Не выпуская из руки кинжала, с которого капала кровь, она подтащила коня к лежащему на земле бревну и с его помощью сумела, забыв обо всех правилах приличия и изящества, больно ударившись обо что-то коленом, взгромоздиться в седло.

Вильям был неприятно удивлен, когда она яростно ударила его ногами в бока, но послушно рванул с места и галопом помчался по узкой аллее, ведущей от берега. Сзади слышались крики, топот, но Вильям оторвался от преследователей, которые, надо сказать, не были чересчур настойчивы.

Насколько она помнила, таверна мистрис Райдер стояла совсем недалеко от переправы, но сейчас не хотела сразу туда направляться: нужно было сбить с толку возможных преследователей, подождать, пока уляжется ажиотаж.

Только оказавшись в лабиринте улиц и аллей вдалеке от реки, она ощутила себя в безопасности, да и место было хорошо знакомое: неподалеку от владений Брайанстонов. Страх преследования исчез, но другое чувство, не менее тягостное, возникло со всей неизбывной силой: потребность добраться наконец до основы, до корня страшной тайны, терзающей ее по вине обитателей грандиозного дома, до которого отсюда рукой подать. Ноги ее там больше не будет! Пускай на их доме висят, как сейчас, флажки, сообщающие, что хозяева здесь и готовы к приему визитеров, путь для нее туда закрыт. Во всяком случае, до разгадки… А то, о чем оповещают эти лоскуты материи, очень кстати: значит, этих людей сейчас нет в Хай-Уикоме и они с Оуэном смогут без особых помех попытаться выяснить все, что им нужно.

Еще несколько поворотов, несколько улиц — и она снова повернула к реке, чтобы подъехать к переправе с другой стороны. Перед тем как выехать на берег, Пен остановила коня на углу и выглянула оттуда. Все было спокойно: у воды играли ребятишки, выискивали раковины, пытались поймать угрей и другую рыбешку. Паром плыл посреди реки, возвращаясь в Ламбет с новым грузом.

Пен подъехала к таверне — над соломенной крышей вился дымок, окна плотно прикрыты ставнями от стужи.

У садовой калитки она сошла с коня, подвела его к входной двери, постучала бронзовым молотком.

Сейчас она была совершенно спокойна, до удивления. Четко знала, что делать и как. Знала, что выполнит то, что наметила.

Открыла дверь маленькая девочка — она смотрела во все глаза на Пен, держа палец во рту.

— Дома мистрис Райдер?

Вместо ответа ребенок повернулся и прокричал (палец оставался во рту):

— Мам!

На крик появилась хозяйка.

— Иди к своим игрушкам, Элли, — сказала она и, вглядевшись в Пен, добавила:

— Вы та самая молодая леди, которая была с шевалье? Вас тогда ранили…

— Да, вы правы. Он сейчас здесь, мистрис?

— Еще в постели. Прибыл на рассвете и сразу в постель. Молодой Седрик тоже спит…

Что ж, так она и думала: он не торопится выполнять обещание. Этого она ожидала. Потому и приехала.

Пен вошла в дом.

— Я поднимусь наверх, — сказала она не допускающим возражений тоном. — Прошу сказать Седрику, чтобы он позаботился о моей лошади… Ах да, шевалье придется прервать свой сон и ему потребуется горячая вода, чтобы умыться. Он отправляется в путешествие на несколько дней.

Мистрис Райдер позволила себе выразить некоторое удивление.

— Он ничего не говорил об этом, мадам.

— О, конечно, он ведь был таким усталым на рассвете, не правда ли? Можете мне поверить, именно это он собирается сделать, как только проснется. А до этого пожелает позавтракать, и будет хорошо, если вы пришлете ему то, что он любит. Вы, конечно, знаете его вкусы.

Сказав все это, Пен с ослепительной улыбкой проследовала по лестнице наверх.

Комнату она нашла сразу и не раздумывая властно постучала в дверь.

— Седрик… — раздался голос изнутри. — Какого черта ты ломишься спозаранку? Я тебя не звал.

Пен вошла, раздвинула занавески кровати.

— Доброе утро, Оуэн.

Он сел, мгновенно забыв про сон.

— Пен! Какого… Что вы здесь делаете?.. И почему ножик торчит у вас из рукава?

Какой у него острый взгляд. Она уже успела забыть о своем грозном оружии.

— Ах, это… — ответила она как можно небрежнее и взяла кинжал в руку. — На переправе… там был один мужчина… Мне показалось, у него дурные мысли по отношению ко мне, и я… я постаралась, чтобы они не воплотились в жизнь.

С этими словами она положила кинжал на столик возле кровати.

Оуэн откинул одеяло, поставил ноги на пол. Он был совершенно голый — красивое, сильное тело. Прошлой ночью в маленькой круглой комнате без окон она не видела его обнаженным полностью.

Пен отвела глаза. На двери висел халат, она сняла его с крючка и молча протянула ему. Оуэн не сразу взял его. Наверное, подумал, что вчерашняя ночь, их быстрое расставание не удовлетворили ее — потому и пожаловала сюда, в таверну, с самого утра.

Он слегка улыбнулся, натягивая одежду.

— Какое неожиданное и приятное появление, дорогая. Мог ли я надеяться на что-либо подобное?

— Причина не в том, о чем вы подумали, шевалье.

Она уклонилась от протянутых рук, подошла к камину, помешала кочергой поленья, подложила новые. Даже спиной она ощущала его разочарование, негодование, ярость.

Все эти чувства действительно душили его, он не понимал: зачем она появилась в таверне? Что за игра?

Его взгляд упал на маленький серебряный кинжал, валявшийся на столе. С недоумением и беспокойством он увидел на нем следы крови.

— Вы пользовались им? — строго спросил он, поднимая кинжал со стола.

— Нет смысла носить его с собой и не пускать в ход, — ответила она. Слова показались ему вызывающе дерзкими. — Думаю, вы не можете не согласиться со мной?

Продолжает дурацкую игру! Что за женщина, в самом деле! Какая дьявольская выдержка и холодность наряду с горячностью и страстностью.

— Вы отчасти правы, мадам, — произнес он тоном утомленного учителя, — но только оружие полагается чистить после употребления. Иначе лезвие быстро потускнеет. Об этом должен знать каждый, кто привык вонзать его в людскую плоть.

С этими словами он подошел к умывальнику, смыл кровь с кинжала, насухо протер тряпкой.

— Вот как это делается. — Он тронул лезвие пальцем и воскликнул:

— Ого! Довольно острое, будьте с ним осторожны. — И, отдавая кинжал, спросил:

— Вы всегда носите его в рукаве?

— Нет, — ответила она. — Только в исключительных случаях. Пиппа посоветовала взять с собой, и я рада, что послушалась. На переправе у одного человека были, как мне показалось, недобрые намерения.

Неприятная агрессивность почти уже пропала, она снова становится самой собой. Он спросил:

— И все-таки для чего вы предприняли ваше недолгое, но не вполне безопасное путешествие? Неужели только затем, чтобы разбудить меня и перемешать поленья в камине?

Она не приняла шутливого тона, в ее голосе появились менторские нотки:

— Знаю, вы поздно добрались до постели, шевалье, но все же позволила себе думать, что к этому времени вы будете уже готовы для поездки, — Значит, вы оказались столь любезны, что приехали проводить меня в Хай-Уиком? Помахать рукой?

— Не совсем, шевалье. Я приехала, чтобы сопровождать вас туда.

Эту новость Оуэн принял в молчании. Леди Пен каждый раз удивляла его чем-то. Помимо того, что возбуждала, захватывала, обескураживала. Порой злила. Сейчас она его опять разозлила.

Он смотрел в ее спокойные, уверенные глаза и начинал понимать, что главным действующим лицом в предстоящих розысках будет все-таки она. Ему же предстоит делать то, что она хочет и когда она этого хочет.

Да, он взялся помочь ей, но не подряжался, черт возьми, быть при этом быком в ярме, которого ведут, куда пожелает хозяин!

— Давайте разберемся, мадам, — сказал он досадливо. — Правильно ли я понимаю, что вы не доверяете мне и хотите убедиться, что я не стану вас обманывать и отправлюсь в Хай-Уиком, а не на какое-нибудь еще торжество по случаю Крещения?

Она поняла, что он по-настоящему оскорблен, и поспешила загладить невольную вину.