– Ты еще не знаешь?

– Я вообще ничего не знаю.

– Ее диск занял первое место в рейтинге по стране.

– Шутишь!

– Ничуть. Я думала, тебе уже сказали. Она новая Дженис Джоплин, только поет по-испански.

– Bay! Надо же! Я рада за нее.

– Кажется, вы с ней не очень общались.

– Только на наших сборищах. У меня мало общего с ацтекскими вампирами.

Мы рассмеялись. Нехорошо. Но это то, что нас объединяет. Одинаковое чувство юмора.

– Теперь она самая знаменитая из вампиров, – продолжила Лиз. – Так что не болтай лишнего.

– Прекрати! Эмбер? Знаменитая?

– Неужели я стала бы тебе врать в такое время?

– Наверное, нет.

– Я всегда утверждала, что она выбьется в люди, а ты не верила.

– Твоя правда – утверждала. Потому что ты лучше меня, Лиз. Видишь в людях прежде всего хорошее. А я – нет. – Мы долго смотрели друг другу в глаза. Первой отвернулась Элизабет. А затем я задала ей вопрос, который давно меня жег. По-испански, чтобы Элисон не поняла, о чем мы говорим. – Лиз…

– Что, Сарита?

– В тот вечер, когда мы подрались, Роберто мне кое-что сказал. Мне необходимо знать, правда это или нет.

– Что именно? – Лиз явно нервничала.

– Он сказал мне, что вы с ним спали в Канкуне.

– Что? Нет! Никогда! – Мне показалось, что Элизабет сейчас плюнет.

– Поклянись.

– У меня в жизни было всего трое мужчин. Роберто среди них не числится. К тому же секс с мужчинами никогда не доставлял мне особого удовольствия.

– Но я знаю, он был в тебя влюблен. – Я рассмеялась.

– Ну и дамочки – ведут такие разговоры в больнице.

– Особы, достойные Джерри Спрингера.[169]

Я невольно рассмеялась еще веселее. И совсем не испытывала злости. Онемела. Ее улыбка электризовала. Как в кинофильмах, когда все оборачивается дурным сном. Вот и я надеялась, что проснусь и все переменится.

Я несколько минут смотрела в окно и размышляла, откровенна ли со мной Лиз. Не обманывала ли меня все эти годы, утверждая, что она лесбиянка. Тогда моя подруга – отличная лгунья. Но теперь мне стало все равно. Уж лучше пусть переспал бы с ней, чем с другой женщиной. А так – влюбился в лесбиянку! Почти смешно. Ну не дурдом ли? Я почти не сердилась, как можно было бы ожидать. Говорят, боль лечит. Но я только развеселилась.

– Знаешь что… – наконец проговорила я, стараясь развеять мрачность и вернуть нас из безумия в нормальную жизнь.

– Что?

– Я скажу тебе, что больше всего меня ранит.

– Что?

Я улыбнулась:

– То, что тебя никогда даже чуточку не тянуло ко мне. Неужели тут не на что клюнуть? Я же совершенна. А ты сказала, что тебя ко мне не влечет.

– Что?

– Ну, не глупо ли? У меня такое чувство, что я отвергнута.

Лиз осторожно улыбнулась:

– Ну что ты… Я ничего подобного не говорила. Были случаи… Иногда я находила тебя очень привлекательной.

– Когда?

– Несколько раз…

– Например?

– Тогда, в «Гиллиане». В первый вечер.

– В «Гиллиане»?

– Я любовалась тобой в оранжевом свете. На тебе было длинное черное кожаное пальто и школьные бантики в волосах. Мне захотелось поцеловать тебя.

– И в чем же дело?

– С ума сошла?

– Так почему же не поцеловала?

– Знала, что ты нормальная. И не хотела, чтобы Ребекку хватил удар.

– Когда еще?

– В вечер нашего выпуска. Когда мы устроили вечеринку в квартире матери Уснейвис с отвратительной жареной едой. И чтобы убежать от жира и дыма, вышли проветриться на ветерке на пожарную площадку. Помнишь?

– Помню.

– Могу тебе точно сказать, что тогда на тебе было: клетчатые шорты и красная майка с жемчугом. Ты сняла кардиган, потому что вечер был очень жарким. И мне понравились твои белые мягкие плечи в ночи.

– Да, да, помню тот вечер.

– Мне так сильно захотелось поцеловать тебя.

– Так почему же не поцеловала?

– Ты была уже помолвлена с Роберто. Ты была нормальная. Я не хотела быть лесбиянкой. Стремилась тоже остаться нормальной. Изо всех сил боролась с собой. Вернулась домой и разревелась.

– И ничего не сказала мне?

– Не хотела тебя терять.

– Я нормальная любопытная девчонка. И знаешь, была бы не прочь попробовать. Колледж и все такое. Любая так поступила бы.

– Нет, – покачала головой Лиз, – не говори мне такие гнусности. С меня довольно нормальных любопытных женщин. Никто так хорошо не пялит, как нормальная любопытная женщина.

– А как теперь?

– Теперь?

– Тебя еще тянет ко мне? Да, кажется, что меня переехал грузовик, и никто не догадался принести мне косметичку. Но не такая уж я страшная. Наоборот, вполне миловидная для женщины с двумя детьми, женщины, которая только что потеряла ребенка и мужа. Как ты считаешь?

– Сара, пожалуйста, тебе надо поспать.

– Ты находишь меня сексуальной? Лиз посмотрела на меня с состраданием:

– Ты моя лучшая подруга. И ты либо одурманена лекарствами, либо очень устала. Либо то и другое.

– Но ты бы меня сделала? Вот что мне интересно. – Я скривилась в улыбке, и она наконец поняла, что я шучу. И спросила:

– Ты что, рехнулась, кубинка?

– И все-таки скажи: сделала бы меня со всеми моими синяками, при том что на нас смотрит эта социальная телка? Разве не приключение?

– Нет, – покачала головой Лиз. – Дерьмово выглядишь, Сара. Предпочитаю своих партнерш. Ничего нет соблазнительного в бабе, из которой мужик вышиб все потроха. И еще, тебе не помешало бы почистить зубы.

Мы рассмеялись.

Элисон увидела, что мы развеселились, и заворковала:

– Оставляю вас вдвоем, дамы. Хорошо, когда есть кому поднять настроение. На то и нужны подруги.

– Отлично, – сказала я ей по-английски. – Увидимся, Элисон. – И добавила по-испански: – Выметайся отсюда, дурно одетая сучонка.

Лиз удивленно покосилась на меня – я почти никогда не ругаюсь. А потом забралась на больничную кровать. Она такая худенькая, что ее почти тут и не было. Лиз просидела со мной до утра. И не было ничего сексуального в том, как мы обнимались, шутили и смотрели самые поздние передачи, хотя я не отрицаю, пару раз мне хотелось поцеловать ее под ночное шоу Джей Лено, чтобы просто испытать, каково это. Наверное, похоже на морфий.

Лиз не уходила от меня до рассвета.

Андре забрал меня из моего нового особняка. В выходные я переезжала. А потом взяла на работе три свободных дня, чтобы отправиться вместе с ним. Решение приняла под настроение, чего давным-давно со мной не случалось. Но при этом ударилась в панику – испугалась, что некому будет руководить журналом. Андре убедил меня, что несколько часов «Элла» без меня выживет. А он – нет.

На этот раз Андре сам вел свой огромный белый с бежевым «лексус». На нем были джинсы. Я еще ни разу не видела его в джинсах. Они так ему шли, что мое сердце замерло. К джинсам он надел стильные черные туфли, тонкий бежевый свитер и черную кожаную куртку. Отличный ансамбль для поездки в Мэн. А на мне были брюки цвета хаки с черными туфлями без каблуков, бледно-розовый свитер и черный вязаный пиджак. Снова как отражение в зеркале. Я взяла с собой несколько длинных фланелевых ночных рубашек и соблазнительное белье, которое до сих пор не надевала. Никак не могла решить, что у нас получится за путешествие. Но лелеяла определенные надежды.

– Потрясающе выглядишь! – Андре дружески чмокнул меня в щеку.

Что это – коричная жевательная резинка? От него приятно пахло. А какая улыбка! Мне нестерпимо захотелось затащить его в дом и сорвать одежду. Но я не сделала этого. Вежливо обняла и, сходя с крутого крыльца, оперлась о его руку. Андре нес мой чемодан, открыл пассажирскую дверцу, помог мне сесть в машину, а сам уложил чемодан в багажник. «Лексус» внутри пах так же, как и его хозяин, – чисто и чуть терпко. Такие предвкушения я ощущала только девчонкой в сочельник.