— Лучше тебе пойти лечь, — раздался голос Пат.

Джерард поднял голову. Ему снились Синклер и Роуз. Во сне он был молодым. Секунда или две ему понадобились вспомнить, что он давно не молод, а Синклер мертв.

— Долго я спал?

— Какое-то время.

— Пойди-ка лучше ты поспи. Я пока все устрою. Надо позвонить в похоронное бюро…

— Уже позвонила, — сказала Патрисия, — и доктору позвонила за свидетельством о смерти.

— Я позвоню Вайолет.

— И ей я звонила. Послушай, Джерард, на днях мы с тобой говорили о доме в Бристоле, почему бы тебе не переехать жить туда? Ты сказал, что дом тебе нравится. Сейчас тебе не нужно жить в Лондоне.

Джерард окончательно проснулся. Как это похоже на Пат.

— Что за глупости, на кой мне Бристоль, я живу здесь!

— Дом слишком велик для тебя, он тебе не подходит, ты оказался тут случайно. Я только что обсуждала это с Гидеоном по телефону. Мы купим его у тебя. Тебе нравится Бристоль, и тебе необходима перемена обстановки.

— Хватит, Пат, ты ненормальная. Я иду спать.

— И еще одно. Теперь, когда папа умер, я хочу быть в том комитете.

— Каком комитете?

— «Комитете поддержки» книги. Он состоял в нем, от нашей семьи. Теперь я должна занять его место.

— Ты не имеешь к этому никакого отношения, — сказал Джерард.

— Вы тратите наши деньги.

— Нет, не тратим.

— Папа так это понимал.

Джерард поднялся наверх. Солнце било в окно. Он задернул шторы, откинул одеяло и начал раздеваться. Лег и стал вспоминать немыслимые события минувшей ночи, которые сейчас казались беспорядочными, чудовищными и зловещими, слова сестры, которые будто тяжелым облаком висели над мертвым телом, лежавшим так недвижно и так близко, лицо под саваном. Бедный мертвый отец, думал он, как если бы отца терзали страшные муки, муки самой смерти. Он уткнулся лицом в подушку, застонал, и из глаз его потекли горячие скупые слезы.

— И что ты намерена делать? — спросил Дункан Кэмбес.

— Уйти, — ответила Джин.

— Возвратишься к нему?

— Да. Извини.

— Ты заранее договорилась встретиться с ним?

— Нет!

— Значит, вы решили это прошлой ночью?

— Ночью или не ночью или этим утром. Мы словом не обмолвились прошлой ночью. Ни единым словом.

Глаза Джин Кэмбес расширились и засияли.

— Думаешь, он ждет тебя?

— Я ничего не думаю… просто ухожу. Должна уйти. Мне очень жаль. Уйти прямо сейчас.

— Я ложусь спать, — сказал Дункан, — и тебе советую. Советую, прошу, не уходи. Останься, не торопись, пожалуйста!

— Я должна уйти немедленно, — ответила Джин. — Не могу ждать. Это… невозможно… неправильно.

— Пошло, не стильно?

Это были первые слова, которыми Дункан и его жена обменялись после того, как покинули квартиру Левквиста. Они молча дошли до машины, молча, Дункан почти всю дорогу спал, доехали до дому. Сейчас они находились в гостиной своей квартиры в Кенсингтоне. Вернувшись, оба почувствовали настоятельную необходимость сбросить с себя мятое вечернее облачение и, разойдясь по разным комнатам, торопливо, словно вооружались для битвы, переоделись в более скромную одежду. Дункан стянул с себя мокрые и грязные брюки и надел старые вельветовые, свободную голубую рубаху, не застегивая и не заправляя. Джин стояла перед сидящим Дунканом в желтом с белым кимоно поверх черной нижней юбки и черных чулок, яростно запахнутом на талии. Лицо Дункана уже не пылало от выпитого, но выглядело усталым, распавшимся, нездоровым, бессмысленное и массивное, бледное и обрюзгшее, покрытое мягкими, как бы проведенными карандашом, морщинами. Он сидел неподвижно, пристально глядя на жену, чуть подавшись вперед, крупные руки свисали с подлокотников. Он умылся и почистил зубы. Джин смыла искусно нанесенную косметику и причесала густые темные прямые волосы, как прежде, ото лба назад. Она была замечательной красавицей, когда, в другую эпоху, в таком далеком, таком похожем на сон прошлом, флиртовала с Синклером Kepтлендом. Познакомила ее с ним Роуз, когда все они были детьми. Он и она «сблизились» до того, как Синклер поступил в Оксфорд, и оставались «близки» после, всегда, назло Джерарду. Задумывались ли они всерьез над тем, чего, кажется, все с нетерпением ожидали? Постаревшее лицо Джин сохранило былую красоту, и, чуть мрачноватое, по-прежнему отличавшееся нежной фарфоровой белизной, своенравное и проницательное, теперь оно часто напоминало лицо ее отца иудея, так одержимого верой, так одержимого успехом. Мать ее, тоже еврейка, была талантливой пианисткой. Они соблюдали религиозные праздники. Джин все это ничуть не занимало, ни синагога и музыка, ни романтика бизнеса, которой папаша пытался увлечь ее, единственное свое дитя. Она была одержимой интеллектуалкой. Кто удивлялся тому, что она выбрала Дункана, кто — что она вообще вышла замуж. Родители любили ее, хотя и хотели мальчика. Мать ее умерла, отец преуспевал в Нью-Йорке. Он мечтал о еврейском зяте, но Синклер был особая статья.

Дункан потер глаза, почувствовав, что его слегка пошатывает; даже в такой момент его неудержимо клонило в сон.

— Когда вернешься? — спросил он. Дункан понял ситуацию и не имел в виду ни завтра, ни через неделю. — В последний раз ты пошла на попятную, то есть вернулась.

— Во второй раз ты не вынесешь. Хотя… кто знает, что ты способен вынести. Я люблю тебя, но это другое.

— Несомненно.

— Я буду вечно любить тебя… но это… Так или иначе, они этого не вынесут, это-то тебя и волнует.

— Кто это «они»? — спросил он, будто не знал, кого она имеет в виду.

— Джерард, Дженкин, Роуз. У женатых не должно быть близких друзей. Может, мы б всегда жили лучше, если б за нами постоянно не следили, а они следят ох как внимательно. И будут на твоей стороне, как в последний раз. Они заботятся о тебе, до меня им дела нет.

Дункану нечего было возразить.

— Они не против тебя, не против, Роуз не против, у тебя с Роуз договор навек.

— Думаешь, у женщин тоже бывает дружба до гробовой доски, скрепленная кровью? Это не так. — Хотя действительно, у нее с Роуз договор навек. Как Синклер называл их: «Две принцессы». — Почему, черт возьми, ты позволил Краймонду сбросить тебя в Черуэлл, почему стерпел?

— У меня не было особого выбора.

— Не валяй дурака!

— Джин!..

— Ну ладно, ладно. Так что случилось?

— Не могу четко вспомнить, — сказал Дункан. — Я не преследовал его. То есть не искал. Мы неожиданно столкнулись в темноте. Не думаю, что я что-нибудь сказал. Наверно, ударил его или попытался. Мы были у самой воды. И он толкнул меня.

— Боже! Точно как в прошлый раз… ну просто как в прошлый раз. Почему ты такой безвольный, почему не можешь поступить по-мужски?

— Убить его, что ли?

— Похоже, тебя это забавляет… конечно, знаю, это не так, ты лишь все испортил. Ты ударил его кулаком или ладонью?

— Не могу вспомнить.

На самом деле он все отлично помнил и раздумывал, что будет часто, бесконечно возвращаться к той сцене, как это происходило с другой, Urszene [27]. Отойдя справить нужду, он наткнулся в темноте на Краймонда. Ему только теперь пришло в голову, что Краймонд, должно быть, следил за ним, шел по пятам и все подстроил. Это была своего рода нечаянная встреча, чтобы спровоцировать его на какое-то действие: пожать протянутую руку, спонтанно поцеловать или ударить. Дункан двинул правой, решив, как помнится, не сжимать ее в кулак. Он собирался дать Краймонду пощечину, но, очевидно, опять передумал и ткнул его в плечо, и довольно сильно, потому что Краймонд пошатнулся и отступил назад. Потом Краймонд схватил его и, вцепившись в одежду, развернул к воде. Дункан потерял равновесие и упал. Да, так и было, он вспомнил. Интересно, вот если бы все было иначе и он бы столкнул Краймонда в реку, Джин сейчас так же собиралась бы уйти?

— Значит, только и можешь сказать, что должна уйти?