«Я точно знаю, где он. Он в Париже. Беда в том, что я не знаю, кто он.

«Данчин или Блан» — по словам Гастона Мартина. Это кошмар».

— Будет еще хуже, — заверил его Грелль.

Грелль оставался в Лионе ровно настолько, чтобы навести еще несколько справок и услышать результаты проверки скелета с помощью флюороскопа. «Я оцениваю возраст костей где-то между тридцатью и сорока годами», — сказал эксперт префекту. «То есть, они пролежали в лесу в течение этого периода времени». Это означало, что в августе 1944 года животное могло быть легко застрелено и закопано.

Вернувшись в Париж на борту вертолета, Грелль рассказал Буассо о других своих вопросах. «Они рассказали мне подробности о скульпторе, создавшем статую. Он был найден застреленным в своем доме вскоре после того, как закончил работу над статуей. Место было разграблено, и предполагалось, что он побеспокоил грабителя. Это дает вам некоторое представление о безжалостности человека, которого мы ищем. Он полностью заместил следы — по крайней мере, так он думал. Пока Ласаль не воскресил его.

«Что, черт возьми, мы собираемся делать?» — спросил Буассо. «Выследи его».

Двое мужчин шли в одиночестве по парижскому саду, один из них был высоким и слегка сутулился, чтобы расслышать, о чем говорит его гораздо более низкий спутник. Низкорослый мужчина был толстым и имел короткие сильные ноги. Он говорил с уважением, но твердо, как будто ожидая сопротивления, которое он должен преодолеть. Он говорил почти шепотом, хотя в двадцати метрах от того места, где они шли, никого не было.

«Мы должны добавить Ласалля в список. Он очень опасный человек, и на данном этапе мы не смеем рисковать, оставляя его в живых. Иначе он будет рыскать, пока что-нибудь не откопает.

— Я думаю, это неразумно, — повторил высокий мужчина, - дал вам три имени, и этого достаточно. Каждый, кого вы добавляете в список, увеличивает риск. Что-то пойдет не так…

«Ничего не пойдет не так. Они используют лучших людей, доступных для такого рода работы. Насколько я понимаю, коммандос уже почти прибыл во Францию, и они должны выполнить свою задачу в течение шести дней… Коротышка достал носовой платок и высморкался. У него началась простуда; Париж действительно был невыносимо сырым местом. — Вы не слышали даже шепота, что кто-то знает об этом? — спросил он.

«Ничего. Пусть покончат с этим побыстрее, — резко сказал высокий мужчина. — И дай мне знать, когда я смогу перестать об этом беспокоиться. В данный момент у меня достаточно мыслей».

Невысокий человек быстро взглянул на своего спутника, почувствовав скрытое напряжение. Это он понял; он сам напрягся.

— А Ласаль? Поскольку операцию по похищению людей отменили, мы действительно должны решить и эту проблему».

«Тогда ты можешь связаться с коммандос? На случай, если возникнут другие проблемы?

Невысокий человек колебался, затем принял решение. — Они будут вступать с нами в контакт через регулярные промежутки времени. Так что да. Надеюсь, вы никого не исключили из списка?

«Никто! Теперь, я думаю, мы поговорили достаточно…

— А Ласаль? — настаивал невысокий мужчина. — Это будет похоже на несчастный случай, я вам обещаю. Люди, которые занимаются этим, являются экспертами…»

«Эксперты?» Высокий мужчина выпрямился, и на его лице отразилось отвращение. «В военное время такие действия считались само собой разумеющимися, а в мирное время… Тем не менее, это нужно делать. В каком-то смысле это продолжение войны. Что касается Ласалля, то его пока нельзя добавлять в список. Я уверен, что он понятия не имеет, что будет, когда президент Франции уедет в Москву…»

Тайным кошмаром каждой крупной службы безопасности на Западе с первых дней холодной войны и более позднего фальшивого периода так называемой «разрядки» было то, что в той или иной крупной стране тайный коммунист оставался бездействующим до тех пор, пока он проложил себе путь вверх по лестнице власти и достиг вершины.

Это человек, которого больше всего боятся руководители разведки в Лондоне, Вашингтоне и других столицах, — Рип Ван Винкль коммунизма, у которого нет контактов с русскими агентами, который не посещает конспиративных квартир для передачи информации, который не контролируется шпионом. А поскольку он уже много лет не имеет связи с Москвой, его никак не засечь, так как он одним своим умением продолжает свое восхождение. Он не заинтересован в доставке в Москву деталей управляемого ракетного комплекса — он надеется поставить свою страну.

Полковник Рене Ласаль впервые почувствовал запах заговора, когда еще был помощником начальника военной контрразведки. Углубившись в подноготную неуловимого Леопарда, он столкнулся с Гаем Флорианом, который уволил его за то, что он перешел тонкую грань между военной и политической контрразведкой. По странной причуде истории Марку Греллю выпало снова вступить на путь, на котором Ласаль был вынужден сбиться с пути.

В пятницу, 17 декабря, — в день, когда советский коммандос пересек границу с Францией, — Марк Грелль отвлекся от своих многочисленных обязанностей на то, что в то время казалось отвлекающим маневром, инцидент, который будет записан в досье и забыт. В десять утра он узнал о чрезвычайной ситуации в аэропорту Орли, где алжирские террористы только что пытались уничтожить самолет «Эль-Аль» перед взлетом. — Нам лучше пойти и посмотреть, — сказал он Буассо. «Я думал, что система безопасности в Орли надежна…» У Грелля были причины для беспокойства; всего через несколько дней Ги Флориан должен был вылететь из Орли в Марсель, где он должен был произнести большую речь накануне своего отъезда в Россию.

Прибыв в аэропорт, где шел проливной дождь, они обнаружили, что Камилла Пойнт, командующий жандармерией аэропорта, держит ситуацию под контролем. Вдалеке, едва различимый в шквалах дождя, они могли видеть израильский самолет, который был целью, стоящий невредимым в конце резервной взлетно-посадочной полосы. Буассо на мгновение оставил Грелля с Камиллой Пойнт, чтобы проверить позицию с помощью патрульной машины с радиооборудованием. Весь аэропорт кишел вооруженной полицией.

«Один из моих людей вовремя заметил террориста, — объяснил Пойнт. «Он нацелил свое оружие на машину «Эль-Аль», которая вот-вот должна была взлететь с двумя сотнями человек на борту. Мутон-жандарм выстрелил в него и промахнулся, но он напугал террориста, который убежал и оставил свое оружие. Поднимайся на крышу, я покажу тебе…

— Этот террорист — он сбежал?

В голосе Грелля звучала тревога. Уже некоторое время было известно, что в Париже действует алжирская террористическая ячейка, и префект стремился поймать всю банду. Он отдал приказ — который одобрил Роджер Данчин, — что, если банда будет загнана в угол, полиция должна стрелять на поражение. Но одного человека было недостаточно. Буассо, убежавший от патрульной машины, услышал вопрос.

— Да, он ушел, — начал Буассо.

«Дерьмо!» — ядовито сказал Грелль.

— Но мы держим его под наблюдением, — продолжал Буассо. «Используя новую систему, которую вы установили для поездки президентского кортежа в Руасси 23 декабря, в этот момент его передают от одной патрульной машины к другой. И он, кажется, не понимает, что за ним следят. Я только что слышал, что он движется по Периферике, направляясь в северный Париж…

Буассо замолчал, когда водитель ближайшей патрульной машины помахал ему рукой. Вернувшись после получения нового сообщения по радио, он кивнул префекту. — Он все еще под наблюдением, все еще движется на север. Рискуем ли мы потерять его или сблизимся?

— Не приближайся — и не потеряй его, — ответил Грелль.

«Это то, что я только что сказал им…»