Поскольку договор подписан и поскольку я – Квикэтл и меня охраняет дух Озомали и ягуара, не важно, что я выгляжу как испуганная неотесанная деревенщина. Я снова громко выкрикнула это слово.

Джоэль поднялся и, прежде чем мы ушли, обнял меня.

– Добро пожаловать в семью «Вагнер», Эмб… то есть Квикэтл, – сказал он. – Мы многого от вас ждем.

Без дураков.

Я прячусь в небольшой гардеробной в гостиной Эда. Когда мне совсем поплохело, я прыгнула в самолет компании «Дельта», прилетела в Л а-Гуардиа и взяла такси до его изящной двухкомнатной квартирки в Северном Ист-Сайде. Вчера Чак Спринг снова ввалил мне за то, что я недостаточно латинос в своих писульках. Вместо того чтобы поддаться соблазну и врезать ему по зубам, я взяла отгул и решила маленько пошпионить. Дверь открыла своим ключом. Эд не ждал меня до следующих выходных.

Несколько минут назад я в поисках улик обшарила ящики и его карманы. И обнаружила макси-коробку голубых презервативов, в которой недоставало шести штук. Эд не любитель презервативов, а заколка могла принадлежать и ему.

Он только что вошел в переднюю дверь – и притом не один. Я прильнула к щели в дверце гардеробной и увидела ее – вперлась на своих вонючих ходулях, а на ногах белые пластиковые сандалии на высоких каблуках. На улице мороз. Она что, ненормальная? Выше была мини-юбка с красными треугольниками, из-под которой блистало откровенное исподнее. Я бросила взгляд на лицо: оно оказалось именно таким молодым, как я представляла по голосовой почте, но несколько темнее. Не знаю почему, но по ее голосу девушки из Долины[116] я бы не сказала, что он принадлежит пришелице из Хуареса – особе со спекшейся оранжевой помадой и перманентом. Ее последнее сообщение гласило, что они намеревались сегодня поужинать.

– Я приготовлю тебе, – промурлыкала она томным оргазмическим голосом. – У тебя дома.

Я, конечно, сбрендила. Но основания есть. Захотелось кашлянуть. Черт возьми, крепись, Лорен. Я сглотнула, зажмурилась, сосредоточилась на чем-то другом. Позыв прошел. Когда я открыла глаза, Эд шлепал девицу по заднице. Затем, хихикая, снял свой синий блейзер с якорно-медными пуговицами и подал ей. Ох-ох! Я окаменела. Неужели она откроет дверцу? «Пожалуйста, нет, пожалуйста, нет», – твердила я, словно мантры. И они помогли. Девица повесила блейзер на спинку стула.

Я слышала, как Эд неестественно долго мочился, не закрыв дверь в туалет. Лола начала шарить по шкафам в поисках кастрюль и сковородок. Эд спустил воду и, насвистывая, вышел из уборной. Остановился перед гардеробной, потянулся, рыгнул и повернул в гостиную. Гостиная и кухня на самом деле одно помещение. Только в одном месте на полу плитка, а в другом ковер. Эд плюхнулся в кресло с массажными штуковинами под кожаной обивкой и включил Си-эн-эн. Снова рыгнул. Тоже мне обольститель. Они разговаривали на мексиканском испанском, а девица в это время быстро и аккуратно резала лук. Я пыталась разобрать слова, но мне в ухо сипели изношенные трубы: в старом здании было паровое отопление. Я кашлянула, надеясь, что меня не услышат. Вскоре до меня донесся запах нагретого масла, жарящегося лука с молотым чили и мяса. Объявили о начале матча с участием «Ковбоев», и Эд, как и следовало ожидать, увеличил звук, вскочил и вздернул руку, как Джон Траволта в «Лихорадке субботнего вечера». Я много раз видела этот жест: Эд изображал, как он приземляет мяч и забивает гол.

– Есть! – раздался его крик, и он затряс задом.

Лола не подняла глаз, и лицо Эда выразило разочарование: что это она вдруг не замечает его спортивной удали. Он пожал плечами, сел на место и стал посмеиваться над рекламой пива, где несколько мужчин выкидывали идиотские штуки. Я подалась вперед, стараясь разглядеть прилипшую к плите Лолу. Она так старалась, что дрыгала увесистой кормой. Как-то мамочка Эда спросила меня, могу ли я готовить то, что любит ее сынуля. Я пошутила, что способна готовить только плохо намазанные бутерброды, и то когда свободна от работы. Женщина нахмурилась, что-то прошептала Эду и вышла из комнаты.

Когда Лола позвала Эда к столу, у меня уже все зудело и хотелось писать. Я услышала шорох, ерзанье стульев. Эд насвистывал музыкальную тему из ток-шоу О'Рейли. У меня затекла нога. Я задыхалась. Слышала, как скребли по тарелкам ножи и вилки. Эд залакировал закуски пивом. Потом добавил еще.

– Delicioso[117]. Ты славная повариха, asi como mi madre chula[118]. Ух!

Если вылезти сейчас, он объявит, что они просто друзья. Придется ждать.

Пока Лола мыла посуду, вытирала полотенцем и убирала ее на место, а потом массировала Эду плечи, а он ковырял пальцем в зубах, я сидела скрючившись и скукожившись. Наконец послышался влажный чмок поцелуя. Эд замычал, как больной бык, Лола закудахтала, словно курица. Он сказал, что она красивая, Лола ответила, что он guapo – привлекательный, и теперь я точно знала, что она ненормальная.

В Эде есть много чего, но только не привлекательность.

Голоса затихли в спальне. Удивительно, сколько женщин желают лечь в постель с этим огромным отвратительным мексиканцем. Теперь можно было вылезти из убежища и надрать ему задницу. Но я хотела, чтобы он провинился по полной. Дам еще минуту-другую, и ему конец. Идиотская гардеробная – воняет, как в универмаге. Эд держит костюмы в спальне, а здесь всякую всячину. В его понимании это хаки, оксфорды[119] и кепки «Далласских ковбоев», которые он из предрассудка не стирал.

Guapo? Что ж, может быть, если немного прищурить глаза. Эд почти привлекателен, а это хуже, чем просто страшный, поскольку в иные моменты он способен убедить женщину, что привлекателен телом и костюмом. У него большая, как задница, голова (раз или два я уже упоминала об этом), и притом покрытая дырами от старых угрей. Мочки ушей луковичной формы. Это сначала не заметно, но затем мозолит глаза. Нос кривой и мясистый, один глаз посажен ниже другого и косит, будто у святого Бернарда на стоянке грузовиков. Но Эд высокий – это много значит в мужчине, – у него красивые зубы и хорошая улыбка. От игры в сквош и суши у Эда подтянутое тело, но картину портит двойной подбородок. Откуда он появился? Убейте, не знаю, наверное, все дело в генах. Бывает, он выкуривает сигаретку, но трудно сказать когда, потому что у него всегда в запасе жевательная резинка. С таким парнишкой, как Эд, неизменно есть выбор: считать стакан полупустым или полуполным – все зависит от вас. Я пошевелилась, хотя конечности затекли, а мочевой пузырь раздулся. Жесткие от крахмала камуфляжные брюки мазнули меня по лицу. У Эда их пар двадцать, и все они висели плотным рядком. Он одевался так, словно вырос, посещая сельские клубы, а не мексиканское родео. А по пятницам расслаблялся, облачался в хаки и шел выпить с «парнями» (белыми парнями) в спортивные бары Восточного Вест-Сайда. Эд признавался, что у него спрашивали, не камбоджиец ли он, не пакистанец ли или что-либо в этом роде. И ни разу не поинтересовались, не мексиканец ли. А когда Эд отвечал, кто он на самом деле, таращились так, будто мимо прогарцевал Элвис собственной персоной верхом на козле. А Эд хихикал и растягивал рот в улыбке, как перед камерой. Попались!