— Постой, — сказал он, отчаянно пытаясь заставить ее остаться с ним. — Это… это Повелитель сделал тебя Избранной?

Ее глаза засияли, словно тлеющие угли.

— Это сделал огонь, — прошептала она. — Ясным голубым днем молния нашла ее, спустившись с небес. Ни грома, ни предупреждения. Только пылающая белизна, ярче солнца, и она — в самом ее сердце. — Она наклонилась ближе, и Торак почувствовал ее дурное дыхание. — В тот момент она видит все. Кости в ее плоти, прожилки в листьях, огонь, что дремлет в каждом дереве. Она видит истину. Все сгорает.

Рев пламени становился все громче. Дым просачивался сквозь деревья.

— Но ты же выжила, — сказал Торак. — Молния оставила тебе жизнь. Ты должна оставить жизнь мне. Освободи меня!

Она не слушала его, полностью поглощенная своим рассказом.

— Огонь забрал ее себе. Он превратил ее волосы в пепел. Он выжег дитя из ее утробы. Он превратилее… — Она погладила его по щеке своими обожженными пальцами и улыбнулась ласковой и безжалостной улыбкой. — Он и тебя превратит.

Торак вспомнил обугленные жертвы Тиацци, подвешенные на дереве.

— Ты не можешь оставить меня здесь сгореть, — умолял он.

— Слушай, как он растет! — С воздетыми руками женщина приветствовала огонь. — Чем больше он ест, тем сильнее его голод! Тебе выпала честь. Огонь заберет тебя к себе.

Договорив, она ушла.

— Не оставляй меня! — крикнул Торак. — Не оставляй меня, — взмолился он.

Обломок пылающей коры обрушился на землю возле его головы. Вокруг него деревья метались в обжигающем дыхании пламени. Небо потемнело и стало кроваво-янтарного цвета. Он увидел, как оно надвигается на него с запада. Он вспомнил, что говорил ему Фин-Кединн. Огонь может взобраться на дерево быстрее рыси, и когда это происходит, когда огонь достигает ветвей — он распространяется куда пожелает. Вы не поверите, насколько он быстр…

* * *

Яркий Зверь, рыча, бежал по Лесу быстрее, чем Волку казалось возможным. Он пожирал все: деревья, охотников, добычу. Где же Большой Бесхвостый?

Волку не следовало покидать его. Он не нашел Темную Шерсть, а теперь не мог найти и Брата.

В отчаянии Волк прыгнул в горькое дыхание Яркого Зверя. Обезумевшая от ужаса дичь пронеслась мимо, в противоположную сторону, и он увернулся от их грохочущих копыт. Он перебежал через маленькую Быструю Мокрую. Он соскользнул в канаву, и Яркий Зверь с ревом прошел над ним, огромный, словно Гора. Шкура Волка была опалена, глаза слезились. Он не мог идти дальше, не мог искать Брата в челюстях Яркого Зверя. Он пожирал все, и, если бы Волк поймал его, он сожрал бы и его самого.

Развернувшись, он помчался обратно по канаве, а Яркий Зверь мчался за ним. Он тянул к нему свой сияющий коготь. Волк отпрыгнул, чтобы увернуться от него. Зверь натолкнулся на дерево и сожрал его. Еще одно деревце застонало, Волк пронесся под ним прямо перед тем, как оно переломилось, и детеныши Яркого Зверя взметнулись в воздух, пожирая другие деревья.

Горячие камни кусали подушечки лап Волка, и он бежал, как никогда прежде не бегал, а Яркий Зверь мчался за ним по пятам. Он летел, перепрыгивал с дерева на дерево, парил над Мокрой. Зверь пожирал Лес. Ничто не могло спастись от него.

* * *

Рыча от напряжения, Торак подтянулся вверх и снова попытался ухватиться за рябину. Его пальцы скользнули по коре, но он не мог схватить ее. Снова он упал назад.

У него оставалась одна попытка. На этот раз он ухватился за ветку и вцепился в нее. У него должно было получиться, иначе ему пришел бы конец.

Стряхнув башмак со свободной ноги, он прислонил босую ступню к стволу и наполовину забросил, наполовину затолкал себя в развилку. Он лежал, хватая воздух ртом, и дерево врезалось ему в живот. Наконец он смог выпрямиться.

Нет времени отдыхать. Он ерзал и крутился, пока не смог усесться в развилке дерева, опираясь на правую ногу. Его левая нога, вытянутая вверх вдоль ствола, торчала под неестественным углом.

Куски пылающей коры отваливались, осыпаясь со всех сторон огненным градом, пока он пытался растянуть петлю вокруг лодыжки, но его вес неумолимо затягивал ее еще туже вокруг башмака, так что петля не поддалась ничуть. Отчаянно он взялся за узел. Правая голень дрожала от напряжения, поддерживая вес его тела.

Петля слегка поддалась. Торак с удвоенной силой принялся за нее. Она ослабла еще чуть-чуть. Этого было достаточно. Изгибаясь и дергая ступней, он высвободил ногу из башмака, вывернулся из петли и спрыгнул на землю.

После отчаянного барахтанья в подлеске он нашел свой нож и, пошатываясь, встал на ноги. Его глаза слезились, кожу покалывало от жара. От дыма день и ночь поменялись местами.

Мимо промчался самец косули. Торак догадался, что тот бежит к воде, и помчался за ним. Угли больно впивались в ноги. Он был бос. Но времени возвращаться назад за башмаками у него не было.

На бегу он оглянулся через плечо. Языки пламени стали выше деревьев и лизали небо. Шум был ни с чем не сравним, это был грохот тысячи тысяч бегущих бизонов, он стиснул его сердце и выжал его досуха, он высасывал воздух у него из легких.

Торак упал на руки и вдохнул чистого воздуха, а когда выпрямился, дым был такой густой, что он не видел руки перед глазами. Он не понимал, где он, но он знал, что должен решить сейчас, в этот самый миг, куда бежать — иначе он погибнет.

Раздалось громкое карканье.

Он не видел воронов, но слышал, как они зовут его, пролетая высоко над дымом. Вслепую он последовал за их криками. Пылающие ветки дождем посыпались на Торака. Он бежал у самой кромки огня, и все деревья вокруг трескались и скрежетали.

И снова он оглянулся. Река огня взметнулась по стволу сосны, которая вспыхнула снопом искр. Лебеда вытянулась к небу, затем снова опала, задушенная обжигающим ветром.

«Карр! Карр! — звали Рип и Рек. — За нами!»

Внезапно земля исчезла у него из-под ног, и Торак покатился вниз по склону холма. Он резко остановился и с трудом встал на колени. Руки и ноги тонули в грязи, холодной, влажной, благословенной грязи. Вороны привели его к озеру. Он вошел на мелководье, споткнулся о камень.

Камень издал жалобный всхлип. Это был не камень, а жеребенок, маленький черный жеребенок, погрязший по свои узловатые колени в грязи, трясущийся от страха. Он был слишком напуган, чтобы двигаться, но Торак не мог остановиться и помочь ему. Он прошел мимо.

Впереди него мрак рассеялся на мгновение, и на озере он различил куцые черные головы лошадей, плывущих, чтобы спастись, а за ними хатку бобра, огромную, словно гнездо Ворона.

Раздался еще один вопль страдания со стороны жеребенка — и плывущие в озере черные головы повернулись в его сторону. Должно быть, мать ждала столько, сколько могла, но когда ее жеребенок не пошел за ней, ей пришлось уйти. Теперь она против воли плыла вместе с табуном, вынужденная покинуть свое дитя, оставив его наедине со своей судьбой.

Так должен был поступить и Торак: плыть к бобровой хатке и оставить жеребенка сгореть.

С рычанием он повернулся, схватил в пригоршню его вихрастую гриву и потянул.

Жеребенок закатил поддетые белым глаза и отказался двигаться с места.

— Давай! — крикнул ему Торак. — Плыви! Это твой последний шанс!

Но от этого стало лишь хуже. Жеребенок не понимал людскую речь, но что было делать Тораку? Если бы он сказал это по-волчьи, тот бы умер от страха.

Подойдя к маленькому существу, Торак поднырнул головой ему под брюхо и взгромоздил его себе на плечи. Жеребенок слабо сопротивлялся, так что Торак схватил его за ноги, чтобы тот не дергался, и, пошатываясь, пошел к озеру.

Зайдя в воду по пояс, он сбросил жеребенка в воду.

— Теперь ты сам по себе! — крикнул он, перекрикивая рев пламени. — Плыви!

Торак бросился в воду и поплыл в сторону бобровой хатки.

Телесная душа пламени глядела на него из воды. Через плечо он увидел, как пламя захватило склон, по которому он скатился вниз. Он увидел, как жеребенок храбро плывет за ним.