– Да, действительно, – сказал генерал, – я вспомнил эту историю. Было такое. Нам сообщили об этом человеке, что это на самом деле Солоник. Мы вызвали его в один из полицейских участков. Но человек, пришедший на встречу, был не Солоник.

– Конечно же, не Солоник, – кивнул я головой. – Ведь было бы странно – Солоник, которого разыскивали и могли на этой встрече задержать, пришел к вам добровольно на идентификацию!

Генерал, вероятно, не понял моего ответа.

– Я еще раз говорю, что Солоник мертв, – сказал он. – Мы нашли его тело, провели идентификацию и пришли к выводу, что он умер. Более того, он похоронен на Третьем муниципальном кладбище. Вы можете там видеть его могилу.

Я понимал, что в этих словах была, скорее всего, не информация, а установка, которой я должен был придерживаться в дальнейшем. Я пожал плечами, мол, вы можете говорить, а я имею право не верить в это.

Затем мы еще какое-то время говорили о Солонике и на другие темы. Наконец генерал встал, показывая, что беседа со мной окончена.

– Я могу быть свободен? – спросил я.

– Да, конечно, – ответил генерал, протягивая мне руку. – Я советую вам все же как можно быстрее уехать из Афин. Для нас его имя – это тоже в какой-то мере заноза. Греция – достаточно спокойная страна. И все, что произошло у нас, подобно взрыву. И мы сейчас хотим как можно быстрее забыть об этом. А ваш приезд, извините, – соль на рану. Я надеюсь, что мы с вами еще встретимся, но в более благоприятной обстановке.

Через несколько минут я покинул Главное управление полиции.

Вскоре я вернулся в гостиницу. Быстро набрал номер Джурича. Он приехал ко мне буквально сразу же.

– Ну, как твои дела? – поинтересовался он.

– Вроде бы отпустили. – И я коротко рассказал ему о беседе с генералом.

– Ты знаешь, – сказал адвокат, – этот генерал – достаточно известная личность. О нем много писали в газетах. Раньше он работал в одном из районов Аттики. Его подозревали в коррупции в связи с тем, что он покровительствовал многим игральным заведениям. Но в последний момент вместо того, чтобы отправить в отставку, его неожиданно повысили и назначили временно исполняющим обязанности начальника полиции.

После того как Гойко ушел, я сразу же снял трубку телефона, чтобы позвонить Лике. У меня к ней появилось много вопросов. Первый – почему она позвонила мне и так настаивала на встрече с Антоном? Может, она специально хотела подставить меня? И второе – почему она так интересовалась Солоником и при этом мне ничего не говорила о нем? Но эти вопросы я хотел задать ей только при личной встрече...

Но мобильный телефон Лики не отвечал. «Странно, – подумал я, – в чем дело?» Не оставалось другого выхода, как ехать к ней на работу, в ночной клуб, и поговорить с ней с глазу на глаз.

Но в ночном клубе меня ждало разочарование. Я долго искал ее, но Лики нигде не было. Подойдя к бармену, с которым, я видел, она разговаривала несколько дней назад, я не получил у него никакой информации, так как он не говорил по-русски, только пожимал плечами и разводил руками, когда слышал имя Лики. Наконец я увидел, что за одним из столиков сидит и пьет коктейль подруга Лики Аня.

Я подсел к ней. Аня сразу узнала меня.

– А Лика уехала, – сказала Аня, – еще вчера, сразу же, как началась вся кутерьма с Антоном. У нее же документы были не в порядке. Кстати, она вам несколько раз звонила, но дозвониться не смогла.

«Правильно, – подумал я, – и не дозвонилась, я же под арестом сидел...»

Расстроенный, я покинул клуб. Ничего не оставалось делать, кроме как завтра посетить кладбище, посмотреть на могилу Солоника и уехать в Москву.

К концу дня я был на Третьем муниципальном кладбище. Посетителей на кладбище почти не было, не считая нескольких облаченных в траур старых гречанок, стоявших у свежего холмика, да еще двоих мужчин неопределенного возраста.

Я подошел к белому мраморному надгробию, на котором было высечено: «Александр Солоник». Стоя у могилы, я стал размышлять о скоротечности жизненного бытия, о непредсказуемости жизненных сюжетов, о том, что человек еще недавно был жив, а сегодня уже лежит под мраморным крестом... А может, там все же не он лежит?

Постояв некоторое время, я уже собрался уходить, как почувствовал на себе чей-то взгляд. Я резко обернулся. Вокруг меня никого не было. Но я чувствовал, что нахожусь под наблюдением, что на меня, скорее всего, смотрят издалека, через сильную оптику.

Я еще раз осмотрелся и снова никого не заметил. Я решил, что если кто-то наблюдает за мной, то наверняка это греческие спецслужбы. Решив не дразнить гусей, я направился к своей машине, понимая, что нужно ехать в гостиницу. Тронувшись с места, я заметил, что сзади пристроилась все та же знакомая белая «Хонда» с затемненными стеклами. Значит, я не ошибся и «хвост» за мной установлен.

На следующий день я снова поехал в контору Джурича и провел там около двух часов. Мы говорили о перспективе дела Максима. Адвокат заверил меня, что в ближайшее время Максим будет выпущен, просто он в качестве наказания должен отбыть десять суток ареста за незаконное проникновение на территорию американской базы без разрешения, как ему объяснили.

– Такие уж наши порядки, – улыбнулся Гойко. – Больше никаких обвинений, тем более в шпионаже, ему никто предъявлять не будет. Все обошлось.

Я поблагодарил его, расплатился и попросил его все же проводить меня до аэропорта. Джурич понял, что я на всякий случай решил подстраховаться – мало ли что может случиться в последний момент! Он согласился.

Через некоторое время мы с ним прощались в греческом аэропорту. Пройдя беспрепятственно пограничный и таможенный контроль, я очутился на борту российского самолета. Тогда я почувствовал себя спокойно. Но впереди была Москва. Нужно было обязательно встретиться с таинственным Геннадием Михайловичем, который называл себя куратором Максима. Нужно выяснить многие вопросы...

На второй день моего пребывания в Москве мне неожиданно позвонил Геннадий Михайлович и попросил срочно с ним встретиться для обсуждения важного сообщения. Встретиться с ним мы договорились в одном из баров в центре Москвы.

Заняв столик в баре, находящемся напротив Госдумы, я сидел, зевая, и ждал прихода Геннадия Михайловича. Надо сказать, что его звонок был достаточно странным. Во-первых, он позвонил утром и дал мне на сборы не более часа. Во-вторых, когда я попросил его описать себя, чтобы я смог его узнать, он сказал, что хорошо меня знает и сам меня найдет.

Вскоре в дверях появился мужчина высокого роста, худощавый, со светлыми волосами. Войдя в зал, он внимательно осмотрел всех посетителей, затем направился к дальнему столику. Я уже повернулся, чтобы снова наблюдать в окно за подъезжающими к бару машинами, как неожиданно мужчина, словно что-то вспомнив, остановился около моего столика и назвал меня по имени-отчеству.

– Да, это я, – ответил я.

– Геннадий Михайлович просил вас подъехать со мной. Он тут рядом.

Я неопределенно пожал плечами:

– А далеко ехать?

– Нет, на моей машине поедем. Потом мы вас привезем. Так получилось, у него важная встреча. Вы смогли бы это сделать? Он очень просил.

– Хорошо, поехали.

Я расплатился, вышел на улицу и сел в черную «Волгу» с тонированными стеклами, которая тут же рванула с места и помчалась в сторону Лубянской площади. Потом мы плутали переулками и остановились у одной из пятизвездочных гостиниц в центре. Мужчина быстро припарковал машину, открыл мне дверь и предложил выйти. Мы вошли в вестибюль.

– Здесь на втором этаже, в одном из баров, – сказал мужчина. Мы стали подниматься по крутой лестнице.

Я обратил внимание, что мужчина, сопровождающий меня, время от времени поглядывает по сторонам, как будто проверяя, не следят ли за нами. Да и тогда, когда он вел машину, я замечал, как он смотрел в зеркало заднего вида. «Черт его знает, – думал я, – чем занимается этот Геннадий Михайлович!»