Оставив на столе беспорядочно разбросанные объедки, Осберт вышел посоветоваться со своими приспешниками. Жан отправился осторожно разведать обстановку, пока Осберт продолжал размышлять, стоит ли добыча риска. Безопаснее всего было бы просто убить Джиллиан, но, к несчастью, он назвал монахам свое настоящее имя, и его, безусловно, обвинят в ее смерти. Это лишит его всякой возможности домогаться земель Невилля, поскольку церковь запрещает наследование владений жертвы убийцей. Это означало, что ему придется тащить ее с собой в добром здравии, а сопротивляющаяся женщина – большая помеха в дороге.

Осберт очень злился на Адама. Он рассчитывал, что Адам убьет Джиллиан, чтобы облегчить себе захват ее земель, но этот тупой Лемань не сделал этого. Вне всякого сомнения, он заставил эту дурочку отдать все ему. Однако подобный акт легко будет оспорить, поскольку, по брачному договору, Джиллиан отдала все свои земли мужу, а ее мужем был он, Осберт. Может, Джиллиан в попытке спасти себе жизнь не сообщила об этом Леманю? Глупая, упрямая сука, ей всегда удается причинять ему неприятности.

Слово «упрямая» породило новый поток мыслей. Она могла сделать вид, что сдалась, надеясь при первой возможности взбунтоваться. Как могло оказаться, что сэр Ричард и сэр Эндрю так дружны с Леманем, что отправились с ним на охоту? Почему эта сучка не поплакалась им, прося защитить ее? Осберт пожал плечами и ухмыльнулся, представив себе, какими методами Лемань воспользовался, чтобы убедить ее повиноваться. Видимо, он достаточно постарался, раз Джиллиан так запугана, что даже не обратилась за помощью к монахам, и он так уверен в ней, что оставил без присмотра. Вероятно, Джиллиан уже тысячу раз мечтала вернуться во французский замок Серей или… Осберт сел и осклабился до ушей. Несомненно, Джиллиан мечтала вернуться в его объятия. Что ж! Тогда она поедет с ним добровольно.

Осберт не знал иного способа обращения с женщинами, кроме как доводить их до безумного страха, но он замечал также, что мягкость сразу после жестокости делает их чрезвычайно податливыми. Если он сумеет вывезти Джиллиан в один из замков Людовика, это значительно укрепит его притязания на земли Невилля. Ее присутствие могло бы даже подвигнуть лорда Льюиса на штурм Тарринга. Поскольку перепуганная Джиллиан окажется целиком в его власти, будет нетрудно заставить ее подтвердить брачный контракт.

Вскоре после того, как Осберт вывел это блестящее умозаключение, основанное на совершенно ложных посылках, вернулся Жан с сообщением, что стену, окружающую женский гостевой дом, преодолеть не составляет труда. Он уже сам побывал там и нашел маленькую дверь в стене, через которую монахи вносят все необходимое для ухода за садом и выносят мусор. Она была заперта, сказал Жан, но теперь уже открыта. Через нее нетрудно вывести леди, не поднимая лишнего шума.

Джиллиан ждала Адама, пока сумерки не сменились непроглядной тьмой. Тогда она велела Кэтрин зажечь свечи и продолжала ждать. Ей казалось невероятным, что никто не удосужится пройти несколько шагов, чтобы пожелать ей доброй ночи или поинтересоваться, хорошо ли она устроилась. Затем ей пришло в голову, что речь шла вовсе не о нескольких шагах. Гости мужского и женского пола в аббатстве располагались в далеко отстоящих друг от друга помещениях. Как глупо было забыть об этом. Возможно, аббат считал неприличным для мужчин навещать дом леди после наступления темноты. Остановило бы это Адама, если бы он захотел прийти? Если бы он желал ее, ничто не остановило бы его. Джиллиан вздохнула, борясь со слезами.

Пока Кэтрин расчесывала ее, Джиллиан в который раз убеждала себя не быть дурой. Нельзя же чувствовать себя брошенной только потому, что ей непривычно находиться одной в доме. Правда, это был совсем маленький домик и вовсе не изолированный, он отделялся от самого аббатства только стеной и воротами. И все-таки зимой странников было мало, и в гостевом доме не было ни единой души, кроме самой Джиллиан и Кэтрин…

Одна! Впервые с тех пор, как она с Адамом покинула Тарринг, она не была окружена прислугой и семьями ее вассалов. Желая объятий Адама, Джиллиан все же не была такой легкомысленной, чтобы воображать, что Адам мог прийти к ней в тех обстоятельствах. Но здесь… Монахи не караулили стену или ворота. Может быть, Адам не пришел потому, что намеревается сделать это попозже, ночью, когда все улягутся спать. Джиллиан поспешила услать служанку.

Когда служанка ушла, Джиллиан начала думать, подбирая подходящую тему для беседы. За те несколько дней, когда они были настоящими любовниками, Джиллиан обнаружила, что Адам, несмотря на свое огромное тело и жаркую страсть, был лишен чисто животных инстинктов. Он не хватал ее сразу же, как только они оказывались наедине. Ему сначала хотелось поговорить. Тема могла быть любой, но лучше, если бы это было что-нибудь, что могло бы поскорее привести к поцелуям и ласкам. Джиллиан нахмурилась и спустя мгновение широко улыбнулась. Он просил ее показать, где она держала нож. Какой мог быть лучший повод продемонстрировать ему свои бедра? Она встала с постели, поежившись, когда босые ноги коснулись холодного каменного пола, отыскала свое оружие в ящике, куда его положила Кэтрин, и привязала к ноге.

Вернувшись в уют постели, Джиллиан не стала бороться со сном, но часть ее сознания продолжала бодрствовать в ожидании, так что она твердо знала, что проснется от любого шороха. Однако сквозь толстые стены ничего не доносилось, и она мирно спала, пока сквозь соломенную крышу не пробился звон колоколов с высокой башни. Джиллиан легла спать вскоре после вечерней службы, так что этот мелодичный звон, разбудивший ее, мог означать призыв к полуночной молитве. Полночь, а Адама все нет. Страх и рассудок боролись в мозгу Джиллиан, принося то надежду, то отчаяние, смешиваясь со снами, когда она периодически погружалась в дремоту. Когда ночная свеча начала бледнеть в предрассветном сереющем свете, Джиллиан уже больше не могла лежать без движения. Она встала и принялась одеваться. Кэтрин будет разочарована, но Джиллиан нужно было сделать что-то, чтобы разогнать черную тучу, затянувшую ее душу.

Движение немного помогло, но только немного. Джиллиан в отчаянии обыскала комнату в поисках чего-нибудь, что могло бы отвлечь ее. В голой монастырской келье не было ничего интересного – кровать, низкий сундук, табурет, распятие. Глаза Джиллиан зажглись, когда она увидела распятие. Она не осмеливалась признаться в своем грехе священнику, но она сможет исповедаться милостивой Матери Божьей, которая хорошо понимает сердечные дела. Она опустилась на колени под распятием и начала молиться. Вскоре глаза ее наполнились слезами, и тихий звук ее собственных рыданий перекрыл звук крадущихся шагов в коридоре, которые на мгновение замерли, а потом кто-то быстро, очень быстро вошел в ее комнату.

Неожиданно сильная рука обхватила Джиллиан поперек груди и стальная ладонь зажала ей рот, она почувствовала не страх, а радость. Адам не хотел, чтобы она вскрикнула от неожиданности, подсказало ей сердце. Она не сопротивлялась, когда Пьер поднял ее на ноги и развернул кругом. Хотя на щеках ее были слезы, глаза ее сияли любовью. Увидев Осберта, она испытала такой шок, что выражение радости на одно мгновение еще задержалось на ее лице. В следующее мгновение, пока еще страх не сковал ее мозг, она поняла, что Адам прошлым вечером в аббатство не возвращался. Это лошадей Осберта она услышала тогда в воротах. Тут в ее мозг проникли слова Осберта.

– Я вижу, ты рада видеть меня, не так ли? – оскалился он. – Ты поняла, что значит быть пленницей английского барона. Что ж, ладно, может быть, урок пошел тебе впрок, и теперь ты с большей радостью будешь покорной женой. Мне кажется, ты можешь пригодиться мне, и поэтому, если ты согласишься впредь быть послушной, я не стану тебя наказывать за твое прежнее плохое поведение. Покажи себя признательной и покорной, и я даже прощу тебя… может быть.