– Конечно, господин, очень хороший замысел.

Он снял свой скворечник, подставил ветерку маленькую лысую голову и повторил задумчиво:

– Очень, очень много мудрых людей… Но трубочисты тоже нужны. Ты поедешь со мной. Представлю тебя самому папе. Ты хочешь поцеловать римского папу?

– Очень хочу, господин.

– Мы поцелуем его вместе. Он ошалеет от радости, когда я отдам ему поголовный список… Можно почистить ему дымоход. Да, он ошалеет, все они ошалеют, все! – Он начал размахивать руками. – Придёт день, блмлбуль, когда всё поголовье…

Тут он схватил за грудки проходившего мимо крестьянина и заорал:

– Католик, реформат? Отвечай, когда говорит мудрый и великий, пльмль-ввв…

Крестьянин так испугался, что повалился на колени и запричитал:

– Смилуйтесь, господин! Я всегда платил налоги и отдавал десятую часть! Смилуйтесь, господин…

– Анабаптист, лютеранин, адамит?

– Нн-не знаю…

– Так… – Мудрый человек из Кампена поставил крестик и задумался. Потом сказал: – Большинство не знает. – Он снова повернулся к крестьянину: – А вы не скажете, добрый земледелец, как проехать во Францию?

Крестьянин вытаращил глаза и только махнул рукой – туда!

Мы тронулись прямо на Францию, а проще – в сторону Гааги, но до неё было ещё далеко.

– Мудрилой меня зови, – сказал человек из Кампена. – все меня так называют. От слова «мудрый», понимаешь? – Потом добавил задумчиво: – Есть мудрые люди в Кампене, есть. Даже такие, как я. Ну, не такие…

День был такой приятный. Птички цвинькали. Крестьянки в полосатых юбках пололи огороды, мужчины косили траву. Июль, месяц роз. Поспевают на полях разные вкусные вещи. Сладкий горошек, репа, бобы и салат. Капуста величиной уже не с кулак, а с хорошую голову. Коровы, чёрные с белым, бродят по колено в траве. В землю вколочены китовые ребра, чтобы тереть им свои бока. Хороший месяц июль, сейчас бы на море, купаться…

Справа открылась деревушка, и Мудрила повернул туда. Ворота здесь тоже из челюстей и ребер кита, – наверное, были в деревне свои моряки.

Перед раадхейсом – ратушей на зелёной лужайке карапузы играли в «дуй-ветер». Подбрасывали палкой тряпичный мяч и с криком «ду-у-уй!» разбегались.

Один клоп никак не мог поймать мячик. Я бы его научил. Не надо суетиться, стой на одном месте, а потом сразу бросайся, куда падает мяч.

В раадхейсе была и харчевня, и постоялый двор, и цирюльня.

Так что, несмотря на рабочий день, несколько человек здесь толкались.

Мудрила слез с осла и сразу взялся за дело.

– Эй, буры! – закричал он. – Крестьяне! Подходите сюда, все подходите! Я вам втолкую в крутые лбы, откуда у нас вражда! Подходите, почтенные землепашцы! Человек из Кампена научит вас, что делать!

Никто не удивился такому обращению. Наверное, много повидали последнее время и проповедников, и шутов, и просто болтунов.

Подошли несколько человек, а среди них я заметил крестьянина, которого мы напугали на дороге. Карапузы бросили играть и столпились вокруг нас.

– Эй, вы! – закричал Мудрила. – Католик режет реформата, реформат – католика! Какая неразбериха! Безобразие! А всё почему? Потому что папа не знает, сколько тех и других. У него нет точного списка. Когда он узнает, сколько на свете католиков, реформатов, адамитов и прочих дураков, он просто поделит между ними землю! А разве он может сейчас поделить? Отдаст, например, адамитам Фландрию, а их всего-то пять человек. По крайней мере, я насчитал только трех! И ещё много таких, которые вообще ни во что не верят. Им надо отдать какую-нибудь страну подальше – например, Московию!

Люди вдруг стали переговариваться. Крестьянин что-то шептал соседу. Малыши стояли засунув пальцы в рот. Я чувствовал, что наша речь не совсем нравится, и стал потихоньку отступать в сторону.

– Крестьяне! – Мудрила вытащил перо и тетрадку. – Сейчас каждый скажет свое имя и честно признается, католик он, реформат или безбожник. Пусть папа изучит свое поголовье!

На мгновение стало тихо. Потом заговорил знакомый крестьянин:

– Не верьте! Это шпион инквизиции! Иезуит! Он сам мне сказал, что он Великий Инквизитор! Хватайте! Он донесёт на нас Тительману! Хватайте вместе с чертёнком!

Тут же нас сцапали. Сшибли с Мудрилы скворечник, отняли тетрадку. Кто-то тащил головешку.

– Сжечь ее, сжечь! – кричали буры.

Тетрадка загорелась, а Мудрила ползал по земле и шарил ладонью.

– Очки!.. – говорил он. – Невежи! Отдайте очки!

– Запрем их сначала! В кузницу к Питерсу! Эй, Питерс, открывай кузню, посадим их до утра. А там порешим, что делать.

Я начал пищать: мол, дяденьки, я ни при чем, и даже хотел запеть жаворонком, но раздумал. Это всегда успею, есть ещё время поразмыслить. Тайну лучше хранить при себе.

Хлопнули двери, брякнул засов, и мы оказались в темноте.

Здесь пахло углём, железом и кожей. В стене было маленькое окошко с решеткой. Глаза скоро привыкли, и я стал оглядываться.

Мудрила размахивал руками и ругался на чем свет стоит.

– Свиные туши с моченой фасолью вместо мозгов! Свс-сс, бараньи лбы, козероги! Сожгли мой доклад папе! Всех разогнать, сослать! В московитскую землю, к бешеному царю! Я их проучу! Они меня будут помнить.

Теперь он меня даже смешил. Хорошо ещё, очки его нашлись, а то давно бы расплющил нос о стену.

Решетку я подергал, но она была прочная. Тяжелая наковальня, мехи из толстой кожи, каменная печь – всё сделано на век.

Так мы сидели до вечера. Еды нам не дали. Мудрила рассуждал:

– Народ любит подраться, ох любит! Медные лбы. Сожгли мой доклад. Ерунда, я и так помпю. Пусть сожгли. Сатана, сатана сидит в каждом доме!

Потом он снова забормотал, что в Кампене много мудрых людей. Только вот трубочист растолстел, дымоходы не чищены, а дым мешает раздумьям.

– Неужели не догадаются? – Он хватался руками за голову, надевал и снимал очки. – Печки надо перестроить, дымоходы расширить, тогда он пролезет! Трубочист! – Он схватил меня за руку. – Возвращаемся в Кампен, быстрее! Ты маленький, ты пролезешь. Надо успеть вычистить трубы, а то мудрецы передохнут, как мухи.

Так он шагал из угла в угол, пока совсем не стемнело. Мне надоело слушать про дымоходы, и я спросил:

– А где это московитская земля с бешеным царем?

– Далеко. – Он махнул рукой. – Там, где всё время зима.

– А если зима, то как живут люди?

– Так и живут. Натираются салом, сдирают шкуры с медведей и в них заворачиваются. Потом ложатся в берлогу и спят до весны.

– А весна всё-таки есть?

– Что ты болтаешь? – закричал он. – Говорят, там одна зима!

– Вы сами сказали.

– Молчать! Что сказал, то и есть!

Я всё-таки не понял, бывает ли там весна. Но опять спросил:

– А царь там всегда бешеный?

– Всегда! Палкой дерется. Мой брат туда ездил в лекари наниматься. А его прогнали, сказали, что ничего не умеет. Ну это как раз правда. Мой брат дурак и ничего не умеет.

Мудрый человек было угомонился и даже похрапел немного. Но тут же проснулся и принялся за свои дымоходы.

– Расширить их надо, расширить! В московитских землях потому и холодно, что нету печей. Туда всех сослать, болванов! Сначала был трубочист такой тощий, что пролезал в трубу и не пачкался. Потом растолстел и стал вылезать чёрный… – Он вдруг остановился и быстро спросил: – Сатана какого цвета? Не помнишь?

Я сказал, что, по-моему, чёрного.

– Всё ясно, – тихо сказал человек из Кампена. – Как же я раньше не догадался… Понял, понял! – закричав он. – Я понял, почему пошла смута! Трубы не чищены, вот почему! Наверно, везде засорились дымоходы, и в них стал жить сатана! Ура, я понял! Не надо к папе! Нужно просто вычистить трубы! Давай за дело. Сейчас же! Ты где?

Я ответил, что здесь.