Детки «восьмидесятых годов выпуска» подросли, выучились и вышли в мир… По моим личным наблюдениям, общению с этой публикой и обсуждению связанного с ней круга проблем с китайцами более старших поколений картина получается нерадостная. Ведь в том, что касается отдельно взятой китайской семьи, то и черт бы с ней: пусть ребенок катается по полу и пинает родителей, в конце концов это их сугубо личное дело. Ан нет. Конфуцианская семейная концепция, возможно, вообще одна из наиболее симпатичных вещей, созданных китайской пресловутой пятитысячелетней культурой: с рождения интегрированный в четкую вертикальную систему семейных взаимных обязательств и прав, нормальный ребенок приобретал такие качества, как настоящее уважение к старшим, трудолюбие, готовность поступиться своими амбициями ради заслуживающих этого интересов окружающих, скромность и достоинство, желание помочь ближнему. Культивировавшиеся веками понятия «чжу жэнь вэй лэ» («получать радость, помогая другим»), «цзэн жэнь мэйгуй, шоу лю юйсян» («кто дарит другому розу, у того на руках остается ее аромат») были идеалами для представителей сотен поколений китайцев. Заметьте, заучивание наизусть конфуцианских текстов для того, чтобы проникнуться принципами этой системы, не требовалось?—?человек впитывал их почти что с молоком матери… И взаимодействовал с внешним миром, будучи наделенным вышеозначенными приобретенными качествами.

С китайскими «детьми восьмидесятых» общаться порой очень трудно, в особенности если речь идет о деловых вопросах, а не о выпить пива в приятной компании. Основной проблемой, разумеется, являются их тотальный эгоизм, переходящий в идиотизм, и мировоззрение, начинающееся и заканчивающееся огромной буквой «Я». Мне весьма забавным кажется вопрос о том, как эти ребята с большим-большим «Я» в небольшом мозгу будут воспитывать собственных детей. Благодаря «желательности» поздних браков (см. цитату выше) и переходу ее (желательности) в разряд реальности «поколение восьмидесятых» только-только приступило к этому интересному делу, а многие из них еще только примериваются или задумываются о том, как начать примериваться,?—?для этого возраста идеология, раньше в Китае неслыханная и невиданная. Посмотрим, какой «научный и цивилизованный образ жизни» наступит, когда уйдут старшие поколения со своими «устаревшими» конфуцианскими ценностями, которые, кстати, очень многим заменяли наличие общей культуры (в нашем понимании).

Девяностые и двухтысячные особого оптимизма наблюдателю за китайской семьей (если он уважает те, традиционные семейные ценности) придать не могут. Единственное, в чем молодые китайские родители упорны до фанатизма (мы говорим по-прежнему о городских семьях),?—?так это непомерное принуждение ребенка к учебе. С младших классов ребенок занят этой самой учебой с утра и до позднего вечера, занимаясь в школе, дома, с репетиторами по математике, музыке, иностранным языкам, готовясь к бесконечным тестам и экзаменам, делая нескончаемые уроки, усердно зарабатывая себе сколиоз, близорукость и ожирение. Качество этого самого образования оставляет желать много лучшего, уровень учителей часто находится ниже плинтуса, и прилагаемые к учебе детьми и их родителями поистине титанические усилия отнюдь не формируют таких многосторонне развитых, культурных и образованных людей, как это можно было бы предположить, приняв во внимание количество учебных часов в день или неделю. Хотя это не имеет здесь особого значения, мы ведь не о проблемах образования разговариваем…

Сопротивление ребенка, иногда взбрыкивающего и пытающегося спонтанно бороться за счастливое детство (шансов увидеть которое при нынешнем алгоритме обучения в Китае у него почти нет), подавляется угрозами, физическим насилием, подкупом (игрушки-вкусняшки-деньги…), лестью, апелляцией к тому, что если он (ребенок) будет учиться хуже одноклассников, то произойдет неминуемая потеря «мяньцзы» («лица»)[8]?—?последний довод, кстати, по-прежнему отлично действует…

Такое впечатление, что нынешние китайские родители находятся в состоянии перманентной истерики, основной смысл которой состоит в том, что «давление жизни возрастает, конкуренция усиливается, нет хорошего образования?—?в жизни не устроиться, теперь не то что раньше…», требуя от своего отпрыска все новых и новых усилий в учебе. Если бы российских школьников принуждать учиться (не важно как?—?конфетами, ремнем, новым мобильным телефоном каждый месяц) хоть вполовину так же старательно, лет через десять все Нобелевские премии были бы наши, я полагаю.

Но, дорогой читатель, как говаривал Конфуций, «эр и» («на этом и все»). Во всем остальном, кроме учебы, китайские родители обычно предоставляют ребенку такую вседозволенность, возможность ощущать и открыто демонстрировать такое своеволие и пренебрежение к окружающим, что средняя российская семья с ее относительно либеральными порядками покажется на этом фоне зоной строгого режима. Какие там семейные обязанности, какое уважение к старшим и помощь ближнему, какая забота о родственниках и старание вести себя в обществе по-человечески? То, что позволяют себе нынче китайские дети по отношению к папе и маме, даже в восьмидесятые еще считалось неприличным, а уж раньше и вообще бы было воспринято как психическое расстройство у ребенка.

Если позволите, не буду приводить множество примеров. Однако регулярно наблюдаю, как китайский ребенок не просто капризничает, а фактически «посылает» маму или папу (только что средний палец не показывает), причем спокойно делает это и на публике; а те и пискнуть в ответ обычно не смеют. Кстати, что примечательно: в школе или ином детском коллективе китайские дети ведут себя еще относительно прилично, так что наблюдения за ними вас не поразят, но в семье…

Немного пообщавшись в китайских семьях с их малолетними отпрысками, невольно начинаешь ненавидеть всех детей, включая и своих. Временно, разумеется.

Разумеется, данная ситуация во многих китайских семьях возникла не только ввиду уменьшения количества детей (как правило, до одной штуки) и посему умиленно-либерального отношения к ним со стороны старших. Ведь упоминавшийся выше «научный и цивилизованный образ жизни», старательно насаждаемый сверху, обозначает, конечно же, не столько «облегчение судьбы женщины от патриархальных традиций и домашних забот», сколько прежде всего постановку во главу угла культа потребления. Престижная работа, квартира, машина, мебель выдвигаются для городской семьи на первый план, постепенно, но быстро вытесняя рождение детей с первого на второй смысловой план. Для многих семей ребенок превращается из безусловной ценности высшей категории в необходимый атрибут «правильного» алгоритма современного существования: нужно, чтобы было, как у всех,?—?это престижно; но не больше одного?—?это нанесет ущерб процессу потребления; пусть будет нездоров и в семье ведет себя как агрессивный имбецил, но зато выигрывает конкурсы по музыке и экзамены по математике?—?у нас будет больше «мяньцзы», чем у соседей… Кем может сформироваться и вырасти ребенок, с детства ощущающий себя частью механизма потребления в большей степени, нежели субъектом человеческих отношений?

«В первую очередь работа, доход, карьера, квартира, машина… без этого и семья не семья, и рожать ребенка нельзя; нужно подождать, ведь научный и цивилизованный образ жизни?—?это позднее рождение единственного ребенка в материально обеспеченной семье…»?—?так сейчас мыслит множество городской молодежи. Примечательно, что формирование у населения Поднебесной образа «гармоничной семьи» именно как маленькой, зажиточной, способной к «нормальному» потреблению (основной показатель «гармоничности») происходило и происходит под одновременным влиянием двух факторов. Первый?—?естественный, если так можно выразиться, переход к полностью рыночному обществу с соответствующими моралью и нравственностью; второй?—?официальная пропаганда потребления как образа жизни, идущая «сверху»… то есть горизонталь и вертикаль.