— И что?

— Да никто покуль не трогал.

— И часто вы туда плаваете?

— Часто не часто, а куды денешься — того купить, этого…

— Почему вас не трогают? Почему казаков на скит не посылают? — спросил Андрей.

— Тятя обещался о кыргызах вести слать, каки мимо скита ходят. Потому к нам казачков и не шлет воевода. А вот которые мимо идут, тех сторожиться надобно.

— И что, поверил воевода? Про кыргызов-то?

— Откуль мне знать — поверил аль нет? К им-то и уйдем вскорости, к кыргызам.

Не успела Рыжая договорить, с реки докатился гулкий упругий удар — эхо, отлетевшее от скал, потонуло в свисте и щелканье многочисленных пуль.

— Ложись!!! — рявкнул Шинкарев, падая в траву. — Гаси огонь!

В полной темноте с реки мелькнула вспышка, раскатился новый удар — уже ближе к берегу — картечь кучно хлестнула по кустам. Все поползли прочь от загашенного костра; Чен, согнувшись, поволок с собой горячий таганок с крупяной похлебкой.

— Кто это? — шепотом спросил Мастер.

— Казаки балуют, — ответила Глаша, — видать, с ертаульного стругу .

— На берег они сходят?

— Дурные они, што ль?

— Да и черт с ними, суп стынет, — подал голос Чен, — есть давайте.

— Счас ложки принесу, — вскинулась Рыжая.

— Отставить!! — что-то почувствовав обстрелянным нутром, Андрей в последний момент сдернул ее за подол.

Новый удар разорвал тишину у самого берега, сноп картечи хлестнул по склону прямо над их головами — по вжатым плечам забарабанили сосновые шишки, посыпались срезанные ветки, закружился мелкий сор — сосновые иглы, чешуйки коры.

— Что делать? — шепотом спросил Мастер.

При всей его опытности, в чисто военной, окопной науке он явно уступал капитану Шинкареву — тому-то довелось хлебнуть. Похоже, китаец и сам понимал это.

— Схожу, гляну, что к чему, — отозвался Андрей.

Он рывком перекатился через защищающую их обомшелую глыбу известняка и, низко пригнувшись, двинулся по склону траверсом, стараясь держаться на одной высоте. Вскоре он сумел разглядеть под глухой стеной утеса, на темной, лунно-бликующей воде, пятно большой лодки со спущенным парусом. На фоне воды перемещались черные силуэты, тускло поблескивал ствол пушки. На берегу, ниже Андрея, послышался треск сучьев под сапогами.

— Ну, што у тя там? — донеслось со струга.

— Да хрен ё знат!

— Вздуй огонь, да глянь!

«Черт! Наша лодка!»

Андрей крадучись подобрался к утесу и поднялся на вершину. Ход он знал давно, так что спокойно лез в темноте. За триста лет кое-что изменилось, но основные выступы остались те же — только шершавые еще, не вылощенные руками и ботинками туристов. Плоскую вершину утеса рассекали трещины, поросшие короткой травой.

Ухватив пару камней величиной с кулак, Андрей подполз к краю обрыва и осторожно заглянул вниз. Там, бросая оранжевые блики на черную воду, бился огонь факела, в его свете блестела пушка, стволы пищалей, бляхи, сабельные рукояти. Голоса по-прежнему доносились с берега, и, насколько он мог судить, придвигались все ближе к лодке. Пора было что-то предпринимать.

Прицелившись, Андрей с силой метнул камень, стараясь угодить в пушку — короткий свист, звонкий удар рикошетом, матерный рев казака, схватившегося за рассеченный лоб.

— Ну как? — спокойно осведомился Андрей сверху.

— Погодь, курва, щас до тя доберуся!! — заревел казак.

— Люди отдыхают, а вы, засранцы, палите куда ни попадя!

— Ты ково обосранцем назвал, паскуда?!

— Тебя! Валите отсюда, не то перестреляю всех, едреной матери!

— Ишшо и вякает, — вступил чей-то голос поспокойнее. — А можа, он известкарь? Они тута известь жгли давеча…

Андрей молчал.

— …а по голосу вродь как не кыргызин. Слышь, — это в сторону Андрея, — ты случаем кыргызятинов не видел?

— Нету их здесь.

— А ты прям знашь, што нету. Да пес с им, поехали! Стя-я-пан, подь сюды-ы-ы!

Невидимый Степан, захрустев сапогами по гальке, прыгнул на струг, и тот отошел, взблескивая черными веслами в темно-лунной воде.

— Ну, с-сука, узнаю тя на Красном Яру, башку скручу! — крикнул на прощанье пораненный казак, и струг отдалился вниз по течению — как раз на такой угол подъема орудия, под которым удобнее всего было шмальнуть по вершине утеса. Андрей быстро скатился вниз.

По пути в укрытие он осмотрел лодку, не замеченную казаками, перевел ее повыше по Караулке, затолкав в густые кусты. Пока он воевал, суп успел остыть, да и оставили ему «ноль целых, хрен десятых»— Чен от возбуждения выхлебал через край чуть ли не весь таганок. Добрав хлебом, что осталось, Андрей раскатал степную овчинную шубу, на правах героя подпихнул под бок Рыжую и, не сказав ни слова, закрыл глаза. Что бы там ни было, завтра он приезжает домой — в тот таинственный, непостижимо далекий город, однажды увиденный им в виде крохотных белых бугорочков-пирамидок, затерянных среди бескрайней зимней тайги.

…Следуя из Москвы, поезд сутки пересекает Западно-Сибирскую равнину. Тени вагонов бегут по невысокой траве, меж рощицами невысоких берез. В них совсем нет подлеска, никаких кустов — лишь березы и трава. Длинные поляны изгибаются между уютными бело-зелеными опушками. Здесь кочевали сибирские татары, на этих полянах ермаковы казаки — яицкие «лыцари», малиновые шапки — рубились с уланами сибирского Кучума.

С Ачинска начинается центральная, Енисейская Сибирь. Здесь были северо-западные окраины Хо-орая — государства енисейских кыргызов, неоднократно сжигавших первый форпост русских — Ачинский острожек. Разогнавшийся поезд заходит на плавные дуги, огибая холмы, поросшие сосновым лесом, — на повороте становится виден электровоз с мокрыми зелеными вагонами, блестящими после дождя. Коротко гремя на мостах, состав проносится над овражками, на дне которых, среди зарослей тальника и полос серого галечника, на мгновение взблескивают мелкие таежные речки.

— Чайку можно? — спрашивает Андрей проводника.

— Пожалте-с! Пять с полтиной, с сахарочком. Постель уже собрана, на столе стоит последний стакан чаю в железнодорожном мельхиоровом подстаканнике, а поезд меж тем заходит на очередной вираж: слева падает крутой скат, отсыпанный свежей желтой щебенкой, у самых окон проносится низкий скалистый обрыв, верх его увешан тонкими корнями и покрыт сухими сосновыми иглами. Свет и тень мелькают в вагоне, обрыв внезапно отпрыгивает в сторону, быстро и плавно уводя за собой высокий склон и круглую лесную вершину за ним. Лес все дальше уходит вправо, а слева, за проскакивающими дачными крышами, появляется гряда степных холмов, между которыми видны первые городские дома. Далеко впереди гряда заканчивается, и там, на вершине пологого склона, уже мелькает белое пятнышко часовни на Караульной горе. За сопкой поднимаются еще горы — сначала скалистые, хвойно-зеленые отроги, за ними, один за другим, туманно-голубые перевалы, растворяющиеся во влажной дымке неяркого дня.

Неторопливо постукивая на стыках, поезд проходит под бетонной эстакадой, по которой проскакивают авто и троллейбусы. Медленно наплывают бело-коричневые арки и колонны вокзала, и, наконец, все останавливается. Захватив сумку, Андрей выходит в тамбур вслед за очередью спин, а с перрона уже видны напряженные, ищущие глаза родных.

Вот он и снова дома — в который уже раз…

— Подымайсь, царствие небесное проспишь!

Голос Рыжей прорвался сквозь сон, чья-то рука трясла за плечо.

— Чего? — не разобрав спросонья, Андрей крутил головой, — а где…

— Мужики-то? Лотку в Анисей выводят. Тебя будить велели, да спал больно сладко. Ишь, слюни-то распустил!

Все вокруг затянуло густым туманом, сквозь который смутно пробивались силуэты сосен на крутых склонах. «Грамотно — именно сейчас и нужно выходить. Повезет, так и мимо патруля проскочим, а ближе к городу не будут приставать». Накинув шубу на зябко дрожащую Рыжую, Андрей сбежал к Енисею. Прозрачная вода светлыми волночками накатывала на мокрую гальку, растворяясь в густой белой мути. Силуэт лодки был виден у песчаной косы, которой оканчивалась узкая вода Караулки, рядом двигались два мужских силуэта, один из них молча махнул рукой. Говорить было нельзя — в тумане да по воде все звуки разносятся очень далеко. То же самое запах дыма, так что утренний чай тоже пришлось отменить. Подсадив Глашу, Андрей толкнул лодку, запрыгнул сам и сел на руль — скоро должны были начаться протоки, мели, острова, и его. хоть какое-то знание реки было совсем не лишним. Глашу, немного знающую Енисей, он отправил на нос впередсмотрящей, Чен же с Мастером, с саблями на коленях, взялись за весла, медленно и бесшумно опуская их в воду.