– Побудь пока здесь. Слышишь меня?

Саня судорожно кивнула. Глаза её были огромные. Алексей пустил холодную воду, намочил край полотенца, обтёр ей лицо.

– Сейчас мы уйдём отсюда. Подожди чуть-чуть…

Она кивнула ещё раз. Что же она обо мне думает, мелькнуло у Алексея и тут же пропало. Он вышел из ванной, сосредоточился и стал слушать.

Отголоски давней – прошло не меньше пяти дней, а то и недели – битвы въелись в стены. Здесь были люди… три или четыре человека… и с ними – громадная злоба. Даже обитатели недр Велесовой кузни не могут быть такими злобными…

От смрада слезились глаза.

Алексей почувствовал, что дрожит, встряхнул головой и осмотрелся. И вдруг понял, что обознался в главном.

На полу лежал не Апостол! Кто-то чужой. Незнакомый. Возможно, местный житель. Апостол… да, Апостола увели. Вот здесь он шёл…

Это было плохо. Очень плохо. Как ни кощунственно звучит, но – хуже, чем если бы он умер. Каким великим славом был хотя бы тот же Гроздан… На миг Алексей ощутил всё, что чувствует, наверное, воин, когда под ударом чужого меча голова его отделяется от туловища: острейшее осознание происшедшего и – полнейшая беспомощность, невозможность что-либо изменить.

Нет выхода…

Тропу им заступили.

Тем временем, пока сознание предавалось греху паники, тело исполняло долг. Как ни странно, Апостол не сдал тайник, и сейчас Алексей, вырвав крышку стола, набивал карманы пачками денег. Аникит лежал здесь же, упакованный в длинную картонную коробку из-под спиннинга. В шкафу, к счастью, плотно закрытом – запах не просочился, – нашлись два толстых чёрных новых, ещё с не оторванными бирками, свитера, несколько пар тёплых носков и маленькая дамская куртка из дублёной овчины: Апостол успел сделать часть необходимых покупок.

Саня сидела на краешке ванны – очень бледная, даже синеватая.

– Одевайся, – подал ей вещи Алексей. – Сейчас пойдём.

– Алёшенька… что происходит? Господи, ведь…

– Выйдем отсюда – расскажу. Надевай это, своё можешь бросить.

Сам он прошёл на кухню. В холодильнике лежала палка твёрдой венгерской колбасы и стояло три баночки с плавлеными сырками. На подоконнике распласталась пустая зелёная дорожная сумка. Он бросил в неё продукты, второй свитер, носки, часть денег, взял Аникит под мышку и осмотрелся в последний раз. Ничто здесь больше никому не понадобится…

Саня ждала его. Они выскользнули на лестницу. Дверь захлопнулась.

Воздух в подъезде казался нежным, свежим, арбузным. Но Алексей знал по опыту, что сладкий запах недавней смерти ещё долго будет преследовать их, прорываясь из самых неожиданных мест.

Мороз охватил их и принял в себя.

Саня уже несколько раз щипала себя за руку, чтобы убедиться в реальности происходящего – хотя каким-то слоем сознания отлично понимала, что щипки могут быть такими же эпизодами сна, как и сошедшие с ума собаки сегодня на кладбище, и самое кладбище, и свирепая зимняя гроза… Ей приходилось видеть сны с ощущениями побогаче и посложнее, чем простые щипки. Скажем, вчера она купалась в синем ледяном озере, и маленькие добрые рыбки, подплывая, щекотали и клевали её руки… было обжигающе холодно, льдинки кололи плечи, от горного солнца начинала гореть стянутая напряжённая кожа…

Из размеренной предсказуемой скучноватой бедной жизни она нырнула вдруг в тёмное, опасное, неизвестное… Страх распирал её, но при этом – трубы звучали в ушах, далёкие трубы, вызывая странную дрожь. Это было примерно то же чувство, что и при купании в том сотворённом сном озере: пронзительный холод, бодрящий, согревающий, обжигающий…

Но пока что холод уверенно брал своё.

И страх почти смыкался над лицом, отнимая дыхание.

На подгибающихся ногах она едва поспевала за Алексеем, испытывая к нему что-то взрывное: то ли доверие, то ли наоборот… то ли ужас.

Ужас? Она не поверила.

Большой, сильный, уверенный… растерянный, что-то скрывающий… непонятный.

Саня где-то потеряла себя.

Она вынырнула из мути в неярко освещённом помещении со стойкой. Алексей что-то тихо объяснял пожилой женщине в строгом синем костюме, показывал свой военный билет, паспорт и делал успокаивающие жесты: мол, всё будет в порядке… Потом он подозвал Саню, взял у неё студенческий билет – единственный уцелевший документ – и стал заполнять какие-то листки. Саня догадалась, что он, наверное, селится в гостиницу, но мысль эта была поверхностная и вялая. "Я не могу спать с сестрой на одной кровати…" – услышала она сквозь непонятный шум. Она поняла, что ещё пять минут – и всё: она упадёт и уснёт прямо на этом полу, застеленном серо-коричневым ковром. А если кто-то попробует ей помешать…

Пошли, скомандовал Алексей, подвесил её за руку на свое плечо и отправился в долгое путешествие по тёмным коридорам. Шаги были неслышны. Потом он отпер дверь – задержался на пороге, прислушиваясь – и вошёл. Зажёг свет. Номер был двухкомнатный! Быстро мойся, скомандовал Алексей, подталкивая её к двери в ванную комнату, и спать. Я не могу, я уже… Он нагнул её над раковиной, плеснул в лицо холодной водой. Делай как я велю, сказал он тихо. Обязательно вымой волосы – лучше в две воды. Что? – не поняла она. Вымой два раза. Так надо. Хорошо, согласилась она покорно.

Странно: она действительно сумела вымыться. Надевать после мытья старое бельё вдруг показалось противно. Алёша… дай простыню… Алексей просунул ей в приоткрытую дверь розовое хлопчатобумажное покрывало. Она завернулась в него и кое-как выползла. Быстро под одеяло – и спать, приказал Алексей. А ты? Успею…

Саня нырнула под одеяло и будто умерла там.

Алексей постоял над нею. Потом прошёл в ванную, быстро выстирал брошенное бельё и развесил на горячем змеевике. Коротко вымылся сам. Вышел, прислушался. Тишина. Вернулся в ванную, промыл волосы. Опять прислушался. Да, по-прежнему тихо. Голый по пояс, он сел на диван, привалился к стене. Потом – протянул руку, ухватил коробку, приставленную к стене. Открыл её. Осторожно достал Аникит и положил себе на колени. Погладил объятую мягкой кожей рукоять. Теперь можно было расслабиться. Он неподвижно сидел и смотрел в окно – в промежуток между неплотно задёрнутыми шторами. Небо над крышами некоторое время оставалось чёрным, потом стало синеть. Больше ничего не происходило.

Кузня

– Ты испугалась вчера?

Саня ответила не сразу. Почему-то не хотелось долго расписывать все свои переживания, но – нужно было сказать сейчас одну полную и окончательную правду. Коротко и точно.

– Испугалась. Да я и сейчас боюсь. Только… Вот здесь боюсь, – она поднесла руку к виску, – а здесь – нет, – провела от горла вниз. – Это нормально?

– Думаю, да, – Алексей развернул стул, сел на него боком, опираясь на спинку подмышкой. – Видишь ли… Мне нужно очень многое тебе рассказать, и я не вполне представляю, с чего начать, чтобы ты не подумала, что я свихнулся. Может быть, вчерашнее… Как бы это…

– Вправит мне мозги? – засмеялась Саня.

– Заодно. Нет, я хотел сказать другое: что вчерашнее – только начало. Дальше может начаться такое…

Саня помолчала, глядя куда-то в угол. Потом тихо спросила:

– У тебя бывало: что-то происходит, и ты вдруг понимаешь, что уже видел это во сне… Может быть, не в точности, но – по сути?..

– Ты видишь сны? – спросил Алексей, чуть наклоняясь вперёд. – Расскажи – какие они?

– Мои сны? Они… Иногда мне кажется, что я больше живу во снах, чем наяву. Те люди – они такие… Ну, более… живые, яркие, разные… Но я не очень хорошо понимаю, что происходит между ними. Будто бы мне…

– Шесть лет, – подсказал Алексей.

Она нахмурилась:

– Да, пожалуй… А почему именно шесть?

– Потому что одной девочке было шесть лет, когда она бесследно пропала. Подожди минуту… – он взял блокнот и карандаш, и стал ловко рисовать, пристроив блокнот на колено. – Вот посмотри: узнаёшь?