— Не любовь и не ваша! Еще раз так меня назовете — и в гробу я видела все ваши вампирские прибабахи! Уеду к чертовой матери на Канары — и разгребайтесь сами!

Мечислав изучал мое лицо как препарат на предметном стекле — осторожно и вдумчиво. Кажется, увиденное ему не понравилось.

— Прости, кудряшка. Я увлекся. Я должен был понять.

— Вот и постарайтесь больше так не делать, — я уже успокаивалась и могла рассуждать здраво. — Так что мы все-таки будем делать с вашим эмиссаром-наркоманом?

— Я сказал ему, что ты — мой фамилиар и на тебе стоит еще одна моя печать. Рамирес сказал, что ты наверняка сможешь вместить и восемь печатей.

— Читать так, что он бы вас просто прикончил рано или поздно?

— Скорее рано, чем поздно, кудряшка, тут ты права. Я, разумеется, сказал, что ты еще не оправилась от болезни и потери любимого человека, сказал, что делиться своим фамилиаром просто невозможно, это все равно, что дать взаймы руку или ногу, и сказал, что между нами все давно решено.

— То есть что я стану вашим полным фамилиаром? Я не хочу!

— А я и не прошу так много, кудряшка. Я прошу всего лишь восстановить первую Печать. Печать Тела, которая стерлась вместе с печатью Даниэля!

— А не слишком ли мало просите? — мой голос был полон ехидства.

Вампир предпочел проигнорировать его.

— Да, ты права, кудряшка, но вряд ли ты согласишься на две Печати — за две жизни.

— Действительно, — ехидство перешло в яд. — А вы уверенны, что сможете воспользоваться моей любезностью? Если Рамирес сдерет с вас шкуру, вам будут по фигу все Печати мира!

— А на то есть ты. Я уже убедился, что ты неплохой дипломат, если сама того пожелаешь. Вадим многое мне рассказал. Рамирес будет судить честно, пока у него есть надежда заполучить тебя в собственность — или, для начала, во временное пользование. Ведь если он убьет меня несправедливо, ты с ним не останешься, так, кудряшка?

— Так. А другого пути нет?

— Я никогда не предложил бы тебе ничего опасного, если бы у меня был выбор. Но эту проблему рано или поздно надо будет решить.

Я закрыла лицо руками. Ультиматум был ясен. Или пнем по сове или сову об пень. Хуже всего, конечно, мне. Как той птичке. Вполне вежливо и мило вампир дал понять, что он сможет отмазать моих родных, только если мы будем в одной упряжке. Если я, во всем повинуясь его словам, буду приманкой для эмиссара Совета, и дам поставить на себя еще одну Печать. То, что я не хочу иметь с данным вампиром ничего общего, в расчет не принимается. Но! Если я один раз пережила разрыв Печати, нет гарантии, что я переживу его и второй раз.

Мечислав словно подслушал мои мысли.

— Я совсем забыл сказать тебе, кудряшка. Я считаю, что тебя удержала на этом свете только моя Печать. И не лгу. Связь со мной сделала тебя намного сильнее. Ментально, физически. Разрыв прошел еще более-менее безболезненно. Но тогда Печати были свежие. Что будет с тобой и со мной сейчас, если ты решишь настоять на своем и каким-то образом попытаешься освободиться, я даже и не берусь предположить.

Я зло глянула на него из-за пальцев.

— Мысли читаете?

— Нет. У тебя просто очень выразительное лицо.

— Я его руками закрывала! Интересно зачем?

— Зачем, кудряшка?

Тьфу!

Но решение было принято. Как всегда — потом я пожалею. Потом я буду орать, что можно было сделать лучше, потом я буду биться головой об стенку. Все потом! Сейчас мне надо было спасти Славку. Потом я выкину его из города и не пожалею. Поговорим с де-дом и отправим его в Австралию — овец пасти. Или в терновнике петь — по фиг. Хотя второе можно и здесь устроить. Загнать его без штанов в ежевику — и наслаждаться концертом. Ничуть не хуже получится. Но вытащить я его обязана. Хоть Славка и подонок, тварь и сволочь, но он когда-то был моим братом. И ради нашего далекого детства я по-могу ему. Я отняла руки от лица.

— Я соглашусь. На своих условиях.

— И каких же, кудряшка?

— Я буду изображать вашего фамилиара…

— Изображать, кудряшка?

— Изображать, — надавила я голосом. — Но без всякого секса, без попыток подчинить меня себе и использовать втемную. Если я что-то делаю, я должна знать, зачем и к чему это приведет. Печать вы тоже получите. Клянусь. Но только после того, как Рамирес и этот Иван Грозный уберутся из города, а мой брат и его пади останутся. Целыми и невредимыми. Я ясно выразилась?

— Вполне, кудряшка.

Вампир выглядел просто свински довольным. И в мою голову закралась ма-аленькая такая мыслишка. А не плачу ли я тройную цену за лежалый товар? Но что я могла сделать? И как проверить правдивость вампира? Единственное что мне осталось — это говорить гадости!

— Интересно, а почему я не могу рассмотреть второй вариант?

— Второй вариант, прелесть моя?

— Ну да! Из всякого безвыходного положения есть как минимум два выхода! Первый — играть по вашим правилам. Второй немного лучше. Я сейчас же связываюсь с Рамиресом и сообщаю ему, что согласна на все в обмен на отмазку для моих родных.

— Отмазку, кудряшка?

— Ой, ну не надо прикидываться, что вы не знаете русского языка!

— Знаю. Но мне не нравится, когда ты пользуешься этим жаргоном. Это вульгарно. А за семьсот лет так или иначе приобретаешь хороший вкус.

— Вот интересно, а Рамирес будет меня так же воспитывать?

Мечислав смотрел на меня с абсолютно непроницаемым лицом. Я продолжила развивать свою теорию.

— Ну да, я меняю шило на мыло, но если в вашем случае у меня не будет никаких гарантий и вообще, один раз вы меня уже подвели, то Рамирес может и выполнить свои обещания. А мне, в общем-то, все равно. Что один кровопийца, что другой…

Я искренне старалась поверить в это. И почти убедила себя. Почти. А потом Мечислав тихо рассмеялся. Короткий легкий смешок ветром пронесся по комнате, и я поежилась. Это было приятно, но я не люблю, когда вампиры начинают оттачивать на мне свои приемчики.

— Ты так не поступишь, кудряшка.

— Да неужели?

— Увы, кудряшка. Тебе очень хочется развязаться со мной, но есть несколько веских причин не оставлять команду. Ты не знаешь, что из себя представляет Рамирес. А менять зло известное на зло неизвестное — это не в твоем стиле. Ты рациональна до мозга костей. Тебя так воспитали. Знаешь, одно удовольствие общаться с твоим дедушкой. Это же про-сто ходячий калькулятор! Вот кого я с радостью сделал бы вампиром. Но он сам не желает с нами связываться. А жаль. Такой разум пропадает! И ты тоже просчитываешь все возможности. Пусть плохо, неуверенно, но лиха беда начало. Для такой девчонки, как ты — и это просто невероятно. Миллионы других бились бы на твоем месте в истерике. А ты действуешь. Знаешь, иногда я тобой просто восхищаюсь. Но оставим пока эту тему. Вернемся к нашим подонкам. Так вот, Рамирес тебе не подходит, потому что ты его не знаешь. И потом, тебе хочется жить здесь, в этом городе. Ты сентиментальна, любовь моя.

На этот раз я уже не дергалась. Только посмотрела злыми глазами.

— Не смейте называть меня так! Я же вас просила! И вообще — я вам не принадлежу!

— Прости, кудряшка, я позабыл о твоей просьбе.

— Так постарайтесь впредь не забывать! Или у вас хватит наглости утверждать, что вы влюблены по уши?

По красивым губам скользнула медленная ленивая улыбка, открывая клыки.

— О нет, кудряшка. Я желаю тебя. Но не люблю. Пока не люблю.

— Это взаимно.

— Кудряшка, ты даешь мне надежду!

— Пойдите вы к черту!

Улыбка исчезла, словно ее ластиком стерли.

— Может быть, я там и буду. Неважно. Важно то, что ты не желаешь расставаться со своей семьей. А если вдруг решишь остаться с Рамиресом, тебе придется отправиться в Европу. И жить среди чужих людей, чужой жизнью. Ты сможешь так поступить, я знаю, что ты справишься, но, кудряшка, полученное не будет стоить твоих затрат! Твои родные, увы, смертны. И с годами не делаются моложе.

— Это верно, — вздохнула я. Мечислав был целиком и полностью прав. С тех пор, как я осознала, что мне предстоит достаточно долгая, лет этак в пару тысяч, если раньше не прибьют, жизнь, я стала очень ценить каждую минуту, проведенную с родными. И одно дело было жить в соседнем подъезде, зная, что в любой миг можешь позвонить или прийти к ним, и совсем другое — жить у черта на рогах, зная, что будешь видеть их раз в год. А, зная Рамиреса, я готова была поспорить, что он будет искать предлоги, чтобы держать меня под контролем. В этом отношении Мечислав был лучшим вариантом. — А третья причина?