— Прошу меня простить, но я вынужден защищаться.

— Это не поможет! Все равно я не верю вам!

Он пожал плечами:

— Как вам угодно.

— Почему я должна вам поверить? — продолжала она. — И отчего французы так мечтают помочь принцессе Марии? Больше, чем испанцы, например? Или… Ее двоюродный брат, император, вы, конечно, знаете, держит наготове корабли, чтобы доставить ее во Фландрию, если будет необходимо. И если она сама пожелает. А что сделала или собирается сделать ваша Франция?

Оуэн не без интереса выслушал эту тираду: значит, Пен интересуется политикой и даже немного разбирается в ней?

— Если принцесса покинет Англию, — сказал он, — то потеряет возможность занять престол. Она это понимает, и вы тоже. Иначе бы Мария давно уехала из страны. Мы же хотим помочь ей в борьбе с Нортумберлендом и его сторонниками.

— Для собственной пользы! — воскликнула Пен с презрением.

— Конечно, — подтвердил он хладнокровно. — Я не хочу уверять вас, что нами руководит исключительно бескорыстие: Такого не бывает в политике… И повторяю: я предлагаю вам обмен. Сделку, соглашение — называйте как хотите: сведения, необходимые мне, в обмен на правду о вашем ребенке. Должен заметить, у меня немалый опыт в раскрытии всяческих тайн.

— Охотно верю, — усмехнулась она. — Ведь это главное в работе шпиона.

— Уверяю вас, Пен, — сказал он со всей серьезностью, — эта работа совершенно необходима. Ни одна страна, ни один королевский двор или правительство не могут обойтись без нее. Полагаю, и вы знаете это.

Она отвернулась, ей было трудно смотреть на него. Она знала, что он прав. И понимала, что свою любовь к Робину, дружбу с ним никогда не ставила в зависимость от вовлеченности брата в непонятную для нее, но довольно грязную, как ей казалось, игру Нортумберленда. Она была уверена, что Робин никогда не совершит ничего нечестного, неблагородного — того, что навлечет беду на кого-то, причинит зло…

Оуэн смотрел на нее, отвернувшуюся в сторону, ожидая ответа. Не дождавшись, спросил напрямик:

— Итак, мы заключаем это соглашение, Пен?

Ей хотелось убежать от него, избавиться от близости, которая ее тяготила, тревожила. И больше всего возмущало ее сейчас его откровенное коварство, которое он не посчитал нужным скрыть. Значит, вот почему он обратил на нее внимание, преследовал, осмелился целовать, спасал от бродяг… Ради своих гнусных шпионских целей!

Она понимала, что должна немедленно прогнать его, сказать, чтобы убирался прочь вместе со своими грязными предложениями. Со своей отвратительной откровенностью… Все так, но ведь он единственный, кто согласился помочь ей в том, что стало главной целью, всем смыслом ее существования. Единственный, кто готов и кто сумеет что-то сделать. Если захочет. И быть может, он все-таки прав, когда говорит, что Франция желает оказать помощь принцессе Марии, которая, без сомнения, находится в опасности — сейчас, да и всю свою сознательную жизнь. С юности.

Но он… Как он надругался! Заставил поверить в то, чего не было, что оказалось противной ложью. Его взгляды… поцелуи…

Она постаралась взять себя в руки и хладнокровно сказать себе, что все это не имеет никакого значения… не должно иметь в сравнении с тем, что он может для нее сделать. Да, он напрямик заявил, что хочет использовать ее в своих целях, но ведь и она хочет от него того же. Они квиты. Стоят друг друга. Какая же разница между ними?

Придя к этому выводу, она не могла не признаться себе, что не в состоянии думать об этом человеке лишь как об орудии для выполнения того, что замыслила.

От этого открытия кровь снова прилила к ее щекам, она стремительно отошла к середине комнаты и остановилась там, глядя на него издали.

Как давно она не ощущала даже проблеска надежды в своем существовании. Как давно засыпала и просыпалась с чувством безнадежности. И вот сейчас…

— Хорошо, — сказала она мрачно. — Заключим сделку. Как вы предлагаете.

Он сухо кивнул, затем негромко произнес:

— Мне хотелось бы, чтобы вы не смотрели на меня с такой ненавистью, Пен.

— А что же вы ожидали? — запальчиво спросила она. — Вы… вы заставили меня пойти на такие условия… Как, по-вашему, я должна к вам относиться?

— Как к человеку, живущему в этом мире по его правилам. — ответил он. — Так же, как и ваш брат. И многие другие. Разве это так уж плохо?

— Не ставьте себя на одну доску с моим братом, — возразила она с горькой усмешкой. — Вы самый настоящий шпион, обманщик… Обманули меня… Сделали вид, притворились, что вы… вы… О, я не могу говорить с вами!

Она сделала движение руками, словно отталкивая его от себя.

— Я ни в чем не притворялся, Пен, — сказал он, подходя к ней и беря за руку. — И ни в чем не обманывал вас, а, наоборот, был предельно откровенен.

Он поднес ее руку к губам и прошептал:

— Мы будем партнерами, надеюсь.

Его шепот был почти беззвучен, но она услышала. Пальцы, которые он продолжал держать в руке, сжались, царапая ему ногтями ладонь — словно яростно отрицая его предположение… или столь же яростно напоминая о той обиде, которую он причинил…

— Пен! Пен! Ты здесь? — послышался голос из-за двери, сопровождаемый громким стуком.

Это был Робин.

Она вырвала руку из крепкой хватки Оуэна, лицо ее приняло такое выражение, словно ее застигли за чем-то предосудительным. Только Робина тут не хватало!

Подбежав к двери, она широко отворила ее.

— Что случилось, Робин? Меня зовет принцесса?

Он не сразу ответил, потому что пристально смотрел через ее плечо туда, где стоял Оуэн с бесстрастным, невозмутимым видом, отвечая спокойным взглядом на его неприязненный взгляд.

— Извини, Пен, — произнес наконец он, — Я не имел понятия, что ты развлекаешь гостя у себя в спальне.

Оуэн отошел от камина.

— Не буду злоупотреблять вашим гостеприимством, мадам, — сказал он с поклоном и направился к двери. Проходя мимо Робина, он поклонился еще раз и с учтивой улыбкой добавил:

— Как приятно снова встретиться с вами, лорд Робин. Льщу себя надеждой, что не в последний раз.

Пен сжала губы, сдерживая не то негодование, не то смех, а Робину не оставалось ничего другого, как ответить на поклон.

Не переставая улыбаться, Оуэн вышел из комнаты, Пен тихо прикрыла за ним дверь, но не торопилась обернуться к брату, оттягивая минуту неминуемого объяснения и размышляя, как себя повести. Одно было ясно: ни в коем случае Робин не должен знать об их уговоре с Оуэном д'Арси. И никто другой тоже. Но о том, что они с шевалье в дружеских отношениях, пускай знает весь свет.

— В чем дело, Робин? Почему ты так кричал и что у тебя за вид? Чем ты недоволен?

— Не притворяйся, что не понимаешь, Пен! Заперлась с малознакомым человеком в спальне и еще спрашиваешь!

— Ох, не будь смешным! Я не собираюсь отчитываться перед тобой за свое поведение. Не забывай, что я вдова, а не девица на выданье. И могу беседовать с кем хочу и где хочу!

— Но ты ничего не знаешь об этом человеке и не должна доверять ему!

— Доверять что?

Его настойчивость не в первый раз столкнулась с ее упрямством.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду!

Она не хотела злить его, потому что любила и знала, как он к ней относится. Ох, если б только она имела возможность рассказать ему всю правду о дьявольском союзе, который заключила несколько минут назад! Впервые за все годы их знакомства и дружбы она была вынуждена что-то скрывать от него.

С наигранным любопытством она спросила:

— Почему ты так его невзлюбил?

Она понимала, он не ответит ей, но не спросить не могла.

Роберт не выдержал ее прямого взгляда, отвернулся, наклонился к огню, начал ворошить поленья. Это кончилось тем, что столб дыма вырвался из камина в комнату.

Пен закашлялась, замахала руками.

— Оставь, Робин. Все было хорошо.

— Ничего подобного. У тебя в комнате холодно.

Она молча подошла к столу, налила в кубок вина из графина, протянула Робину.