Оказалось, что рассказывать почти нечего. Как и обещал Ванденбрук, в библиотеку его не пустили, зато спустили на него всех собак в виде двух троек патрульных, от которых пришлось уходить телепортом. Остальное время он провел в парке, греясь на солнышке и играя в шахматы с местными пенсионерами.

На мой недоуменный взгляд он только хмыкнул:

— Ладно, ладно, я не только играл, но и порасспрашивал их о том, о сем.

— Давай конкретнее: об этом твоем о том, о сем.

— Конкретнее? Конкретнее узнал о испытании, которое надо пройти, чтобы попасть в башню к архимагу.

— А вот это интересно, — я даже перестал жевать, — и что там?

— Ничего интересного, наоборот все довольно банально — надо пройти три испытания: огонь, воду и медные трубы. Что это значит не спрашивай, судя по всему, каждый раз там все по-разному, но самое главное в конце — тебе задают вопрос, а потом посылают на куй.

— В каком смысле? — От удивления я даже перестал жевать.

— В самом обычном, трехбуквенном. Не знаю, что там за вопрос, но никто на него правильно еще не ответил. После чего, в зависимости от назойливости гостя, его или телепортируют домой или в озеро кипящей магмы. Пару раз, говорят, испытуемого будто невидимый великан под зад пинал. Так их останки потом в километре от башни находили, после чего поток желающих пообщаться с архимагом практически иссяк.

— А где можно найти этого доброго дедушку?

— У него свой совсем небольшой островок, который находится всего в полукилометре от Вребра. Вребр, — пояснил Майор, видя вопрос на моем лице, — это остров, на котором находится людская столица. Но добраться до этого островка можно только по обнажившемуся дну океана в Ночь Большого Отлива. Та бывает примерно два раза в месяц, когда все три луны выстраиваются на горизонте практически в одну линию.

— И…

— И это будет завтра, — предвосхищая мой вопрос ответил Майор, — отлив начнется в час ночи, к четырем он станет максимальным. Тогда и можно будет пройти к острову архимага. Вребр у нас практически весь открыт, если телепортнемся в три, к четырем вполне успеем дойти до нужного места.

— Твою ж! Опять поспать нормально не удастся! Пофиг, что там у нас с зельями? Как я понял, противостоять нам будет огонь, вода и медные трубы. Нам нужно все, что можно для противостояния им.

— А что значит медные трубы? Не возгордиться, остаться смиренным? По-моему, от зазнайства элексиров не бывает.

Мы глянули на Майора, но тот только пожал плечами:

— Я знаю не больше вашего, может это как-то связано с противостоянием ментальному воздействию?

— Брумгильда, — обратился я к смачно обгрызающей ребрышки девушке, — нас нынче не пускают ни в одно государственное учреждение. Не сходишь до гильдии алхимиков и зачарователей? Нам нужны свитки и зелья для завтрашнего похода. Пофиг тебе напишет список всего необходимого, возьми в пятерном размере, Калян тебя через телепорт свозит. А на обратном пути можете заскочить в магазин, он тебе пару шляпок купит.

Дождавшись кивка Брумгильды, я отправил мага срочно писать список, а сам скинул полуорку пятьдесят тысяч. Их за глаза должно было хватить на все. Раздав распоряжения, я с удовольствием макнул кусок шашлыка в соус и выругался.

— Черт! Мне нужно оружие. Наподобие той глефы, что я когда-то делал. Чтобы урон был завязан на ловкость. Ну, твою жеж, мать! Если я сейчас его начну делать, то только к отъезду успею закончить. Екарный бабай! Добрыня, мне нужно выковать длинное, тонкое лезвие для глефы. Кто-нибудь знает, перья птицы Рух у нас еще остались? А…

— Подожди, ты, не бухти, — проворчал Добрыня, — было у меня что-то из старых поделок, как раз на ловкость.

Огр поднялся, зашел в кузню и через пару минут вернулся с оружием в руках: на вид это была длинная, чуть изогнутая шпага не шпага, сабля не сабля, а что-то среднее между ними. Лезвие больше походило на тонкий самурайский меч, но гарда была другой, защищая всю кисть.

Называлась она все же шпагой и урон от нее был равен удвоенному количеству очков ловкости. Рукоять сидела в руке как влитая и я удовлетворенно повесил ее на пояс, вложив в принесенные Добрыней ножны. Легкая и удобная штука, я с ней прямо как настоящий д’Артаньян! Думаю, она мне очень понравится!

— Чертова хреновина! — я с трудом вырвал застрявшие ножны из колючего куста, и тут же, отвлекшись на это, чуть не свалился, запнувшись за торчащий из земли корень.

Стояла глубокая ночь, когда мы телепортировались на столичный остров, и висевшие над самым горизонтом луны нисколько не разгоняли окружающую нас тьму. Высадились мы на дороге, по которой моим сокланам как-то пришлось попутешествовать, но остальной наш путь пролегал через лес и огонек, мечущийся над головой Пофига, казалось ничего не освещал, а только углублял и так непроглядные тени, и волочащийся по земле кончик чертовой сабли нисколько мне не помогал. За сто метров пути он сто пятьдесят раз застрял в кустах, цеплялся за ветки, за корни.

— Как эту хреновину, вообще, носить надо?! — Злобно прошипел я, въехав вырванным из куста кончиком сабли Пофигу по ноге.

— Ты себя д’Артаньяном что ли вообразил? Носи ее в сумке и все, задолбал уже.

— Ага, в сумке, а если кто-то нападет?

— Здесь нет опасных животных, — сказал Пофиг и уточнил, — кроме тебя. Да и то, ты — так себе опасность. Не бойся если что, я тебя защищу.

Остальные, недовольные ночной прогулкой, тоже что-то заворчали, тихо костеря меня разными нехорошими словами. Как будто это я виноват, что здесь отлив ночью происходит.

И этот тоже: защитит он, как же, дождёшься от него. Я снял саблю с пояса и на ходу перевесил ее за спину: так она при каждом шаге долбила по ногам, но хотя бы перестала цепляться за все подряд. Под ногами тут же захлюпало и в воздух поднялся целый рой комаров. Оказалось, что мы забрели в мелкое болотце, и нам пришлось полчаса месить грязь, утопая в нем по колено. При первой же попытке вырвать ногу из топи, я угодил лицом в здоровенную паутину, растянутую между двух чахлых деревцев, торчащих из топи: та противно облепила лицо, а здоровенный черный паук, недовольный разрушением своего дома, злобно зыркнул на меня восьмью алыми глазками и плюнул в меня ядовитый слюной — глаз обожгло будто кислотой. Я рванулся к нему, но завязшие ноги никуда не пошли, и я завалился в грязь, отчетливо при этом услышав гаденькое хихиканье паука. Резко вскочил на ноги выхватил саблю… и она не выхватилась. Длины рук не хватило, чтобы вытащить ее из-за спины. Пришлось, рассекая пальцы в кровь, перебирать по лезвию руками вытаскивать его из ножен. Паук снисходительно посмотрел на этот процесс, плюнул мне во второй глаз и шустро спрятался за стволом дерева… Очнулся я только через пару минут, когда от дерева осталась лишь кучка мелко порубленных дров.

— Пахан, пошли, а то если с каждым деревом на пути сражаться, мы только к следующему отливу успеем.

На верхушку кучи дров вылез ненавистный паук, встал на задние лапки, а одной передней резко ударил себя по сгибу второй, в древнем жесте… глубокого уважения к сопернику.

В этот раз я остановился, когда от дерева осталась только россыпь древесной трухи.

— … с испытанием медными трубами, у нас будут явные проблемы, — произнес какой-то умник, но, когда я к ним обернулся, все делали вид, что с интересом рассматривают звездное небо.

— Ну-ка, быстренько перестали умничать и призвали своих петов!

Как только сонная стая дятлов появилась перед нами, я ткнул пальцем в древесную труху, из-под которой робко сверкали глазки паука и скомандовал: «Фас!»

Развернулся и, яростно вырывая ноги из болотной жижи, побрел вперед, с удовольствием прислушиваясь к предсмертным воплям паука.

— Пахан, нам в другую сторону, океан там.

— Я знаю, — разворачиваясь проскрипел зубами я, — просто я разбег хотел взять, чтобы это чертово болото побыстрее пройти!

К счастью, болото оказалось совсем не большим, а посланные вперед петы разогнали перед нами всю живность, особенно сосредоточившись на гадских пауках. В итоге, преодолев болото, все они посерели от облепившей их паутины и выглядели не очень счастливыми. Встретившие нас на выходе из болота заросли колючего кустарника, тоже никому из нас не прибавили хорошего настроения: через десять минут продирания сквозь них, стало понятно, что они к тому же все увиты ядовитым плющом, вызывающим на коже ожоги и высыпания как при сильнейшей аллергии. В общем, через час, когда мы вышли на берег океана, мы были в самом подходящем расположении духа, чтобы убивать. Нет, естественно, сначала почесаться, а потом уж убивать. Даже дятлы, не смотря на свой панцирь из плотных перьев, чесались как шелудивые псы. И нам не было никакого дела на открывшийся перед нами вид, а посмотреть там было на что: воды океана отошли от берега, обнажив дно, усыпанное тысячей луж, блестевших в звездном свете словно тысяча призрачных зеркал. Заросли кораллов, словно череда причудливых замков были разбросаны там и тут. Деловито снующие туда-сюда крабы и огромные медлительные морские звезды, на спинах которых полыхали разнообразные люминесцентные узоры. На каменистом пляже образовался разрыв, образованный нанесенным волнами песком. Эта песчаная коса, извилистой тропой, тянулась почти от самого леса и до возвышающегося невдалеке острова.