— Прекрасные слова, но ко мне они не имеют никакого отношения. Ох, Роуз… тебе не понять… что со мной стало…

— Ты ведь останешься здесь?

— А куда мне деваться? Если есть подходящее место, можешь замуровать меня там. С радостью слышала бы, как стучат укладываемые кирпичи и исчезает свет.

— Джин!

Это произошло позже. Джин поела немного супу с хлебом. Подремала, может, даже поспала. Она попросила Роуз оставить ее ненадолго, и Роуз, измученная и жаждавшая немного отдохнуть, сидела у огня в гостиной с мурлычущим Маусбруком на коленях. Она сама была в шоковом состоянии и смешанные чувства одолевали ее. Преобладала невероятная радость. Она чувствовала, что будет совершенно счастлива жить в Боярсе несколько месяцев, просто заботясь о Джин, даже представляла, как они будут проводить дни вместе, гуляя, читая и болтая. Это будет идеальным повторением прежних времен. Однако должен будет настать момент (как скоро?), когда она должна будет спросить Джин, не желает ли та пообщаться с Дунканом. Должен встать вопрос о том, чтобы, по крайней мере, рассказать все Дункану, пока он не узнает от других, что Джин ушла от Краймонда и исчезла. Роуз хотелось самой сообщить ему новость о бегстве Джин, конечно, она сказала бы о решении сбежать. Джин свободна и готова вернуться: можно ли сообщить ему это? Тут картина, если поразмыслить, становилась не такой радужной. Предположим, Джин не пожелает возвращаться к Дункану? Предположим, предпочтет уехать к отцу в Америку или найти убежище в каком-нибудь неведомом месте и исчезнуть! навсегда? Роуз вновь привиделась замурованная Джин. Как она может вообразить, на что способна Джин в своем отчаянии и муках? С другой стороны, предположим, что Джин пожелает вернуться к Дункану, но Дункан не простит ее? Поможет ли тут дипломатия и кто должен сыграть роль дипломата, сама Роуз? Она испытывала столь сильное собственническое чувство по отношению к Джин, что ей не хотелось никого допускать к ней. Мысль о «дальнейших шагах» наводила на нее страх. Конечно, пока Джин не будет готова, ничего не должно произойти. В то же время Роуз не могла и дальше держать в полной тайне то, что Джин находится у нее.

Позже, когда Джин проснулась, приняла снотворное и снова заснула, Роуз позвонила Джерарду. Она решила, что необходимо и желательно разделить с кем-то выпавшие на ее долю трудности, а рассказать Джерарду, в конце концов, не означало рассказать всему свету. Было около полуночи, но она знала, что Джерард еще не лег и читает.

— Привет!

— Привет, Роуз, дорогая! Что стряслось?

— Послушай, я в Боярсе. Джин у меня.

— Что?

— Она ушла от Краймонда и сейчас здесь, у меня.

Помолчав секунду, Джерард спросил:

— Она окончательно ушла от него?

— Да.

— Кто бросил кого?

— Они разошлись по обоюдному согласию.

— Вот как! Она не побежит к нему обратно, а он не приедет за ней?

— Не думаю.

— Прекрасная новость. Но что случилось… она появилась в Лондоне и ты увезла ее в Бояре? Неплохая идея.

— Это долгая история, расскажу тебе позже. Она у меня только один день, сегодня. Пока не говори об этом никому.

— Даже Дункану?

— Нет… хотя бы день или два… Джин в таком состоянии…

— Могу представить. Она должна быть уверена, что не переменит своего решения. Но слух разойдется. Сам Краймонд может рассказать об этом. Он знает, где она?

— Нет. Будет лучше, если никто не будет знать, где она. Я о том, что она может не захотеть видеть Дункана и, если ему станет известно, она может сбежать. Мы не знаем, чего оба они хотят. Она может решить уехать в Нью-Йорк или…

— Да, понимаю. А если расскажу Дженкину, не возражаешь? Он малый с головой и…

— Дженкину можешь, но больше никому.

— Мы придумаем, что делать. Ты оставайся с Джин, мы подготовим Дункана. Слушай, дорогая, уже поздно, у тебя, наверное, был тяжелый день, подробности расскажешь позже… а сейчас ложись спать, я тоже лягу, а завтра утром поговорим. Хорошо?

— Хорошо… тогда спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Роуз, и не волнуйся, мы придумаем, как лучше поступить.

Роуз положила трубку. Она уступила инициативу. В конечном счете она не будет первой, как ей очень хотелось, кто сообщит новость Дункану! Что ж, это было неизбежно, она должна была рассказать Джерарду и предложенное им распределение обязанностей было разумным и справедливым. Ну а если… если за время этой интерлюдии с Краймондом Джин успела возненавидеть Дункана или Дункан успел возненавидеть Джин?

— Приятно, что вы оба решили нагрянуть ко мне, — сказал Дункан. — Выпьете: шерри, виски, джину? Ко мне теперь редко кто заходит, эти бутылки составляют мне компанию.

— Шерри, пожалуйста, — сказал Джерард.

— А мне пока ничего, — отказался Дженкин. — Дам знать, когда захочу.

— Как желаешь. Знаете, я ухожу из своего старого доброго министерства. Ладно, ты, Джерард, будешь ждать, что я засяду писать книгу, ну там мемуары, или пособие по руководству страной, или еще что-нибудь.

— Не знаю, чего от тебя ждать, — ответил Джерард, — такая многогранная личность способна заняться чем угодно.

— Может, займусь живописью. Или ударюсь в запой — это всегда достойное времяпрепровождение. Но что это с вами? Вы мои друзья или делегация какая?

Джерард и Дженкин, сидя на диване, пока Дункан стоял у бутылок, переглянулись.

— А ну, сознавайтесь… никаких переглядываний Розенкранца с Гильденстерном.

— Да, своего рода делегация, — сказал Джерард.

— Представляем самих себя и Роуз, — добавил Дженкин.

— Так-так, в чем дело, вы заставляете меня нервничать.

— Джин ушла от Краймонда, — сказал Джерард.

Дункан протянул ему стакан шерри, который держал в руке.

Налил себе чистого виски и произнес:

— О!

— Она в Боярсе с Роуз.

Дункан отхлебнул виски и сел в кресло напротив. Его крупное угрюмое помятое лицо, косматая бычья голова были обращены к Джерарду, но веки были опущены.

— Мы, — сказал Джерард, — почувствовали, что следует прийти и сообщить тебе, просто сообщить, пока ты не услышал какие-нибудь выдумки или слухи… и хотели, чтобы ты знал, где она и что она в порядке.

— Что значит «просто сообщить»? Вы что, не собираетесь мне ничего советовать?

— Конечно нет, — успокоил его Дженкин, — мы понимаем…

— Он вышвырнул ее?

— Думаю, Джин ушла от него, — сказал Джерард, — как бы то ни было, она сама решила, а не то чтобы ее вынудили.

Они помолчали.

— Ладно, — сказал Дункан вставая, — благодарю делегацию и прошу ее удалиться.

Джерард поставил стакан. Они с Дженкином тоже поднялись. Дженкин сказал:

— Все произошло только что. Прежде чем решишь, что делать…

— Не собираюсь я ни черта делать, — отрезал Дункан. — С какой стати? Мне ваши добрые новости даже не интересны. Прощайте!

— Извини, я был бестактен, — сказал Дженкин Джерарду, когда они шагали по улице.

— Невозможно быть тактичным при таком его поведении, — успокоил его Джерард. — Мы сделали то, что должны были сделать.

— Это моя вина, не следовало мне встревать со своими советами. Всегда чувствовал, что Дункан, по правде говоря, не любит меня.

— Не говори глупости. Он, конечно, не имел в виду то, что сказал. Но я не знаю, что именно он имел в виду. Вернемся ко мне и позвоним Роуз.

Оставшись один, Дункан какое-то время сидел, понемногу прихлебывая виски. Сидел неподвижно, тяжело дыша, и отпивал виски, словно лекарство, способное облегчить дыхание. Потом вдруг резко встал и швырнул стакан в камин. Ринулся к книжным полкам и принялся вытаскивать книги и швырять их куда попало, побежал на кухню и вывалил стопку тарелок на пол. Стонал и колотил кулаком по стальной сушилке, производя неимоверный грохот. Бил по металлу, опустив голову и стеная.

Роуз открыла дверь. Она услышала звук, которого ждала: хруст гравия под колесами машины Дункана. Дункан вышел из машины и неспешно запер дверцу. Прошел в дом, тщательно вытерев ноги у порога. Дождило. Роуз закрыла дверь и протянула ему руку. Дункан взял ее и поцеловал, чего прежде никогда не делал. Они не обменялись ни словом. Роуз повела его в гостиную.