От места же, где идёт выделка кож, вверх поднимается вонь, и означает это следующее: когда человек увидит, что не видать ему от этой работы никакой пользы, и вынужден он заниматься ею только лишь «во имя Творца» — тогда она ему опротивеет и почудится ему, что исходит от неё мерзкий запах. И вместо того чтобы получить наслаждение — ведь появилась возможность сделать что-то для Творца! — но, т.к. он на это сейчас ещё не способен, будучи в состоянии, когда за работу желают вознаграждения — а здесь он его не видит! — он ощущает в себе тяжесть и лень, и приниженность, и сердце встревоженное, и огорчение душевное.

Поэтому, мало того, что и работа его сейчас лишена альтруизма, — лишён он также радости и удовольствия от того, что вот сейчас он доставляет наслаждение Творцу. Хотя и без этого «кожемячества» не обойтись, т.е. вынужден человек пройти и это состояние, как переход между эгоизмом и альтруизмом, но горе тому, кто останется в этом «проходе», на этом полустанке, и не продолжит свой путь к цели с желанием насладиться в Творце.

И продолжает объяснять Рабби, говоря нам: «Невозможно обойтись без мужского и без женского; счастлив тот, чьи сыновья мужчины, и горе тому, чьи сыны — женщины.» Тут же возникает известное затруднение: что значит «сыновья — женщины»? А надо сказать, что известно нам из трудов мужей богобоязненных, что влияющая, дающая сторона называется мужским началом, «захар», получающая же и отягощённая потребностями сторона называется женским началом, «нэкева».

В этих категориях нам и сказано, что «невозможно обойтись без мужского и без женского», т.е. неизбежно существование в мире состояния «не во имя Творца», определяемого как «эгоизм», получение наслаждений для себя, — по-другому просто невозможно начать заниматься Торой и Заповедями. И так получается, что вначале причиной служат эгоистические побуждения, затем же, в процессе действия, появляются вдруг мысли о раскаянии, и вот человек уже выполняет Заповедь с намерением «ради Творца», т.е. доставлять наслаждение своему Создателю, что определяет характер его «сыновей» (действий), как «зхарим», мужское начало. Поэтому и сказано: "…горе тому, чьи сыны — женщины, т.е. тот, у кого и действия также делаются с намерением получить вознаграждение, что и определяет исходную характеристику его «сыновей» — действий как «нэкевот», женское начало.

А рабби Неорай говорит: «Оставляю я всё ремесло, что есть в мире и не учу сына своего ничему, кроме Торы…» — и слова его обращены уже не к общей массе ищущих путь служения, как то в предыдущих высказываниях, а говорит он уже о том уровне, на котором находится сам, уже удостоившись страха перед Творцом как естественного состояния. Поэтому и говорит он, что оставляет всё ремесло (уманут), т.е. не занимается он уже проблемами ни ущербной и не высокой веры, т.к. прошёл уже он ступени этих двух сторон веры, и сейчас обучает сына своего, т.е. свои действия, называемые «сын» («бен»), только лишь Торе.

И объясняет это тем, что «всё ремесло (уманут), что есть в мире, помогает ему лишь в юном возрасте…» И комментирует Раши, что нет для ремесленников (уманим) воздаяния по прошествии лет, есть лишь обычная плата, положенная в своё время.

Вера характерезуется как Заповедь, ибо принятие на себя бремени служения Творцу — это Заповедь. А мудрецы говорили (Сота 21,2): Заповедь охраняет и спасает во время исполнения её, Тора же — и когда заниматься ею, и когда ею не занимаешься — охраняет и спасает."

И вот отличие Торы от Заповеди: мы видим, что человек, занимающийся Торой, может вспомнить то, что учил вчера или ещё раньше, вспомнить и использовать эти знания, или повторить те законы, которые учил, и будет знать, как вести себя согласно тому, что изучал много дней назад. Потому-то Тора и охраняет и спасает даже в то время, когда ею вроде и не занимаются, потому что человек может всегда вспомнить то, что когда-то учил.

Другое дело — вера. Вера — Заповедь, и принадлежит времени её выполнения, потому что каждый раз, когда взваливает на себя человек бремя принятия власти Творца, — он выполняет этим Заповедь, а Заповедь — это категория действия, и не играет роли здесь возврат к прежнему, как в занятиях Торой, но каждое действие имеет самостоятельное значение. Поэтому и охраняет, и спасает она только в момент действия, исполнения её. И никакие воспоминания о том, что вот, мол, когда-то он уже брал на себя бремя принятия власти Творца — тут не помогут. Но в каждый момент своего существования ему необходима вера, и нет места такому положению, когда можно было бы сказать, что вот сейчас он в бремени веры не нуждается.

Исходя из этого каждый раз принятие власти Творца — это выполнение новой Заповеди, поэтому и названа вера «детство» и «юность». «Старость» можно сказать, когда есть что-то, что случилось давно, а так как бремя веры необходимо постоянно возобновлять, поэтому нет у неё ничего общего со старостью, и всегда она «юность.»

И это то, о чём сказано: «…помогает ему лишь в юном возрасте…», — вера охраняет и спасает только лишь в момент исполнения Заповеди веры. И объясняет Раши, что никому из уманим (т.е. исполняющим Заповедь веры) нет воздаяния по прошествии лет, есть лишь обычная плата, положенная им в своё время, и имеется в виду, что охраняет и спасает Заповедь лишь во время, когда её исполняешь, как сказано выше. Другое дело — Тора, она и в юности ему помогает, и в старости обеспечит ему и крепкие тылы, и надежду. Как сказано у Раши: «…воздаяние же за Тору — в течение всей жизни, и даже старый и больной, не способный уже ею заниматься, пожинает плоды прежних своих трудов.»

То есть, как сказано выше, Тора охраняет и спасает человека даже тогда, когда он уже не занимается ею, поэтому и объясняет он, что она «и в юности ему помогает», т.е. в то время, когда ею занимается, «…и в старости обеспечит ему и крепкие тылы, — и надежду,» т.е. даже в период, когда он не занимается ею. «…И даже старый и больной, не способный уже ею заниматься, пожинает плоды прежних своих трудов», и означает это, что охраняет его даже в период, когда не занимается ею. Поэтому и говорит р. Неорай, что и он сам так действует, ведь он принял уже на себя бремя веры как естественное состояние.

Потому и говорит он: «Оставляю я всё ремесло…», что удостоился этой духовной ступени как постоянного своего состояния, — т.е. того, чего не удостоились остальные.

3.28 — 222. Человек получает наслаждение от трех состояний

Человек наслаждается посредством трех сосудов-желаний: будущее, настоящее и прошлое.

1) Самое большое наслаждение — от будущего. К примеру: когда человека ожидает приглашения на какую-нибудь свадьбу или званый ужин, и он представляет, что в его городе проживают еще много других людей, но на ужин пригласили только несколько важных людей и он — один из них. Хотя свадьба или ужин будет через какое-то определенное время, он уже сейчас наслаждается от будущего. Как сказано: «Соблазн от греха сильнее самого греха», поскольку в течение длительного времени предвкушает будущее наслаждение.

2) Настоящее. Когда он уже находится на трапезе и видит, что только важные люди присутствуют там, испытывает удовольствие.

3) После всего этого, когда он вспоминает, как уважили его на ужине, то его опять переполняет наслаждение.

Человек должен представить себе, когда будет собрание друзей, что нужно сделать в действии и в мыслях, чтобы придать важность собранию. И в той мере, в которой приложил усилия по приданию важности собранию, он сможет затем наслаждаться в настоящем, т.е. на собрании.

А в размере наслаждения от настоящего он сможет затем наслаждаться от прошлого. Все то время, когда он вспоминает наслаждение, бывшее у него во время собрания, он сейчас же ощущает удовольствие.

Получается, что одно зависит от другого — ощущение будущее дает окружающий свет (ор макиф), настоящее освещается внутренним светом (ор пними).

В прошлом светят решимот — воспоминания от заполнявшего его наслаждения, и от величины этого наслаждения зависит величина оставшегося воспоминания. Оставшееся воспоминание оживляет сосуды-желания. Другими словами, воспоминания, оставшиеся от наслаждения, именно они поддерживают человека, дают ему живительную силу.