— У тебя было настоящее приключение! — с видимой завистью воскликнула Пиппа.

— Уверяю, сестра, — попыталась ее утешить Пен, — у тебя все еще впереди. А мне хватит и этого на остаток жизни… Робин, ты не знаком с шевалье д'Арси?.. Шевалье, это мой сводный брат Робин Бокер.

Тот сдержанно поклонился Оуэну.

— Считаю за честь познакомиться с вами, сэр, — холодно сказал он.

Пен была недовольна поведением Робина: с чего это ему изменили вдруг его обычная любезность и простота в обращении? Что ему не понравилось в Оуэне? То, что тот, такой подтянутый, собранный, не похож на него, взлохмаченного, небрежно одетого? В это утро ей как-то особенно бросилась в глаза разница между двумя мужчинами.

— Я не преувеличиваю, Робин, когда говорю, что шевалье спас мне жизнь, — посчитала нужным повторить Пен.

Выражение лица Робина не претерпело особых изменений, когда он произнес ровным тоном:

— Семья леди Пен у вас в большом долгу, сэр.

— Вовсе нет, — доброжелательно ответил Оуэн. — Просто я совершенно случайно увидел, как леди Пен идет одна по лесу, направляясь к соседнему причалу.

Возникшую напряженность разрядила Пиппа, громогласно объявив:

— Поскольку Пен не собирается представить меня, шевалье, я сделаю это сама. Я ее сестра, Филиппа, сэр.

На него смотрели точно такие же карие глаза, как у ее сестры, только в них он увидел не тоску, не яростную печаль, а веселый задор, вызов.

Оуэн склонился над рукой девушки, поднес ее пальцы к губам.

— Charniante. Я очарован, миледи.

— О, как мило вы это произнесли! — воскликнула она. — С французским акцептом, да? Думаю, мы станем друзьями. Ведь вы спасли нашу Пен и, значит, мы можем общаться без всяких формальностей, верно?

Робин и Пен обменялись взглядами: «Наша Пиппа верна себе: болтает все, что приходит на ум».

— Именно такими я и мыслю наши дальнейшие отношения, леди Филиппа, — с преувеличенной серьезностью подтвердил Оуэн.

— Пиппа, — поправила она. — Никто не называет меня полным именем. Даже король. И старый король Генрих тоже не называл.

Она улыбнулась Оуэну, пленительные ямочки заиграли на ее щеках.

— Я последую их примеру, — с той же серьезностью сказал Оуэн. — Уменьшительное имя подходит вам куда больше.

Ее улыбка перешла в звонкий смех, и он решил, что она очаровательна, хотя совсем не красива: слишком длинный носик, острый подбородок, чересчур много веснушек — худенькая, быстрая в движениях, в яркой одежде, она напоминала экзотическую птицу, случайно залетевшую в холодные края. Прелестная уродина, как говорят французы.

Он перевел взгляд с диковинной птицы на Пен, ее сестру. Она, быть может, тоже птица, но другого полета. Пен ответила на его взгляд взглядом сообщницы. В чем?

Когда он заговорил, его тон был вполне официальным:

— Я вижу, мадам, нет необходимости сопровождать вас дальше. Оставляю вас с сестрой и лордом Робином. Надеюсь, вы позволите мне завтра осведомиться о вашем здоровье.

Она ответила в том же тоне:

— Буду рада принять вас, шевалье, и представить принцессе Марии.

— Это будет большой честью для меня, мадам. — И снова произошло то же, что в коридоре прошлой ночью: он подался вперед и поцеловал ее в губы. (Неужели так принято у них, у французов?) Он поцеловал ее и сказал:

— Тем временем я подумаю о вашей просьбе. — И, обратившись к двум застывшим фигурам, добавил:

— Лорд Робин… леди Пиппа…

Желаю вам всех благ.

— Не откладывайте надолго, — сказала Пиппа, — ваше намерение узнать о здоровье моей сестры.

— Ни в коем случае, — ответил он, направляясь к ожидавшей его лодке, где сидел Седрик, не без интереса наблюдавший за появлением новых людей.

Гребцы взялись за весла, судно отплыло от берега.

Оуэн сидел на носу лодки, сложив руки на груди, глядя на расстилавшуюся перед ним воду… Так какая же она птица, эта Пен, если продолжать сравнения из области зоологии? Не голубь, нет, но и не орлица. Трудноопределимая, с красивым оперением и манящим голосом обитательница тех рощ, где вместо множества деревьев уйма людей, из которых она выделяется… Чем? Это ему предстоит выяснить. Хотя для чего, собственно? Его интересует в ней совсем другое, и, по всей вероятности, он уже движется к своей цели.

Он усмехнулся в воротник плаща и вспомнил ее сводного брата. Кажется, тот собирается встать у него на пути. Нужно будет выяснить все, что можно, об этом человеке. Впрочем, он уже знал, что Робин не просто провинциальный обитатель поместья в Суффолке и занят не только балами и охотой, а принимает достаточно деятельное участие в различных дипломатических интригах и кознях. И что он далеко не дурак.

И еще: Антуан де Ноэль был прав и не преувеличивал, когда говорил об особой близости между Робином и его сводной сестрой. Несомненно, Робин осведомлен о его, Оуэна, роде занятий.

Это значит, ему нужно быть очень и очень осторожным и осмотрительным.

— Как он смел поцеловать тебя? — взорвался Робин, едва лодка с Оуэном отплыла от берега.

Пиппа попыталась выручить сестру:

— Все сейчас целуют друг друга, Робин. Ты прекрасно знаешь. Если кто-то спас другому жизнь, как они могут не стать лучшими друзьями и не целоваться? Особенно при прощании.

Робин, как ни был разгневай, сознавал, что в словах кокетки Пиппы есть разумное зерно. Между друзьями такое вполне может быть. Но какие же они друзья, Оуэн д'Арси и Пен? По природе своей тот способен приносить только беду. И Робин не должен, не имеет права говорить об этом Пен, чтобы д'Арси не понял, что за ним наблюдают. А наблюдать за ним будут.

Кстати, герцог Нортумберленд считает, что этому знакомству не нужно мешать! Если он будет крутиться вокруг сестры Робина, так сказал герцог, он может сделаться почти ручным, этот французский соглядатай. Робин прикусил язык и не стал с ним спорить, хотя был против того, чтобы втягивать Пен в какие бы то ни было интриги. Человек не должен возражать Джону Дадли, герцогу Нортумберленду, если не готов к тому, чтобы потерять все, что имеет: титул, поместье, доброе имя, а то и самую жизнь. Робин полагал, что может быть полезен Пен только в том случае, если голова останется у него на плечах.

Он все же дал волю негодованию;

— Как ты могла решиться идти одна через лес? Какой ум надо иметь, чтобы так поступить!

Они поднимались по ступенькам ко входу во дворец. Обернувшись к реке, Робин увидел, что лодка с человеком, которого он невзлюбил еще больше после того, как увидел въяве, плывет по самой середине.

— Робин, — ответила ему Пен, — если ты решил отчитывать меня, то прошу об одном: подожди, пока я отмокну в горячей ванне и доктор осмотрит рану на шее. — Против воли тон у нее был кислый, голос недовольный — от усталости, от напряжения, в котором она пребывала с прошлого вечера. Ей было трудно подниматься на пологий холм, она задыхалась. — Пиппа, — сказала она, когда перевела дыхание, — надеюсь, ты ничего не говорила обо мне маме и лорду Хью?

— Ой, Пен!.. Когда я приехала сюда утром и тебя не было, я сразу послала им записку в Холборн — спросить, не там ли ты.

Пен вздохнула:

— Я уже достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения и отвечать за свои поступки. Только почему-то никто не хочет так считать.

— Ты достаточно взрослая для того, чтобы тебя убили бродяги! — сердито сказал Робин.

— Не будь таким занудливым, Робин! — Они прошли в калитку и оказались в тихом саду за крепостной стеной. — Будет лучше, если ты съездишь в Холборн и успокоишь маму и своего отца. Скажешь, что я жива и здорова. А ты, Пиппа, передай, пожалуйста, принцессе, что после ванны и доктора я сразу явлюсь к ней.

— По-моему, тебе следует сначала выспаться, — сказала Пиппа, глядя с беспокойством на сестру. — Ты выглядишь ужасно.

— Хорошо, благодарю вас всех. Вы многое сообщили обо мне самой и намного меньше о других.

С этими словами Пен покинула их и отправилась в отведенные ей покои.