциальной катастрофы было, когда Роджер Данчин вызвал его на секретную встречу в Министерстве внутренних дел.

Поздним утром 15 декабря — на следующий день после того, как Данчин спросил Грелля, верит ли он, что полковник Ласаль поддерживает связь с американцами, — префекта срочно вызвали на площадь Бово. Грелль пришел последним. По обеим сторонам длинного стола сидели все ключевые сотрудники службы безопасности, в том числе, как заметил префект, входя в комнату, комиссар контрразведки Суше, человек, чьи методы и личность ему крайне не нравились. Большой и грубый, с пухлым лицом, где глаза почти исчезали под мешками жира, Даниэль Суше был бонвиваном, который не скрывал этого. «Я хорошо ем, хорошо пью и хорошо соблазняю», — однажды признался он Греллю.

Председательствуя во главе стола, Данчин жестом указал вновь прибывшему на свободный стул. «Все, что говорится на этой встрече, является абсолютно конфиденциальным», — проинструктировал он в своей лучшей министерской манере. «Не обсуждать с личными помощниками, за исключением случаев, когда это необходимо для выполнения операции…

«Какая операция?» — спросил Грелль.

— Ты не причастен, — сообщил ему Данчин. «Суше будет главным. Но нам нужно, чтобы вы предоставили нам информацию о повседневных привычках и распорядке дня полковника Ласалля, поскольку у вас есть связь с Хьюгоном.

«Министр, зачем вам эта информация?» — спросил Грелль.

«Просто дайте нам информацию, пожалуйста, господин префект…» Вмешался Суше, сложив пухлые руки на столе и агрессивно наклонившись вперед. — Не хочу показаться неучтивым, но есть вопрос безопасности. Чем меньше людей вовлечено, вы понимаете, что я имею в виду…

«Я понятия не имею, что вы имеете в виду. Если я не узнаю, что вы замышляете, я ничем не смогу вам помочь — возможно, я упущу важную информацию…

«Я буду судить об этом», — ответил Суше.

— Пожалуйста, джентльмены, — вмешался Данчин. «Мы все здесь, чтобы помогать друг другу…

— Тай пусть расскажет мне, что он задумал, — повторил Грелль. «Мы решили арестовать полковника Ласалля».

Наступила тишина, и, зная о его репутации, все головы вокруг стола повернулись, чтобы посмотреть на префекта. Грелль попросил разрешения закурить, и Данчин, который уже курил, нетерпеливо кивнул. Префект не торопясь закурил сигарету, пристально глядя на Суше, глаза которого мелькнули и отвернулись. — Это безумная идея комиссара Суше? — спросил он.

— Нет, это мое, — тихо сказал Данчин.

«Вы собираетесь похитить Ласалля…»

Он использовал слово «арест», — отрезал Данчин.

— Вы не можете арестовать человека на чужой земле, — монотонно сказал Грелль. — Вы можете только похитить его и грубой силой перетащить через границу. Как мы можем ожидать, что общественность будет уважать полицию, подчиняться закону, когда сам закон действует как мафия…

«Осторожно», предупредил Данчин. «Возможно, вы предпочтете уйти с собрания…

— Как мафия, — повторил Грелль. «Ужасные маленькие головорезы в штатском ворвались глубокой ночью в дом человека, схватили его…»

«Ласаль — предатель…»

«Ласаль живет в Германии. Это вызвало бы международный протест».

— Мы думали об этом… Данчин стал говорить более примирительно. «Будет объявлено, что Ласаль тайно въехал во Францию по собственной воле, что его видели, а затем арестовали на французской земле…»

«Де Голлю это сошло с рук с полковником Аргу, — сказал Суше.

«Этого недостаточно!» Кулак префекта рухнул на стол. «Если вы настаиваете на проведении этой странной операции, я сообщу президенту о своих возражениях…

«Президент знает, что эта встреча состоится». Данчин сообщил ему.