Вот оно! Первое решение, которое само напрашивалось, состояло в том, что Адама нужно захватить в плен и использовать в своих целях, то есть его людям тогда можно было бы заявить, что его замучают или убьют, если они не сдадутся. Осберт с любовью лелеял некоторое время эту мысль, особенно наслаждаясь тем, что он сделает с Адамом после того, как его люди сдадутся и покинут замок. Он не убьет его… нет. Но Гилберта де Невилля вполне можно считать здоровым и невредимым по сравнению с тем, что останется от Адама. К сожалению, в эти сладостные мечты вторгалась реальность. Захватить Адама в плен без посторонней помощи было почти так же невозможно, как захватить Тарринг. Кроме того, сама мысль, что Адам будет где-то рядом с ним, пусть даже в цепях, настолько ужасала Осберта, что у него схватывало живот, и он бросался искать сточную канаву.

Страх перед Адамом возбуждал воспоминания. Юридически Адам удерживал Тарринг только как сюзерен Джиллиан. Осберт был глуп, но не настолько, чтобы верить, что Адам отдаст замок, если Джиллиан умрет; однако даже Адам наверняка предпочел бы иметь ее живой. Церковь была могущественной силой, и Осберт верил, что она поддержит его притязания, поскольку у него был брачный договор. Следовательно, если он захватит Джиллиан, людям Адама придется сдаться, чтобы спасти ее.

Осберт понимал, что его план полон дыр, как залежалый сыр, но в нем было семя надежды, во всяком случае, на этот раз его не парализовало от страха. Он ворочал эту мысль в голове так и эдак, и она становилась все более обнадеживающей. Он понял, что ему не понадобится подкупать никого из воинов, чтобы пробраться в замок. Несколько верных людей он мог провести туда без особых проблем. Нападения в Тарринге не ждали, и хотя стража у ворот сохраняла бдительность, они не слишком пристрастно осматривали входивших туда торговцев или крепостных из дальних ферм, доставлявших провизию.

Войти было легко, но где они спрячутся, каким образом захватят Джиллиан и что они скажут людям в замке, представить было трудно. Даже Жан не справился бы с тем, что нужно было сделать. К тому же Осберт больше не доверял Жану. С тех пор, как Джиллиан сбежала, и Пьер каким-то образом оказался убит, Жан стал другим – мрачным и подозрительным. Затем его осенило. Он сам мог пойти в Тарринг. Страх на мгновение проник в его сознание, но он быстро погасил его. Все это нужно проделать, разумеется, пока Адам в отъезде. Того, что его раскроют люди Адама, опасаться не следовало, поскольку никто из них никогда не видел его. Он знал, где можно спрятаться. Он вообще хорошо знал замок. Он знал, как управиться с Джиллиан. Разве она не была тихой и покорной все время, когда он находился рядом с ней? Этот идиот Пьер как-то потерял бдительность и свою власть над ней. Осберт не знал точно, как это произошло, но был уверен, что вследствие ошибки Пьера. Джиллиан сама по себе была пустым местом.

И еще одна блестящая идея озарила Осберта. Все будут рассматривать то, что он вошел в замок в сопровождении горстки людей, настоящим подвигом. Безобразные сплетни вокруг него, презрительные взгляды и высокомерные слова сразу же прекратятся. Он ухмыльнулся. Для этих дубов с парализованными мозгами, которые способны только рубить друг друга на части, это было бы опасным предприятием. Они не знали бы, как пробраться не замеченным в женские покои или как запугать женщину, чтобы она согласилась отозвать стражу с задних ворот. Тогда двое из его людей притворятся стражниками и впустят войска Людовика. И раз ему предстоит незаметно пробираться на женскую половину, он, разумеется, надевать доспехи не будет, и никто не станет ожидать от него участия в сражении.

Радостную улыбку на его лице сменила озабоченность. Все-таки опасность оставалась. Он был уверен, что сумеет войти и заставить Джиллиан подчиниться, но что, если люди Адама равнодушно отнесутся к его угрозе убить ее и откажутся сдаться? Он же не сможет провести через задние ворота целую армию. Потом он снова с облегчением улыбнулся. Если Адама не будет, а в окрестностях никаких боев не предвидится, в замке наверняка останется немногочисленный гарнизон. Более того, поскольку никакой тревоги нет, вооружены будут только стражники. Люди Людовика набросятся на остальных, прежде чем те успеют защититься. Для этого не понадобится слишком большой отряд.

Осберт думал и думал, оттачивая свой план, пока не полюбил его всем сердцем, пока не уверовал, что справится с этим делом, до такой степени, что эта его уверенность передалась Людовику, когда Осберт, наконец, добился аудиенции у принца. Людовик начинал искренне сожалеть о своем небрежении к английским баронам. Это стоило ему потери Вильяма Маршала-младшего, Арунделя, Варенна, их вассалов и множества рыцарей помельче. Хотя он все еще не был готов передать часть власти англичанам, он резко сдерживал языки и манеры своих французских сторонников и был рад сделать что-нибудь для удовольствия Фиц-Уолтера, де Квинси и других, кто до сих пор оставался верным данной ему присяге.

Поэтому он выслушал Осберта внимательнее, чем слушал бы в других обстоятельствах эту омерзительную личность, и даже в некоторой степени заинтересовался предложенной им идеей. Он вызвал Фиц-Уолтера и заявил, что в нанесенном ему оскорблении виновен Адам Лемань. Он уверил также Фиц-Уолтера, что сделает все возможное, чтобы отомстить за него, и предложил выслушать предложение Осберта. Осберт еще раз детально изложил, что он мог бы сделать, причем доверие принца прибавило ему самоуверенности. Затем Людовик предложил, чтобы, если Осберт справится с задачей, он признал Фиц-Уолтера сюзереном Тарринга, если Фиц-Уолтер, в свою очередь, согласен принять Осберта в качестве своего вассала.

Это устроило всех. Осберт будет владеть Таррингом – так он, во всяком случае, думал. Фиц-Уолтер знал, что за несколько часов в любое время, когда ему захочется, сумеет отстранить Осберта и посадить в Тарринге своего человека. Людовик полагал, что устранять Осберта даже не потребуется. Он мог послать какого-нибудь рыцаря, чтобы «помочь» Осберту в случае, если он не сможет повести в бой гарнизон Тарринга. Затем рыцарь останется и «поможет» Осберту управлять замком, так что Людовик опередит Фиц-Уолтера в том случае, если между ним и Фиц-Уолтером возникнут разногласия. Все они с жадностью думали о хорошей, хоть и маленькой, гавани под Таррингом. Безопасные порты на южном побережье находить было все труднее.

Фиц-Уолтер высказал, правда, одно практическое возражение. Он указал, что план Осберта основан на том, что Джиллиан останется одна в замке. Судя по словам Осберта, сейчас ее в Тарринге нет, и откуда им знать, что, когда она вернется, ее не будет сопровождать Адам? Людовик согласился, что нужно подождать, пока она останется одна, но, добавил он с улыбкой, если Адам даже вернется с ней, надолго он там не задержится.

– Судя по тому, что я слышал о Лемане, он человек военный. А скоро войны будет больше чем достаточно, чтобы вытащить его из Тарринга, – это я вам обещаю.

Когда Адам вернулся с «развлечения», которое заключалось в захвате удерживаемых сторонниками Людовика замков, он обнаружил, что его одобрения ждет большой ворох дел. В Вике оставался сэр Ричард. Когда Адам словно пропал под хлынувшими из засады людьми Мэттью, сэр Ричард решил отомстить за своего сеньора. Он был в такой ярости и скорби, что пробил себе мечом путь сквозь ряды воинов, охранявших Мэттью, и одним ударом убил этого человека, несмотря на то, что тот был ранен, безоружен и не мог защититься. Позже, когда бой утих и мертвые были отделены от живых, он обнаружил Адама под грудой тел, задыхавшегося от боли и смеха, но совершенно невредимого. Адам присел нарочно, а его люди были обучены встать на колени над ним и вокруг него, подняв вверх щиты и образуя почти неуязвимую оборонительную «черепаху».

Довольный, что с Адамом ничего не случилось, если не считать ушибов, причиненных Катбертом и другими перестаравшимися воинами, усевшимися прямо на него, чтобы обеспечить его полную безопасность, Ричард не стал подвергать сомнению эту уловку. Она удалась на славу. Сэр Эдмунд и сэр Эндрю имели достаточно времени, чтобы войти в замок через мост; он сам и сэр Филипп без потерь бросились вниз, пока все внимание защитников замка было приковано к Адаму. Только потом сэр Ричард подумал, не была ли эта хитрость еще хитрее, чем ему показалось сначала, и преследовала далеко идущие цели. Адам знал, что его люди любили его. Он знал также, что сэр Ричард ненавидел Мэттью. Не хотел ли Адам получить полную гарантию того, что Мэттью будет убит, и ради этого хотел, чтобы все поверили, что он сам мертв? Не ожидал ли он, что ярость и скорбь заставят кого-нибудь убить Мэттью, не желая получить с него выкуп или дать ему шанс сдаться?