Вся эта силища уже, наверное, грузится на корабли.

Эфрон, тяжело дыша, прошёл шагов двадцать и присел на полупогребенную в песке корягу.

Последняя неделя далась ему тяжело. Много тяжелее, чем предшествующие годы опасной двойной службы.

Но сейчас об этом нельзя даже думать. Он тронул рукой шлем на голове. Хорошая защита, но вряд ли стоит испытывать пределы её надёжности…

Наверху из леса беззвучно выплыла сова. Села на обломок сука изуродованной ветрами сосны, стала смотреть вниз. Моря она не любила. Но сейчас её любовь или нелюбовь ни на что не влияли. На песке прыгали и возились два человека. Она видела их ясно и отчетливо. И что-то серое, неподвижное, вроде давно истлевшей кучи тряпья или водорослей, серело почти у самой воды. Она мельком окинула взглядом эту кучу и отвела глаза. Стала смотреть на настоящих людей. Потом то, что заставило её сюда прилететь, исчезло. Сова некоторое время обалдело крутила головой, наконец снялась и полетела обратно в уютный лес. Всё происшедшее тут же исчезло из её тёмной, но цепкой памяти, и она уже не помнила, где была и что видела.

А Эфрон отметил появление чьего-то тайного присутствия, лёгкого, как дуновение ветерка, прошедшего мимо, и решил про себя, что посещение проклятого молвой острова было, наверное, ошибкой. Но решил он это, не нарушая внутреннего молчания и не позволяя зазвучать ни единой нотке эмоций…

Кузня

Он чуть не убил меня!

Первой реакцией Алексея было удивление. Он всё же успел повернуться боком и рухнуть под стол, но настолько в последнее мгновение, что пуля рванула полу его куртки и оставила ожог на рёбрах. Из-под стола он видел всё и понимал, что сейчас ничего сделать не сумеет: бандит держит ствол у виска Сани и может успеть выстрелить: тонкая пулька "Марголина" убивает не мгновенно даже при самом убийственном попадании. Тем более что рядом второй – похоже, патологический негодяй. Так рисковать Алексей не имел права.

Самый опасный момент был, когда бандиты покидали погребок: они могли бросить Саню и пристрелить её – просто так, за ненадобностью. Алексей держал на директриссе того, кто вёл девушку, прикрываясь ею от возможных выстрелов. Если он толкнёт её… Но бандит выстрелил куда-то вправо – и быстро, как крыса, скрылся с Саней за дверью.

Алексей метнулся к убитому шериффу, подхватил его выпавший револьвер и распрямился уже перед стойкой.

– Запасной выход?

– Есть, – виночерпий понял, повернулся и побежал. Алексей перепрыгнул через стойку, вслед за ним одним прыжком пересёк по диагонали заставленную черт-те чем кухню, роняя позади себя тарелки и кастрюли, и оказался перед голубой облупленной дверью. Виночерпий дрожащими руками вынимал болт из засова.

– Бал продолжается… – шепотом предупредил он.

– Знаю.

– Вы окажетесь за углом…

– Понял.

Он сразу сделался мокрым: у двери было по колено, сверху будто ведрами лили… Через миг в шаге от него вспыхнули фары, зарычал мотор. Алексей шагнул вперёд, под пальцами скользнуло осклизлое и мокрое. Он мёртво ухватился за какой-то выступ, его рвануло, поволокло, мотнуло на повороте… Машина остановилась. В свете вспыхнувших на миг стоп-сигналов Алексей заметил прилаженное сзади запасное колесо. Бандит, державший Саню, впихнул её в машину, сел сам. Алексей встал ногами на бампер, повис на колесе. Так можно было ехать долго. Но такого намерения Алексей не имел…

Если бы не тент, он мог бы дотянуться до Сани рукой.

В салон через окошко заднего вида он посмотрел только раз, убедился, что пока всё в порядке, и пригнулся пониже. Всё же сейчас его было видно лучше, чем ему.

Машина резко тормознула, припав на передние колеса. Дважды пролаял клаксон. Хлопнула дверь дома, потом сквозь шум падающей воды донесся звук шагов. Ты, пидор горбатый, греби скорей! – закричал очкарик, открыв свою дверцу. Слушай, Толян, уйми его, а то я ни за что не отвечаю, – сказал новый голос. Ну-ка, коза, двигайся… а этот что, ещё здесь? Да ты на него ноги поставь, сказал третий. Тепло и удобно. Как знал, что вас отпускать нельзя, сказал новый, усаживаясь и закрывая дверь. Потом голоса зазвучали глуше, но на то Алексея и прозвали Ушаном, что слышать он мог самое неслышимое. Только двух последних не мог он различить по голосам, отличал их от очкарика, и все. Бедная девочка, подумал он, ей там – между ними…

Впрочем, пока что бандиты на Саню обращали внимания не больше, чем на ненужную вещь. Переговаривались через её голову… Ушли, и хорошо. Этих двух – в воду, чтобы без следов. Бабок хватит на три года. Если не залупаться. Слышишь, Косой, это про тебя. Ну вот, чуть что, сразу Косой… А ты поостри. Поостри. Щас возьму вон, как разгонюсь – да в дерево, поняли? Ага. Псих лежачий. Тут Монти Питона смотрел. Уссался. Спартакиада психов. Ну, там… по прямой дорожке пройти, в дверь пробежать, чтобы с башки верхушку не снести… А под конец – кто вперёд застрелится. Понял? Ну. Что "ну"? Ну, понял. Так вот, Косой. Устрою тебе финал спартакиады. А я всё равно не бздю. А если бздну, так вы в форточки повылетаете…

Алексей не знал, остался ли город позади – или же до шлагбаума ещё ехать да ехать. Просто дорога шла уже прямая, тёмная, и по сторонам стоял лес.

Слушай, а ты кто такая вообще? Чего ради в пивнушку поперлась? Саня молчала. Чё, молчит? Может, тормознем, в азишко её разыграем? Побазарь ещё, Косой, побазарь. Живо твой базар прикрою, понял? Да ладно, Матильда… я всего-то за девку хочу подержаться. Ты лучше на дорогу смотри. Нет тут дорог, одни направления…

Машину и правда трясло изрядно. Дважды подкидывало так, что Алексею казалось: не удержался, все. Но как-то вот удерживался. Наконец очкарик поехал помедленнее, и тогда Алексей достал "Марголин", перегнулся вниз и вслепую прострелил правое заднее колесо. Негромкий выстрел слился с хлопком лопнувшей камеры.

– Ну ты козел, Косяра! – сказал кто-то. – Говорил, не гони. Эта телега тебе не "Мерс", понял? Иди теперь, меняй. Я под дождь не полезу. И так кашель давит.

– Ага. И я вас буду всех на домкрате поднимать. Кстати, домкрат под задней скамейкой.

– Ты бы его ещё… Ну, Косой, смотри: простыну – твою кровь пить буду.

– Чё сразу мою-то… Вон, у нас с собой есть.

– Погунди.

Замки трёх дверей щёлкнули, все выбрались наружу. Один из тех, кто сидел сзади, поднес к лицу Сани пистолет: чуешь, чем пахнет? Давно не чистили, сказала Саня. Алексей лежал в канаве, ждал. Очкарик, грязно ругаясь вполголоса, выволок из машины громоздкий домкрат, стал его прилаживать. Наконец со скрипом кузов машины стал приподниматься. Алексей рассмотрел револьвер шериффа. Хороший калибр, где-то между десятью и одиннадцатью – очевидно, сорок первый. Гильзы латунные, порох промокнуть не должен. Самовзвод есть, но лучше не рисковать и воспользоваться ручным… Из "Марголина" он вынул простую обойму и вставил другую – с патронами, над которыми поколдовал прошлой ночью. Эти мягкие пульки теперь были разрывными…

Он дождался, когда бандиты, беспокойно мнущиеся под ледяными струями, окажутся чуть в стороне от Сани, встал и выстрелил с двух рук. Оба упали, как кегли. В два прыжка Алексей преодолел расстояние до третьего – тот уже привставал, поворачивался и что-то вытаскивал из-за пазухи – и ударом ноги в челюсть заставил его на некоторое время расслабиться.

– Алёша… – Санечка обхватила его за плечи, уткнулась лицом в мокрое и грязное. – Господи… я ведь подумала… я же видела сама…

– Всё хорошо, – он обнял её и вдруг погладил по голове. – Всё хорошо, ты не думай…

– Я уже хотела их – бомбой…

– Да. Я представляю.

– Что ты представляешь…

– Постой. Погоди. Ещё не всё. Садись пока в машину, не мокни зря. Да и… не смотри лучше. Хорошо?

Она с трудом оторвалась от него.

– Да. Может быть, тебе… помочь? Как-нибудь?

– Нет-нет. Просто сиди. И ничего не бойся. Меня все-таки очень трудно убить. А пока я жив – тебя убить ещё труднее.