С криком Торак закрыл глаза руками.

Когда он осмелился вновь открыть глаза, видение исчезло, и на его месте стоял Волк, его Брат: он завилял хвостом и побежал к Тораку под дождем.

Проснувшись, Торак не понял, где находится. Он лежал под покрывалом из теплого заячьего меха. Зеленое солнце сияло сквозь навес из еловых стволов. Он почувствовал запах древесного дыма и услышал оживление в стоянке: потрескивание пламени, отрывистые скрежещущие звуки от точимого кем-то ножа.

Тогда память начала возвращаться к нему. Он снова стоял на коленях возле Ренн в священной роще. Племена Сердца Леса собрались вокруг, кто-то вложил нож ему в ладонь. Потом было путешествие в стоянку, сначала пешком, потом в долбленках. Какая-то женщина зашивала рану на его бедре, другая растирала колено Ренн. Потом медовый напиток, от которого его сморил сон, затем — пустота.

Снова закрыв глаза, он свернулся калачиком. В груди пульсировала тихая боль, словно кто-то пытался выбраться наружу, и чувство смутного беспокойства терзало его. Тиацци был мертв, но Эостра заполучила огненный опал. И они с Ренн оказались в руках людей Сердца Леса.

Когда Торак вышел из укрытия, снаружи его ждала толпа людей. Они низко поклонились ему. Он не ответил поклоном на поклон. За два дня до этого они гнали его, желая пролить его кровь.

К своему удивлению, среди собравшихся он заметил Дюррайн и людей Благородного Оленя, а также несколько человек племени Ивы и Кабана, но людей Ворона не было. Где же Ренн? Он собирался спросить о ней, когда вождь племени Лесной Лошади поклонилась ему еще ниже и попросила подойти к алому дереву и подождать.

«Подождать чего?» — с удивлением подумал он. Собравшиеся вокруг него племена Сердца Леса смотрели в тревожном молчаливом ожидании.

С большим облегчением он увидел, как Ренн заковыляла к нему на костылях.

— А ты знаешь, — сказала она вполголоса, — что проспал весь день и всю ночь? Мне пришлось ткнуть тебя, чтобы убедиться, что ты все еще жив.

Ее голос звучал с живостью, но он видел, что с ней что-то не так, хотя она еще не вполне была готова рассказать ему.

— Все постоянно кланяются, — пробурчал он себе под нос.

— Ничего ты с этим не поделаешь, — ответила она. — Ты скакал на священной кобыле и сражался с Пожирателем Душ. И Великий Дуб снова покрылся листвой. Они считают, что все это сделал ты.

Тораку не хотелось говорить об этом, поэтому он стал расспрашивать Ренн про колено, а она лишь пожала плечами, сказав, что могло быть и хуже. Тогда он спросил, почему Дюррайн здесь, и Ренн сказала ему, что племена Сердца Леса отвергли Обычай так же яростно, как до этого приняли его, и что теперь они не презирают племя Благородного Оленя, которое вовсе никогда ему не следовало.

— И люди Зубра так стыдятся, что их провел Пожиратель Душ, что собираются наказать себя, нанеся еще больше шрамов. И теперь никто не станет нападать на Открытый Лес.

— Поэтому люди Кабана и Ивы тоже здесь?

Ренн расправила плечи и стукнула костылем о землю.

— Их прислал Фин-Кединн, — сказала она натянутым голосом. — Ему не без труда удалось отговорить Гаупа и его племя от нападения, но в конце концов он убедил их послать только вождя, чтобы поговорить, а не сражаться. Племена Ивы и Кабана пришли, чтобы поддержать их.

— А Фин-Кединн? — быстро спросил Торак.

Она закусила губу.

— Лихорадка. Он был слишком болен, чтобы идти с ними. Это было несколько дней назад. С тех пор никто ничего не слышал о нем.

Ему нечего было сказать, чтобы поддержать ее, но он уже было собрался что-нибудь попробовать, когда толпа расступилась и подошли два охотника племени Зубра: они тащили за руки женщину с пепельными волосами.

Потом они отпустили ее, и она выпрямилась, покачиваясь и смотря на Торака глазами без ресниц.

Острием своего копья вождь племени Лесной Лошади заставила ее опуститься на колени и обратилась к толпе.

— Вот грешница, которую мы поймали возле нашей стоянки! — крикнула она. — Она во всем призналась. Это она выпустила великое пламя. — Она поклонилась Тораку, и ее конский хвост подмел землю. — Тебе выбирать для нее наказание.

— Мне? — удивился Торак. — Но… из всех это должна быть Дюррайн.

Он взглянул на колдунью племени Благородного Оленя, но лицо ее осталось непроницаемым.

— Дюррайн считает, что ты должен сделать это, — сказала вождь. — Все племена согласны с этим решением. Ты спас Лес. Тебе и решать судьбу грешницы.

Торак оглядел пленницу, которая пристально смотрела на него. Эта женщина собиралась сжечь его заживо. И все же он чувствовал к ней одну лишь жалость.

— Повелитель умер, — сказал он ей. — Ты ведь знаешь это, верно?

— Как я завидую ему, — сказала она с усталостью и надеждой. — Он наконец познал пламя. — Внезапно она улыбнулась Тораку, обнажив свои ломаные зубы. — Но ты, ты благословлен! Сам огонь пощадил тебя! Я подчинюсь твоему решению.

За его спиной шевельнулась Ренн.

— Это была ты, — сказала она женщине. — Ты подсыпала сонное зелье в их воду.

Женщина заломила свои сухие, красные руки.

— Огонь пощадил его! Они не имели права его убивать.

Гневный ропот прокатился по толпе, и вождь племени Лесной Лошади потрясла своим копьем.

— Скажи свое слово, — обратилась она к Тораку, — и грешница умрет.

Торак перевел взгляд с ее мстительного зеленого лица на женщину с пепельными волосами.

— Оставьте ее в покое, — наконец вымолвил он.

По толпе прокатилась волна негодования.

— Но она ведь опоила нас! — воскликнула вождь племени Лесной Лошади. — Она высвободила великое пламя! Она должнабыть наказана!

Торак обернулся к ней:

— Ты считаешь себя мудрее Леса?

— Конечно нет! Но…

— Тогда пусть будет так! Племя Оленя до конца дней будет наблюдать за ней, и она поклянется больше никогда не разжигать пламени.

Он встретился взглядом с вождем и твердо посмотрел на нее, пока она наконец не опустила копье.

— Пусть будет, как ты говоришь, — пробормотала она.

— Ах! — выдохнула толпа.

Дюррайн неподвижно стояла, наблюдая за Тораком.

Внезапно ему захотелось избавиться от всех них, этих людей с дикими глазами, их обмазанными глиной головами и алыми деревьями.

Он продирался сквозь толпу, и Ренн ковыляла вслед за ним.

— Торак, постой!

Он обернулся.

— Ты правильно поступил, — сказала она.

— Им этого не понять, — сказал он с отвращением. — Они оставят ей жизнь потому, что я так сказал, а не потому, что это правильно.

— Ей это безразлично.

— Что ж, зато мне — нет.

Он оставил Ренн и направился прочь из стоянки. Ему все равно было, куда идти, лишь бы уйти подальше от племен Сердца Леса.

Он не успел уйти далеко, когда рана в его бедре начала ныть, так что он опустился на берегу реки и наблюдал, как протекает мимо Черная Вода. Боль в груди усилилась, ему необходим был Волк, но Волк не пришел, а у него не было сил звать его.

Почувствовав кого-то за спиной, он обернулся и увидел Дюррайн.

— Уходи, — буркнул он ей.

Она подошла ближе и села.

Он оторвал лист лопуха и стал рвать его вдоль прожилок.

— Ты принял мудрое решение, — сказала Дюррайн. — Мы будем хорошо следить за ней. — Она замолчала. — Мы не подозревали, как далеко зашло ее безумие. Мы напрасно давали ей столько свободы. Это была… наша ошибка.

Тораку захотелось, чтобы Ренн слышала эти слова.

— Она грешила, — продолжила Дюррайн, — но мудро будет предоставить месть Лесу. — Она обернулась к Тораку, и он почувствовал на себе силу ее взгляда. — Теперь ты понимаешь это. Твоя мать всегда знала это.

Торак замер.

— Моя мать? Но… ты же сказала, что не можешь ничего рассказать мне о ней.

Колдунья слабо улыбнулась:

— Ты был поглощен местью. Ты не был готов услышать.

Запрокинув голову, она изучала колыхавшиеся на ветру листья.