Снаружи дом был вроде бы обычным, изнутри же – казался огромным. Пахло вялыми травами. Потолка не было, только шатёр крыши. Свет лился из остеклённых фонарей на её скатах.

– Садись, диктатор, – чародей подвинул к низкому столу тростниковое кресло. – Отдохни.

– Не за тем пришёл, – сказал Рогдай.

– Придётся… – Якун покачал головой. – Усталость в тебе до краёв дошла, ещё чуть – и всё. Сядь.

Он зашёл за спину Рогдая и быстро провёл ладонями вдоль его спины. Выхватил что-то из воздуха, смял, как бумажку, и отбросил. Коснулся пальцами шеи.

– Жестоковыий… – пробормотал он. – Терпи.

С кончиков пальцев его потекли бледные медленные искры, и от этих искр стали бугриться мышцы. Казалось, под кожей снуют маленькие безногие ящерицы. Потом голова стала медленно поворачиваться – вправо, влево… Громко и отчётливо захрустели позвонки.

Рогдай втянул сквозь зубы воздух.

– И ещё чуть-чуть… – Якун схватил что-то над теменем Рогдая, потянул, как тянут вязкое тесто. Оторвал, бросил, схватил ещё и ещё… – Вот теперь сиди тихо. Сейчас начнёт кружиться голова.

– Начала уже… – Рогдай чуть сполз в кресле, откинул голову и закрыл глаза. Каждый раз Якун проделывал с ним такое, и каждый раз он не мог совладать со страхом.

– Ну, что ж, – Якун обошёл стол и сел напротив. – Ты, наверное, хочешь узнать, как продвигаются дела с подготовкой моих помощников? Лучше, чем я рассчитывал. Завтра уже можно будет начать рассылать их по войскам. Лучники, как тебе известно, уже там. Что ещё? Венедим нашёл кесаревну и вот-вот выйдет из Кузни. Они пробиваются с боем, но удача на их стороне. Ты рад?

Рогдай промолчал.

Рад ли он? Слово не то. Но – некоторое облегчение…

– Теперь говори ты, – сказал Якун. – Ты ведь пришёл не затем, чтобы я помял тебе шею?

– Пожалуй, не затем, – не открывая глаз и не поворачивая головы, сказал Рогдай. – Вдруг обнаружилось превосходство степняков в стрельбе. Такого не было никогда на памяти. И эти великаны. Нам нужно научиться что-то делать с ними…

Степь. Побережье

– Сюда, пожалуйста, – мальчик открыл скрипучую дверь, и "слепец" с "поводырем" вошли в жаркий полумрак, пропитанный запахом смолы и пакли. – Мастер ждёт вас.

Фонарь за тусклым стеклом освещал что-то, похожее на выброшенного на берег кита. И ещё огненные сполохи из приоткрытой дверцы топки под огромным чёрным котлом бросались на всё кругом, но, разочарованные, тут же исчезали… "Слепец" поискал взглядом круг из меловых камней, но не нашёл. Впрочем, пол был устлан досками, могущими скрывать круг.

– Привёл, Адан? – голос из дальнего угла был скрипучий, совсем в тон дверным петлям. – Тогда покарауль под дверью…

Мальчик вытер рукавом нос, шмыгнул выразительно, недовольно переступил порог и закрыл дверь снаружи. Стало ещё темнее.

– Проходите, гости. Слева от лодки…

– Вижу, – сказал поводырь.

Тот, кто их ждал, походил на степного идола. Он сидел на грубом стуле с тележными колёсами по бокам, но и сидящий – оставался вровень с рослым мужчиной. Борода, чёрная по краям и седая в середине, достигала шарообразного живота. Огромные кисти рук, чёрные от забившейся в поры смолы и копоти, лежали на ободьях колёс.

– Узнали? – спросил он всё тем же скрипучим голосом, но усмешка пробилась и сквозь скрип.

– Догадались, – сказал "слепец". – Ты – навмахоэгемон Роман Адальвольф, прозванный "Морским Тигром". Соратник Филомена по войне Последней Надежды…

– Хорошо вас там учат… – проворчал навмахоэгемон, – ума бы ещё вкладывали. С первого же взгляда можно было понять, что это ловушка.

"Слепец" подвинул к себе стул, сел. Поводырь остался стоять за его спиной.

– Меня зовут Пист, – сказал "слепец". – А моего отрока – Фирмин. Мы не попали к месту сбора, а потому не можем судить о том, что ты сейчас сказал. Мы видели эту башню лишь издалека.

– Ладно, – Морской Тигр махнул пальцами, не отрывая ладонь от колеса. – Ошиблись не только ваши. Даже слуги Авенезера…

– Те, которые разгромили Тёмный Храм? Почему же они ошиблись? И в чём?

Старый адмирал презрительно и длинно кашлянул.

– Всё это нападение… да они просто отвлекали на себя – от вас, идиотов! – внимание одного площадного шута, завладевшего царской печатью. И поднялись в полный рост, когда решили, что вы дошли до цели. Что вы знали цель… Авенезер понял ошибку, но – поздно…

– О каком Авенезере ты говоришь?

– Об истинном. Тот, кого зовут Четвёртым, – фальшивец, подменыш. Но это не предмет разговора… Что вы намерены делать дальше?

– Мы должны вернуться, – немедленно сказал Пист. – Всё, что нам осталось – это доложить об ошибке…

Морской тигр чуть наклонил голову.

– Допустим, что это так, – сказал он. – Вопрос следующий: остались ли у вас снаряды для уничтожения башни?

Пист развёл руками, потом дополнил жест словом:

– Нет.

Он соврал едва ли не впервые в жизни.

– Жаль…

– Эгемон… – Пист вдруг охрип. – Ты знаешь, где настоящая башня? – и подался вперёд.

– Можно сказать и так…

– Ну же?

Навмахоэгемон смотрел на него долго и молча.

– Я не могу решить, нужно ли вам знать это, – проговорил он наконец.

– Зачем же ты нас призвал?

– Чтобы выяснить, кто вы и на что способны…

Пист понял, что его враньё не осталось незамеченным. Но – следовало продолжать…

– Это… твой дом?

– Мой дом? Ха! Мой дом я спалил бы, не дрогнув… Это Детский Дворец в Порфире. Если точнее – шпиль на его крыше.

– Так… – Пист опустил голову. – Злое известие…

– Постой, – сказал поводырь. – А как мы можем быть уверены, что ты говоришь истину?

– Да, – сказал Пист. – И как ты сам это разузнал? Не солгали ли тебе сказавшие?

– Не солгали, – сказал навмахоэгемон. – Своему сыну я верю… Верил. Он и воздвигал её, эту башню… Тебе же скажу, отрок, так: подтвердить сказанное человек может разными путями. Все они могут оказаться нарочиты и ложны. Кроме одного. Человек может подтвердить сказанное собственной смертью…

Он поднял правую руку. Вдоль предплечья вытянулся тонкий клинок морского корда. Одним движением старый моряк приставил блестящее жало к груди – и погрузил оружие по рукоять. Левая рука судорожно сжала обод колеса, потом подскочила, что-то ловя из воздуха… Губы приоткрылись, выпуская уже ничего не значащие звуки. Глаза замерли изумлённо. Потом голова свесилась на грудь…

Судорога сотрясла плечи. Рука-убийца разжалась и упала ладонью кверху.

Маленькое пятнышко крови алело у основания мизинца.

Пист встал. Посмотрел на отрока, потом на мёртвое тело, потом опять на отрока.

– Ты что-нибудь понимаешь? – прошептал он.

Отрок не ответил. Взгляд его прикован был к тёмному медальону, который выпал из-под ворота чёрной блузы. Распахнутую то ли змеиную, то ли драконью пасть – вот что изображал тот медальон; знак тайного ордена Моста…

– Вы уверились? – от стены с тихим шелестом ткани отделилась очень тонкая женщина в чёрном; вуаль, казалось бы, прозрачная, совершенно размывала черты её лица; голос был неестественно спокойный. – Идите за мной. Нас ждёт долгий и трудный разговор.

Мелиора. Восток

…И вот настал миг, когда стены внезапно и широко расступились, открывая низкий и страшно далёкий горизонт, когда золотистый отсвет лёг на всё вокруг, смешавшись с солнечным светом, когда в ноздри ворвался, заставляя дрожать икры, запах мокрых камней вдоль студёных ручьёв и толстых ломтей ноздреватого снега, забившегося в тень зелёных утесов, которые чем-то – не самим цветом, а чистотой, нежностью и силой цвета… или даже нет: ощущением, которое оставляет цвет в человеке – напоминали однодневных жёлтых пуховых цыплят, таких огромных, что их суетливый радостный бег кажется величавой неподвижностью…

Позади возвышалась Башня. Она была так велика, что казалось: от неё нельзя уйти; она бросала пространство под ноги уходящему так же легко, как бросала тень. Странным образом не давался её цвет: род серого, но не серый. Цвет высохшего под солнцем топляка, может быть. Цвет выделанной и выбеленной, но не окрашенной воловьей кожи… А вот форма запечатлелась сразу. Много раз (как давно это было!) она видела по телевизору эту самую башню, взлетающую в небо на столбе пламени.