Но продолжила напирать:

— Известно что?! Что вы от меня шарахаетесь?! Или что под надзор пытаетесь отправить?! Вы думаете, я клиническая идиотка и до сих пор ничего не поняла? Так это и ежу понятно. Сейчас я под домашним арестом, а завтра, скорее всего, у этого… Как его там — пальца — будете решать, что со мной делать. Или я не права?

Тот смутился, а потом как-то вяло и неправдоподобно попытался выкрутиться:

— Ольна, все делается тебе во благо. Поверь мне. Завтра ты предстанешь перед Первым клириком и все прояснится.

Поняв, что с наскока ничего не добиться, я стала упирать на жалость:

— Морвид, в конце-то концов будь человеком, объясни, за что вы так со мной поступаете? Что я вам плохого сделала? Вроде никому не навредила. Тебе силу давала, вычерпывалась до отключки. Неужто не можешь объяснить? Или откажешь в такой малости?

Он потер лоб, словно решал, говорить ему или нет, а потом выдохнул, как перед прыжком в воду:

— Это долгая история, но если кратко… Есть три или четыре пророчества, в которых говорится, что двуликие погубят наш мир. Богиня назвала тебя двуликой — ты сама сказала, — он многозначительно посмотрел на меня. — А Бельнорион сейчас и так на грани. Поэтому не хочу, чтоб ты вольно или невольно была причастна к его крушению.

— Погоди, — опешила я. — Ты хочешь сказать…

— Наша задача — найти кое-что и тем самым восстановить равновесие Бельнориона.

— Так вы что, попретесь спасать мир?!

Морвид промолчал, хотя как раз его молчание и оказалось красноречивее всяких слов. Я же начала смеяться. Абсурд! Бред сивой кобылы в безлунную ночь! Идиотизм! Так вот про что они говорили!

Только успокоившись, я смогла связно говорить.

— Знаешь, Морвид, плевать мне на ваш мир и в целом, и в частности. Ни разваливать, ни спасать его я не собираюсь. Загремела к вам по ошибке одного кретина, и теперь сплю и вижу, чтобы убраться обратно домой. Вы же можете отправляться куда угодно, но я с вами даже под расстрелом не поеду! — от переполняющих эмоций голос становился все громче. — Подставлять свою голову под удар ради непонятно какой идеи не собираюсь — я еще не окончательно спятила! И завтра с вами никуда не пойду!

Жрец посмотрел на меня угрюмо, — видимо, речи о том, что своя рубашка ближе к телу, ему уже доводилось слышать.

— Но лучше тебе все же сходить с нами. Я постараюсь похлопотать за тебя. Без цехового знака ты не сможешь ни получить, ни взять ни один заказ.

— У меня есть, — и продемонстрировала ему свой амулет с крестом в круге.

— Это знак богини, — качнул он головой. — В Бельнорионе же даже самый отчаявшийся селянин не попросит тебя о помощи, пока ты не покажешь ему пластину доступа. Вдруг ты не настоящей клиричкой окажешься, порчу какую наведешь.

— Просили уже. Помогла, — отрезала я, понимая, что завтра все же придется тащиться к «первому пальцу», или как его обзывают.

Сборы в Дом Совета заняли целое утро. Создавалось ощущение, что все оттягивали время отъезда. Да и лица у них были кислые-кислые, как уксус. Жрец бурчал себе под нос, что лучше целоваться со змеями, чем встречаться с некоторыми. Мол, лучше бы к его жрецам обратились, а не к этим посвященным, которые один хитрее другого. И тогда я поняла, что Дом Советов — это та-кой серпентарий, в который никому соваться не хотелось.

Меня одели в старые вещи барона. Оказалось, он еще хранил юношеский гардероб, и после небольшого подгона они сидели отлично. Служанка, ушивавшая кафтан, рубашку и штаны, все предлагала надеть платье, невесть как затесавшееся среди вещей, но я осталась непреклонна.

За те дни, что провела взаперти, я изменилась еще больше. Теперь лицом походила на саму себя. С момента попадания в мир волосы отросли и достигли плеч, а еще высветлились, теперь больше напоминая небеленый лен, нежели мышиную шкурку. Единственное, рост так и не уменьшился, но формы появились. Точнее сказать, уменьшились. Теперь я походила не на тяжелоатлетку, а на статную амазонку: вроде и мышцы есть, и фигура. Суммируя все, можно сказать, за это время я изрядно похорошела. Поэтому служанка и уговаривала обрядиться в платье. Но я, побоявшись запутаться с непривычки в длинном подоле и многослойных юбках, отказалась.

Однако, так или иначе, время начало поджимать, и нам все же пришлось покинуть дом, чтоб на личной карете барона отправиться к Первому Персту богини Адорну.

Мне удалось сесть к окну, и я теперь с удивлением могла смотреть на проплывающие мимо улицы и разглядывать прохожих. А посмотреть было на что. Во-первых, никакой грязи, вопреки моему представлению о средневековом городе. Все улицы широкие, мощенные брусчаткой, со сточной канавой для дождя посередине. Никаких неприятных запахов и конских яблок, аккуратные деревца вдоль дороги, красочные вывески над дверями. Все красивое, словно на картинке.

Как жаль, что я вынуждена была сидеть в четырех стенах, когда могла бы бродить по улицам, изучать город, любоваться архитектурой. Эх, ладно, чего уж теперь сожалеть!

Пока я с восхищением разглядывала красоты Аниэлиса, карета докатила до Дома Совета. Мы остановились, и я поспешила выбраться наружу.

Остановившись как вкопанная, я с восторгом разглядывала дворец, пока остальные вылезали из кареты. Дом Совета блистал снежной белизной и позолотой. Три этажа, круглый купол над главным фасадом, уходящие в бесконечную даль ажурные кружева правого и левого флигеля. Изумрудный газон перед зданием, на который наступить казалось кощунством. Невероятная красота! Необыкновенная! Волшебная!

Я бы так и стояла, восторгаясь видом, если бы Морвид не дернул меня за рукав и не потащил к входу по взмывшей из ниоткуда над травой тропинке. Я вынуждена была последовать за ним.

У дверей нас встретил клирик, облаченный в бирюзовую рясу. Он окинул цепким взглядом знак, что висел на груди у Бриана, глянул на мой плащ, наброшенный по требованию Морвида поверх кафтана, и сделал знак рукой — следовать за ним.

Я шла позади всех, осторожно осматриваясь по сторонам и поражаясь окружавшему великолепию. Внутреннее убранство поразило меня не меньше, чем фасад здания. Кругом позолота, инкрустация камнями, лепнина и ослепляющая белизна, словно снег на вершинах гор. На пути нам попадались клирики: кто в белых одеждах, кто в бирюзовых или синих. Но чаще всего натыкались на храмовых стражей в серых плащах, охранявших покой в Доме Совета.

Остановились перед огромной позолоченной дверью. Возле нее неподвижными изваяниями застыли стражи в доспехах, глухих шлемах и с алебардами в руках. Клирик, который привел нас сюда, велел ждать, а сам приоткрыл дверь и заглянул внутрь. После распахнул створку пошире и торжественно провозгласил:

— Барон Сен-Амант, Бриан де Ридфор третий сын графа Иберийского, пожалованный милостью Лемираен в ее защитники; Жрец Войны, Неукротимый Морвид из Вайроста, овеянный яростью Ярана Малеила, прибыли к Первому Указующему Персту богини, Лучезарному Адорну эд Коморру!

Я удивленно замерла. И как только дыхания хватило все эти титулы произнести?!

Мы с квартеронами остались стоять в коридоре. Но через четверть часа вызвали и нас.

Кабинет Указующего Перста не разочаровал моих ожиданий: та же роскошь кругом, та же слепящая белизна с золотом, алтарь Лемираен на самом видном месте. Сначала я потерялась в хирургической белизне помещения, но, немного осмотревшись, увидела темноволосого мужчину в белоснежном одеянии. Он сидел за столом и просматривал какие-то бумаги. Оторвавшись от чтения, мужчина окинул нас пытливым взглядом. Эльфы со стоическим спокойствием выдержали осмотр, а вот я напряглась и даже невольно подобралась, словно перед боем. Но он неожиданно приветливо улыбнулся и обратился к квартеронам на эльфийском:

— Приветствую народ леса. Я удивлен, что первые служат богине.

Братья в ответ лишь учтиво склонили головы, но ничего не ответили.

— Светлая, — теперь приветствие досталось мне.

Я, как научил Бриан перед выходом, прижала правую руку к сердцу и низко поклонилась.