И благородный старец, решившийся ради спасения семьи на это величайшее унижение, тяжело упал на колени, простирая к майору дрожащие руки.

Из его потухших глаз брызнули слезы и заструились по седой бороде. Несколько солдат, сердца которых еще не совсем очерствели от грабежей и насилия, отвернулись, чтобы скрыть свое волнение. У остальных это зрелище вызвало взрыв мерзкого хохота.

Майор молчал. С непринужденностью баловня судьбы он высвободил ногу из левого стремени, подле которого стоял на коленях старик, и нанес несчастному страшный удар сапогом по лицу.

Искалеченный старец свалился подле трупика младенца. Из его рассеченных ударом губ и носа хлынула кровь.

Двор огласился негодующими и скорбными воплями женщин:

– Проклятые!.. Палачи!.. Убийцы!..

А Колвилл хохотал, полагая, видно, что выкинул отличную штуку. Потом, снова взглянув на часы и небрежно опуская их в карман, он заметил:

– Ну, четыре минуты уже истекли.

Минутой больше или меньше – какое это имеет значение для несчастных, которые знают, что все мгновенья их жизни уже сочтены.

Женщины вновь окружили улан. Бледные, трепещущие от негодования, они поносили солдат, грозили им своими слабыми кулаками, порывались даже их бить.

Солдафоны отвечали громким хохотом, целой очередью ругательств и плоских казарменных шуточек.

– Поднять коней! – гаркнул Колвилл.

– Гип-гип… урра! – заорали уланы, пришпоривая коней.

И хорошо выдрессированные животные ринулись на толпу сокрушенных горем женщин.

Невыразимое смятение охватило несчастных.

Одни ползли по земле, изувеченные железными подковами разгорячившихся коней, другие бежали по двору, стараясь спасти исходивших криком детей.

– Отстегнуть пики!.. Колоть!..-скомандовал Колвилл, обнажив свою шашку. – А ну-ка, мальчики, подколите мне всех этих маток вместе с их поросятами. Что за великолепный «pigsticking»! Будет о чем вспоминать!

Повинуясь гнусному приказу, уланы взяли пики напе-ревес и бросились на женщин с криками:

– Урра!.. Урра!.. Подколем свиней! Подколем свиней!..

В это время к старцу вернулось сознание. Он с трудом поднялся. Его ноги дрожали и подкашивались, лицо его было окровавлено, изо рта текла кровь. Слабею-щим уже голосом он бросил убийцам свое проклятье:

– Подлецы, будьте вы прокляты, низкие люди! Но вот он очутился перед Колвиллом, который трусил мелкой рысцой и не спеша подкалывал намеченные жертвы. Взмахнув шашкой, майор со всего размаху ударил старца по черепу. Тяжелое лезвие, посланное рукой атлета, со свистом резака обрушилось на голову старца и раскроило ее до самого рта.

– Черт возьми! Ну и ручища у вас, майор! –восхищенно воскликнул старший лейтенант, ехавший рядом с Колвиллом.

– Да и лезвие не из плохих, милейший, – ответил майор, явно польщенный похвалой.

Кавалеристы продолжали яростно преследовать иско-лотых пиками женщин. Опьянение кровью, от которого хмелеют сильнее, чем от вина, туманило их рассудок и толкало на возмутительные по своей свирепости поступки.

Одной из первых упала прародительница Ее грудь рас-кроил целый пучок пик, попавших одновременно и сбив-ших ее с ног. Маленькая белокурая девочка, служившая поводырем старцу, была буквально вздернута на пику сержантом.

Резким рывком пики назад убийца сбросил девочку на землю, где она продолжала биться в предсмертных муках.

А женщины все падали и падали, истерзанные умелы-, ми руками опытных палачей. Уж они-то знали, как наносить удары, от которых неизбежно погибают, но не сразу, а лишь после страшных мучений.

Но вот с женщинами покончено. Одни уже мертвы, другие умирают. Кони то и дело спотыкаются об их тела, разбросанные красными пятнами по всему двору.

Оставалось уничтожить несколько обезумевших от страха детей.

– Урра… Подколем свинью!

Новый бросок бандитов. Последний. Дети убиты. Истребление завершено.

Но неужели злодейство так и останется без отмщения? Неужели не явятся мстители?

Вложив в ножны шашку, Колвилл приказал трубить сбор.

Уланы быстро выстроились по взводам и замерли в ожидании приказа, содержание которого они предугадывали.

– А теперь, мальчики, – обратился к ним майор, – позабавьтесь иллюминацией. Подожгите-ка все эти лачуги. Исполнять!

Убийства, потом поджог. В глазах сборища озверелых бандитов это вполне естественный ход событий. К тому же англичане чувствовали себя в такой безопасности, что не выставили даже дозорных. Весь эскадрон собрался во дворе, желая принять участие в празднике.

– Ура! Да здравствует майор!.. – заорал сержант.

– Действуйте, мальчики, действуйте!..

Дружный залп прервал его речь. Колвилл подпрыгнул в седле, закачался и тяжко рухнул с коня, ударившись головой о землю.

Мстители?.. Да, то были мстители и защитники, но, увы, слишком запоздавшие.

За первым залпом прокатился второй, длинный, прерывистый, а вслед за ним – и третий.

Опытное ухо солдат тотчас же распознало в этом убийственном огне мастерство отборных стрелков. Уланы похолодели от ужаса.

Их строй, поредевший от града пуль, мгновенно распался. Взбесившиеся кони опрокидывали всадников. Охваченные ужасом, уланы попытались обратиться в бегство, но было поздно: над стеной фермы показался длинный ряд маузеров. И молодой негодующий, пылкий голос крикнул:

– Ни один из этих бандитов не должен уйти! Огонь!..

Снова раздалась частая, беспощадная пальба. Стреляли более сотни буров, этих чудесных стрелков, о которых можно смело сказать, что ни одна их пуля не пропадала даром и каждая несла смерть врагу. Несколько каким-то чудом уцелевших улан в беспорядке помчались к воротам и наткнулись там на тройной ряд маузеров.

– Огонь! – прозвучал тот же звенящий негодованием голос.

Снова загремели маузеры, и последние уланы английского эскадрона упали, сраженные наповал. Разбойники Колвилла были уничтожены. Во двор фермы ворвались десятка два молодых людей, вернее-подростков, авангард отряда. Остальные буры, составлявшие ядро маленького войска, из осторожности остались в поле.

Ворвавшиеся во двор бойцы направились к тому месту, где был застигнут огнем первого залпа уланский эскадрон. Подле мертвых тел сержанта и двух трубачей еще бился в агонии майор. Раненный в грудь, он задыхал-ся, харкал кровью и, разумеется, нещадно ругался.

Узнав командира бурского авангарда, Колвилл про-хрипел голосом, прерываемым предсмертной икотой:

– Сорви-голова… будь ты проклят, мошенник!

– Да, майор Колвилл, это я! И, как видите, я сдержал слово и заставил вас искупить своей кровью смерть Давида Поттера…

– …моего отца, которого ты убил, подлая собака! – не своим голосом прервал командира побледневший от гнева Поль, подойдя к Колвиллу, который ответил ему вызывающим взглядом.

– Остальные неправедные судьи, приговорившие к смерти Давида Поттера, – продолжал Сорви-голова, – уже погибли от нашей руки: полковник герцог Ричмондский, капитаны Русселл, Харден и Адамс – все они давно умерли. Да и вам осталось жить всего лишь несколько минут.

– Как знать, иногда возвращаются… очень издале-ка, – проворчал Колвилл, бравируя даже перед смертью.

Злодей, очевидно, рассчитывал на великодушие своего благородного и всегда сострадательного к раненым противника.

– Увидим! – глухо ответил Поль. И хладнокровно, без малейшего колебания, мальчик приставил дуло ружья к виску майора и спустил курок.

– «Есть мертвецы, которых надо убивать!» – продекламировал в заключение Фанфан, весьма кстати вспомнив этот трагический стих.

Но тут послышались крики:

– Тревога! Тревога! Англичане!..

Молокососы вынуждены были стремительно покинуть ферму, не имея никакой возможности предать земле тела невинных жертв.

Они присоединились к отряду, вскочили на коней и отступили перед огромной массой неприятельских войск, темными линиями застилавших горизонт.

Предчувствие. – Переход через Вааль. – Отступление. – Во имя спасения армии генерала Бота. – Фермопилы. – Поль и Патрик. – Стоять насмерть! – Гибель Молокососов. – Последние пули и последние Молокососы. – Капитан Жюно.– Выживут ли они?