– С меня мое сердце, – парирует Гевин.
Ну, такому олуху, как ты, лучше отрастить парочку запасных, – не остается в долгу Эдди, давая ему шуточный подзатыльник и тут же целуя в щеку.
С неохотой я все-таки являюсь в «Гетти» в назначенное время с розовым шариком в руке. Гевин и Ник машут мне рукой из дальней кабинки. Над столиком парит огромная связка розовых шариков – господи, она наверняка обидится!
Гевин забирает у меня шарик, что-то пишет на нем большим маркером, а потом вручает мне целую связку и командует:
– Иди к туалетам, я за тобой зайду, когда будет пора, она уже скоро приедет!
Он подталкивает меня в сторону туалетов, и я даже не успеваю возразить. Стоя в коридоре между подсобкой и мужским туалетом, я разглядываю шарики и вдруг замечаю, что на каждом из них написано имя. Через некоторое время ко мне подходит немолодой мужчина и спрашивает:
– Вы Лейкен?
– Да, – отвечаю я.
– Меня зовут Джоел, я приемный отец Эдди.
– Ой, здравствуйте!
– Гевин просит вас выйти, а я пока подержу шарики. Эдди уже приехала. Она думает, что я просто вышел в туалет, так что ничего не говорите про шарики!
– Ладно… – соглашаюсь я, отдаю ему шарики и возвращаюсь к столику.
– Лейкен! И ты тут! О ребята, какие вы милые! – радуется Эдди, садясь за столик.
– Погоди! – хватает ее за руку Гевин. – Есть будем потом, а пока что все выходим на улицу!
– На улицу? Но там же холодно!
– Пойдем-пойдем, – подталкивает ее к двери он.
Мы все идем на улицу следом за Гевином и встаем рядом с Эдди. Я поглядываю на Ника, но тот лишь пожимает плечами. Он явно понимает не больше моего. Гевин достает из кармана листок бумаги и поворачивается к Эдди:
– Эдди, это письмо написал не я, но меня попросили его зачитать.
Эдди с улыбкой смотрит на нас, пытаясь по нашим лицам понять, что происходит. Бесполезно! Мы и сами не знаем, что он задумал.
Ты появилась в моей жизни четвертого июля, в День независимости. Тебе было четырнадцать. Ты распахнула дверь и направилась прямиком к холодильнику, заявив, что хочешь спрайта. Спрайта у меня не было, но ты сказала, что «Доктор Пеппер» тоже вполне сойдет. Я был просто в шоке. Сказал социальному работнику, что не смогу взять тебя, ведь я никогда не пытался воспитывать подростка. Она пообещала найти для тебя подходящую семью, но попросила разрешения оставить тебя до утра в моем доме.
Я ужасно нервничал. Понятия не имел, о чем говорят с четырнадцатилетними девочками. Не знал, что им нравится, какие они смотрят передачи. Я чувствовал себя совершенно беспомощным. Но с тобой все было так легко. Ты очень старалась, чтобы мне было легко…
Поздно вечером, когда стемнело, мы услышали залпы салюта. Ты схватила меня за руку, подняла с дивана и вытащила на улицу. Мы лежали на траве перед домом и смотрели на небо. Ты болтала без умолку. Рассказала мне все о последней семье, и о той, что была до нее, и о предыдущей… Ты говорила и говорила, а я слушал. Слушал рассказ жизнерадостной маленькой девочки. Жизнерадостной девочки, которую жизнь изо всех сил старалась сломить…
В окне ресторана Эдди вдруг видит Джоела с огромной связкой розовых шариков в руках и ахает. Он выходит на улицу и встает рядом с Гевином, а тот продолжает читать:
Я мало что смог дать тебе. Ну разве что научить тебя правильно парковаться. А вот ты… Ты научила меня гораздо большему. Ты себе даже не представляешь, как много мне дала! С этого дня – с этого особенного дня, с дня твоего восемнадцатилетия – ты больше не принадлежишь штату Мичиган. И на данный момент юридически ты больше не принадлежишь и мне. Ты больше не принадлежишь никому из тех людей, которые когда-то владели тобой и твоим прошлым.
Джоел начинает произносить имена и по очереди отпускает шарики. Эдди плачет, а мы все завороженно смотрим, как шарики медленно плывут по воздуху и исчезают в темном небе. Он отправляет в полет все шарики с именами двадцати девяти братьев и сестер и тринадцати родителей.
Под конец в руке у Джоела остается всего один розовый шарик, на котором большими черными буквами написано: «ПАПА».
Гевин складывает листок и отходит в сторону, уступая место Джоелу.
– Я надеюсь, что в этот день ты примешь от меня этот подарок. – Джоел вручает Эдди последний шарик. – Я хочу остаться твоим папой, Эдди, твоей семьей на всю оставшуюся жизнь!
Эдди обнимает его, и они оба плачут. Мы тихо заходим обратно в «Гетти», чтобы дать им возможность побыть наедине.
– Господи, мне срочно нужна салфетка, – всхлипываю я.
Подойдя к стойке, я оглядываюсь на Гевина и Ника и решаю прихватить целую стопку: парни тоже плачут. Мы молча возвращаемся за наш столик.
Глава 17
If I get murdered in the city
Don’t go revengin’ in my name
One person dead from such is plenty
No need to go get locked away.
Скажу честно: похоже, я прошла через пять стадий горя во всех аспектах моей жизни.
Я приняла смерть отца. Приняла еще за несколько месяцев до того, как мы переехали в Мичиган. Приняла судьбу матери. Я понимаю, что, вообще-то, она еще не умерла и что после ее смерти мне придется заново пройти все стадии. Но будет уже не так тяжело.
Я приняла наш переезд в Мичиган. Та песня, которую я слушала на повторе в доме Уилла, называлась «Груз лжи». Там есть такие слова:
Каждый раз, когда песня звучала заново, я все время слышала лишь эти строки о лжи и о том, какой это тяжелый груз. Сегодня, сидя за рулем джипа на дороге в Детройт, я наконец до конца понимаю их смысл. Дело не только во лжи – дело в самой жизни. От жизни не убежишь в другой город, в другое место, в другой штат – то, от чего ты бежишь, всегда будет преследовать тебя, оставаясь рядом, до тех пор, пока ты не найдешь в себе силы встретиться с этим лицом к лицу.
Если бы даже мне удалось сбежать от своих проблем обратно в Техас, они рано или поздно нашли бы меня. Поэтому я здесь, в Ипсиланти, штат Мичиган, и здесь останусь. И меня это больше не напрягает.
Я приняла ситуацию с Уиллом. Перестала винить его за выбор, который он сделал. Конечно, в девичьих грезах я мечтаю о том, что он подхватит меня на руки и скажет, что ему наплевать на карьеру, что самое главное – это любовь. Но на самом деле я вряд ли смогла бы смириться с тем, что он с такой легкостью отбросил в сторону все, что было для него важнее всего на свете. Такой поступок многое сказал бы о нем как о человеке. Я не виню его – я его уважаю. И когда-нибудь, когда буду готова, обязательно поблагодарю его.
К клубу я подъезжаю в начале девятого. Гевин приготовил какой-то сюрприз для Эдди, поэтому они должны заскочить куда-то еще и немного задержаться. На парковке на удивление много машин, поэтому мне приходится поставить джип с другой стороны здания. Выйдя из машины, я делаю глубокий вдох и пытаюсь настроиться. Не могу точно сказать, решила ли я, что буду сегодня выступать: сомнения мучают меня до сих пор.
У меня в голове неотступно звучат мамины слова: «Расширяй свои границы, Лейк, они для того и существуют».
Я смогу. Ведь это же просто слова. Я произнесу их – и дело сделано! Все очень просто.
Через несколько минут я вхожу в клуб. Видимо, вот-вот свершится «жертвоприношение», потому что в зале стоит звенящая тишина. Я осторожно пробираюсь через толпу в дальний угол и, не желая привлекать к себе внимание, сажусь за столик в свободной кабинке. Достаю телефон, отключаю звук и пишу сообщение Эдди, чтобы она знала, где меня искать. И тут со сцены доносится его голос.
23
Если меня убьют на улицах города,
не вздумай мстить за меня.
Достаточно того, что умер человек,
И незачем сажать еще кого-то под замок.
«Братья Эйвитт». Убийство в городе
24
Ложь грузом ляжет на твои плечи, преследуя тебя по разным городам,
ведь ничего не происходит здесь, что не случалось бы и там.