Через минуту – было хорошо видно – тонкие цепочки потянулись от земляных укреплений к частоколам.

Венедим не понял, что произошло у соседа справа, только услышал оглушительные крики, вой и бешеный лязг. Потом дрогнула земля. Многие из тех, кто стоял на том берегу, вскинули руки. Но нет, некогда было любопытствовать: вновь из-под берега взвились кошки, цепляясь за столбы частокола, за землю, за трупы, а то и за не успевших увернуться живых… Ещё две стрелы в тех, на том берегу – и за меч. Присесть. Щит перед собой. Выручал многажды. Всё-таки лучников и на том берегу поубавилось – поредел поток ревущих стрел. А в минуты приступа вообще не стреляют, боятся попасть в своих.

Крайны что-то тянут время, уже можно дважды взлететь по узловатой верёвке наверх, проскочить между брёвнами частокола или каким-то хитрым способом перепрыгнуть через них, многие так делали, да не у всех получалось: вот они, висят… А у кого получилось, те прошли на несколько шагов дальше.

Но и у него самого – Венедим это видит – нетронутых и раненых легко осталось едва ли двести из тысячи.

И в этот момент сзади, в тылу, раздаются три глубоких – будто бревном по высохшему суглинку – удара, Венедим оборачивается…

Это подтянули катапульты. Вот они стоят со вздёрнутыми кверху метательными рычагами, а в небо от них тянутся белые дымные дорожки. И потом над головой что-то тоже хлопает, наподобие сигнальных ракет, но поглуше.

На том берегу кричат. Кто-то вскидывает щиты, кто-то прыгает вниз… Венедим уже знает, что это такое. Над головой, на высоте трёхсот саженей, небольшой заряд пороха разрывает в клочья склеенный из многих слоёв деревянной стружки шар, и вниз устремляются освобождённые "занозы" – тонкие и короткие оперённые стрелки с зазубренными наконечниками. Они редко убивают, но ранят болезненно, выводя бойца из строя на много дней. Венедим видит эти серые рои стрелок – ниже, ниже, ниже… Стрелки оперены по-разному, и поэтому одни падают отвесно, другие чертят в воздухе более или менее крутые спирали, третьи вообще ведут себя непредсказуемо: шарахаются в стороны, даже взмывают…

Рой накрывает тот берег. В каждом лопнувшем шаре таких стрелок много более тысячи.

Строй впереди – оседает, мечется. Падают уже последние щиты.

Приоткрывается перспектива.

Венедим видит бьющихся в постромках быков, а за ними – что-то с огромными, в три роста, колёсами. Быки разносят упряжь и начинают разбегаться, бросаться на людей. Их быстро убивают. Но смотреть больше некогда, потому что не пострадавшие от "заноз" крайны идут из-под берега на новый приступ…

– Что это было? – Драган попытался встать. Помост шатался, но такой уж он был по природе своей.

– Чары, – бросила сквозь зубы Живана. Она брезгливо – рукавицей – счищала блевотину со своих штанов. – Ненавижу их всех… до чего ненавижу… хуже падали.

– Смотри, – сказал Авид. – Опять летят.

Приближалось что-то, похожее издали на маленький рой пчел.

– Кто?

– Вороны. Во… исклевали-то… – он оттянул лоскут разодранной штанины. Там всё было вздувшееся, синее, в крови и чёрных дырочках. – Болит, как…

– Да ты говори, не стесняйся, – усмехнулась Живана. – Мы тут всё равно как на одном горшке посаженные.

– Не приучен, – сказал Авид.

– Слушай, а змеи были? Или мне привиделось? – Драган потрогал глаза. Глаза будто распирало изнутри.

– Были, – сказал Авид. – Покружили, потом дальше полетели. Лёгкую добычу искать…

Живана вдруг встала, напряглась.

– Ребята, – сказала она, не оборачиваясь. Голос у неё задрожал. – Кажется, наши… бегут. Вон, далеко.

Братья вскочили. Наши не могли бежать. Это было что-то другое, девчонка не поняла.

Он не сразу увидели то, на что смотрела Живана.

Справа, в полуверсте, где ещё полчаса назад стоял над рекой частокол, зияла дыра. И из этой дыры, из клубящейся не то пыли, не то дыма – выходили и как-то сразу оказывались в строю чужие воины, и вокруг них зияло пустое пространство. И только потом стало видно, что пространство это усеяно телами…

Венедим прекрасно понимал, что таким боем по-настоящему управлять невозможно. Крайны на этот раз сумели оторвать и отбросить остатки его тысячи от частокола, выгнать на открытое пространство. Но и здесь мелиорцы продолжали лишь пятиться, соблюдая какое-то подобие порядка. Рядом с Венедимом, по правую руку, бился белоусый стратиот; щит его видом своим напоминал торец колоды, на которой рубят мясо. Тонкая кривая сабля взлетала нечасто, но буквально после каждого взмаха очередной крайн оседал под ноги своим. Его место тут же занимал другой – до следующего взмаха…

По левую руку долго держался мальчишка – из крестьянских детей. Мощное тело атлета и действительно мальчишечье курносое лицо. Он орудовал двулезвийным топором, таким огромным, что Венедим сначала не поверил своим глазам. Однако пудовое это чудовище просто порхало в руках парня, и нипочём ему были всякие там щиты и нагрудники… Парня сразил маленький саптах, выскочивший незаметно откуда-то из-под ног, взмахнувший мечом и пропавший. Топор вдруг упал, парень нагнулся, чтобы его подхватить, но подхватывать было нечем…

Венедим не видел, что с ним стало.

Сменилось ещё несколько воинов, они быстро гибли, или же их оттаскивало, уносило куда-то водоворотом схватки. Иногда теснота была такая, что вдавленные друг в друга враги не могли ничего друг другу сделать, разве что кусаться. Невозможно было даже вытащить из-за пояса или голенища короткий нож.

Потом – как-то сама собой толпа редела, и тогда враги отталкивались на длину клинка…

Щит Венедима расселся пополам, он сбросил его обломки и теперь защищался только мечом. Это требовало утроения внимания, но зато можно было дать отдохнуть правой руке, которая, налившись чугуном, уже переставала слушаться.

Высокий и пузатый крайн в чёрном панцире и тоже без щита, но с двумя мечами, выбрал Венедима себе в поединщики. Он бился неплохо, очень неплохо, но панцирь всё же сковывает движения… Венедим, отступая, заставил его сделать лишний шаг, чуть утратить равновесие – и остриё меча вошло крайну в горло, как раз над вырезом панциря.

Выдернув меч, Венедим быстро огляделся. Слитный бой, кипевший несколько минут назад, разбился на сотни мелких схваток: один на один, трое на одного, пятеро на семерых… Одолев противника, победитель тут же бросался на помощь кому-нибудь из своих – кто был поближе. А чуть дальше, прикрываясь бугристой серой стеной щитов, мерным шагом надвигалась конкордийская тяжёлая пехота…

– Все ко мне! – заорал он изо всех сил. – Ко мне! Ко мне!!!

Кто-то услышал. Кто-то заметил краем глаза чужое движение. Кто-то просто почувствовал. Венедим ранил ещё одного крайна, тот метнулся назад, зажимая разрубленное плечо. Вновь рядом с ним встал белоусый стратиот. Он где-то добыл себе новый щит. Бойцы прилипали к своему командиру. Из хаоса возникал новый строй.

Едва ли сотня…

Его сотня.

Последними разошлись здоровенный крайн и пожилой грузноватый слав. Сотник Агавва, вспомнил его имя Венедим. Он вспомнил даже, где и когда они встречались. У сотника владение было в пограничных землях, и Венедим ездил улаживать его трения с тамошними стратиотами. Агавва не входил в его тысячу, и до битвы они не встречались. Кого-то, выходит, смяли ещё… Поединщики, не завершив боя, расходились под вопли и свист. Строй тяжёлой пехоты пропустил уцелевших крайнов сквозь себя, как решето пропускает воду. Лязгнула команда, щиты чуть разошлись, в промежутки выставились длинные тонкие копья. Ударил невидимый барабан, набирая темп с медленного рраз… рраз… до быстрого: раз-два-три-четыре… Строй разгонялся для удара, почти бежал.

Венедим прекрасно знал, что им – измотанным, избитым, неопытным, вооружённым пёстро и легко – никогда не выдержать этой таранной атаки. Он оглянулся. За спиной – рядом и почему-то далеко, в одно и то же время – кто-то удерживал из последних сил частокол. Сверкали синие клинки…