Я не могла не думать о родителях, о том, как далеко они от места, в котором я сейчас нахожусь. Я очень надеялась, что их тюрьма была столь же роскошной, как и моя, но тревожилась, что постигшая их судьба гораздо менее завидна.

При мысли о том, что их использовали, словно пешек в королевской игре, у меня заболело сердце, и я исполнилась еще более дурных предчувствий из-за встречи с королевой.

Но нам не пришлось долго ждать: прибытие Ее Величества было обставлено со всеми необходимыми в этом случае почестями. Я ожидала увидеть властную женщину, которая стремительно ворвется в зал и одним своим присутствием вызовет у нас ощущение своей силы, однако мои ожидания не оправдались. Королева не могла ворваться в зал, поскольку вообще не ходила.

Я совершенно не ожидала увидеть старую женщину, которую подвезли к трону в кресле-коляске. Женщина, управлявшая королевством, была хрупкой и сморщенной — тело, которым она владела, увядало и предавало ее. По ее прибытии все охранявшие нас гвардейцы сделали шаг назад, однако мы остались на своих местах. Меня потрясло, когда все в зале, включая Ксандра — лидера революционеров, внука королевы — и Макса, склонились в ее присутствии, несмотря на то что она совсем недавно взяла их в плен. Я последовала их примеру, оставаясь в этой позе, пока мне не велели выпрямиться.

Ксандр предупреждал, чтобы я не обманывалась ее внешностью, но ее слабость бросалась в глаза. Королева была старухой, неспособной самостоятельно переносить вес своего тела с одного места на другое. Поверить в ту беспощадность, о которой мне говорили, было почти невозможно.

Однако так я думала до того момента, пока тишину зала не прорезал голос, кристальная ясность которого опровергала тщедушное физическое состояние.

— Поднимитесь, — приказала она, и в ее голосе не было дрожи. Когда я выпрямилась, на мне замерли тусклые глаза. Я делала вдохи и выдохи, мысленно считая, чтобы успокоить нервы.

— Подойди ближе, Чарлина Ди Хейс.

Фамилия, которую она произнесла, ничего мне не говорила, — это была просто фамилия из учебника истории. Странно было слышать, как она срывается с губ королевы вместе с именем, которое дали мне родители.

Я замерла, едва сдерживая дрожь в ногах.

Я думала, Макс останется там, где стоял, пока ему не велят сойти с места. Здесь существовали правила, которым подчинялись все, несмотря на необычные обстоятельства нашей встречи; кроме того, насколько я понимала, он был пленником. Как и все мы.

Однако он, принц, для которого этот замок являлся домом, подошел ко мне, взял за руку, и его пальцы переплелись с моими.

У меня есть цель, вновь напомнила я себе. Моя семья на меня рассчитывает.

Воздух в зале пах королевской силой и дымом от каминного огня. Ее губы разомкнулись в пугающей попытке улыбнуться. Не знаю, что она имела в виду — хотела ли меня поддержать или просто надо мной смеялась, — но последовавшие слова никак не прояснили ее намерений.

— Значит, ты — та самая девочка, которая перевернула мою страну с ног на голову. — Ее тусклые глаза казались мертвыми, но я чувствовала, что они видят меня насквозь. На вставшего рядом Макса она не обратила внимания.

От этого утверждения меня передернуло.

— Нет, Ваше Величество. — Не знаю, какого ответа она ожидала, но судя по тому, как сжались ее губы, ответила я неправильно. — Я… я не хотела.

— Конечно, не хотела, моя дорогая. Но так произошло. — Она намеренно заговорила на королевском языке. Она знала, что я ее понимаю.

Макс сжал мою руку в желании ободрить и попытался вмешаться.

— Ты не можешь так поступать, — тихо и ровно произнес он, обращаясь к своей бабке. — Не можешь держать ее в заложниках. Она — не частная собственность, которой можно распоряжаться. Ее нельзя заставить занять трон.

Я ждала, пока королева ответит, но она просто смотрела мне в лицо, запоминая его и как будто не слыша Макса. Мне захотелось отвернуться от ее молочно-белых глаз.

— Я так долго искала… — Ее голос затихал, почти пропадая, прежде чем вновь обрести силу. — Ты будешь хорошей, королевой. Сильной. Красивой.

— А если я не хочу быть королевой?

Мне казалось, сейчас она повысит голос, станет гневно меня отчитывать. Меньше всего я ожидала, что она улыбнется.

— Это не тебе решать, дитя. Так никогда не было.

Вперед выступил Ксандр. Он оторвал рукав своей рубашки и перевязал рану. Кровь продолжала пропитывать ткань. Он встал передо мной и Максом, словно достаточно наслушался королеву.

Когда они скрестили взгляды, в атмосфере зала возникла враждебность, и я подумала, давно ли они видели друг друга вот так, стоя лицом к лицу? Тишина между ними была ощутимой, и в этот миг я почувствовала, что Ксандр находится в большей опасности, чем все остальные.

Первой молчание нарушила королева, произнеся тихим, угрожающим голосом:

— Как ты посмел показаться в моем доме? Какое право ты имеешь стоять передо мной?

Интонации Ксандра противоречили той горечи, что была написана на его покрытом шрамами лице.

— Бабушка. — Он отвесил комичный, даже издевательский поклон. Говоря это на англезе, он явно пренебрегал своим королевским происхождением. — Всегда приятно встретиться.

— Нечего называть меня «бабушкой», нахальный мерзавец. Я — твоя королева, и, пока находишься в этих стенах, ты должен относиться ко мне с тем уважением, которого я заслуживаю. — Ее глаза остекленели. — Было время, когда я сделала бы для тебя все, — произнесла она, и в ее голосе послышалось нечто близкое к любви. То, как она с ним говорила, как понизился ее голос, наводило на мысль, что она забыла и о присутствующих, и о том, что это не личный разговор с внуком, а публичная дискуссия с человеком, упорно добивавшимся ее свержения. — Мой дорогой Александр, ты — единственный мальчик, о котором я искренне заботилась. — Она закрыла глаза, позволив себе на миг окунуться в воспоминания. И тогда я вновь увидела перед собой слабую женщину.

Ксандр ухмыльнулся.

— Скоро ты не будешь моей королевой. Чарли никогда не согласится на твои условия. Она не примет твою Сущность.

Она приоткрыла глаза, а затем с ее губ сорвался жутковатый звук, напоминавший смех.

— Скоро увидим.

На ее лице проступила мрачная улыбка. Она обратилась не ко мне или Ксандру, а к застывшему подле нее гвардейцу:

— Приведите пленников.

Сперва я увидела отца. Его руки были связаны за спиной, изо рта торчал кляп. Порезы и синяки выглядели в тысячу раз хуже, чем я могла себе вообразить. Позади него еле переставляла ноги мать, и когда один из охранников толкнул ее в спину, она чуть не упала, поскольку ее лодыжки сковывали кандалы.

Увидев, как за ними тащат Арона, я не сразу поняла, что громкий вздох, который я услышала, был моим собственным. Сам он ходить не мог: его ноги волочились по полу, голова свисала на грудь. Звуки его прерывистого дыхания долетали даже до того места, где стояла я, и слышать их было невыносимо.

Его бросили на пол, как мешок с мусором, словно само его присутствие вызывало отвращение.

Я не ждала разрешения, чтобы сойти с места. Не существовало в мире такой силы, которая запретила бы мне обнять родителей. Я не могла быстро подбежать к ним, но мне было все равно, попытается ли кто-нибудь меня остановить. Не успели они войти в зал, как я уже обнимала их по очереди, стараясь не сжимать слишком сильно, поскольку не знала, серьезны ли их травмы.

Мне было больно, что я не подошла к Арону, но все-таки он не осознавал происходящего вокруг. Его принесли сюда как послание: с моими родителями королева поступила не так жестоко.

— Как ты? — прошептала я на паршоне, убирая грязную тряпку от потрескавшихся, кровоточащих губ матери. Ее дыхание было кислым, сочетая в себе запах голода и желчи; я больше не чувствовала сладкого аромата теплого хлеба, исходившего от ее кожи.