Гордого орла, бесстрашного джигита узнали и в полете и в бою. Муса Гареев стал летчиком-штурмовиком. Первое крещение получил в битве на Волге осенью 1942 года.

Бронированные «ИЛы» командира звена Гареева нещадно громили вражеские танки, артиллерию, пехоту. Их появление вызывало среди фашистов страшную панику.

250 боевых вылетов за два с половиной года на территории от Волги до Эльбы.

250!.. Можете вообразить такое количество?

Это, скажем, так: каждый день в течение учебного года, вместо того чтобы решать задачки и писать сочинения, летать навстречу зениткам и «мессершмиттам», навстречу огню и смерти. Это многочасовое напряжение воли, ума, сосредоточенное и уверенное привлечение огромных знаний и опыта.

250 вылетов и 250 победных возвращений…

Для Мусы Гареева лучшей наградой был отзыв самых придирчивых на свете людей — авиационных техников:

— Только с Гареевым бы и работать. Людей и технику бережет как надо: ни одной пробоины не принесет и ни… одной бомбы не возвратит обратно на аэродром.

Сейчас прославленного батыра ставят в пример всем. Ведь качества героя нужны не только в обороне страны, но и для покорения целины, строительства новых городов, преодоления препятствия на любых дорогах. Я познакомился с Мусой Гареевым недавно. Увидел в Уфимском аэропорту рослого, статного военного с двумя звездочками на груди… Подошел, — он.

Оказалось, что нам лететь на одном самолете: ему на службу в Москву, мне туда же, в командировку.

О многом говорить не пришлось: мешал рев мотора. Я доискивался у него ответа на вопрос, который, я знаю, волнует всех ребят: «Что такое подвиг?»

— Некоторые ребята думают, что подвиг — это вспышка, что-то такое яркое и мгновенное, — начал летчик. — Бывает и так. Но ярко вспыхнуть может только тот, кто всю жизнь был готов ради народа сделать все, что будет необходимо.

А чаще всего подвиг складывается из очень многих поступков и дел, которые совершаются самоотверженно, в полную меру сил… Мне, летчику, трудно выделить какой-нибудь из своих вылетов, — закончил Муса Гареев. — Всегда старался как можно лучше выполнить боевое задание. Вот и все.

Вот и все…

В герое самое важное — его постоянная готовность к подвигу, великое складывается из малого.

СУЩЕСТВУЕТ И ТАНАЛЫК…

От Уфы до целинного Хайбуллинского района полтора часа полета. Под крылом «АН-2» проплывают колхозные поля, белокаменные цитадели Большой Нефтехимии — Стерлитамак, Салават, Ишимбай, потом необъятный лес, зеленой шкурой накинутый на кряжистые плечи Южного Урала.

Я гляжу в круглое оконце и думаю о двух комсомольцах из Башкирии, имена которых надолго вошли в историю страны.

Первый покинул Башкирию, стремясь защитить Москву от захватчиков. В 1943 году он закрыл своей грудью вражескую амбразуру. Обыкновенный рос парнишка. А стал Александром Матросовым.

Второй — Сергей Чекмарев — наоборот, из Москвы приехал в Башкирию, с год поработал здесь, сначала в Таналыкском, затем в Инякском совхозах. А в 1933 году он погиб, как говорят, при исполнении служебных обязанностей.

Тень нашего «АН-2» заскользила по степи, по той самой, что помогла Чекмареву найти строки его стихов:

Первыми моими целинными знакомыми оказались девчата из гурта коммунистического труда Таналыкского совхоза.

Таналык… Да, существует такая речонка: прозрачная, быстрая, студеная. Часто ее берега вовсе голые, изредка — заросли тальником. И надо подойти совсем близко, вплотную, чтобы понять ее красоту, увидеть ослепительную — от берега до берега — улыбку. Каждая капелька ее вобрала свет солнца, синь неба, зелень травы. И каждой каплей она одного хочет, одно может: приносить всему живому добро и радость.

В Таналыке доярки полоскали белье.

Два года назад по комсомольской путевке приехали в Хайбуллинский район четыре подружки. Обжились. Стали хорошими доярками. В один день всех приняли кандидатами в члены партии.

Работа у девчат трудная, но пожаловались они только на одно:

— Мы просились в новый целинный совхоз, а нас сюда, в старый. Тут разве что при Чекмареве и была целина. Конечно, мы стараемся. Некоторые даже в отпуск не поехали: боялись, что надои снизятся…

По совету девушек я поехал в поселок Целинный — центр одного из «чисто целинных» совхозов — Хайбуллинского.

Мне еще раньше рассказывали такую историю о первой борозде, которую проложили в этих местах.

Ранней весной 1954 года несколькими партиями прибыли новоселы в голую степь. Грязь, холод, бездорожье…

Первую борозду решили проложить в день Первомая.

Тракторов и людей было вполне достаточно, а вот плуг оказался в единственном числе: застряли машины, везшие инвентарь.

Счастливцы, у которых был плуг, с легким сердцем легли спать и видели во сне, как отваливаются от их лемехов пласты земли.

А ранним утром их поднял отчаянный крик:

— Плуг украли!

Оказывается, те целинники, что остались без плуга, ночью перетащили его к себе.

Они и проложили заветную борозду.

Что ж, как и всегда, победителей не судили…

Среди самых первых новоселов были мои новые знакомые; главный агроном совхоза Александр Кривошеев и механизатор Салават Мавлетбаев.

— В нашем отделении были свои казусы, — рассказали они мне. — Семь лет прошло, а не забывается первая весна! Ох и трудная была!.. Мы тогда не только с землей — с разным сбродом, затесавшимся в наш коллектив, воевали. И победили. Не верьте тем, кто говорит, что разные люди целину поднимали. Целину подняли только настоящие люди. И она их подняла, сделала героями.

Молодые целинники посоветовали:

— О нас, приезжих, много писали. А ведь мы одни не смогли бы поднять такую громаду земли без местных жителей. Вот об этих целинниках и надо бы написать.

Через двенадцать километров шофер, которого весь район звал Славкой, остановил машину у самой околицы поселка Комсомольский и постучался в дверь последнего дома.

Вышел невысокого роста человек.

— Гостя примете? — спросил шофер.

— Проходите, — и захромал к двери.

При свете электрической лампочки еще раз глянул на меня, прямо в глаза.

Так завязалось мое знакомство с одним из ветеранов башкирской целины — Алексеем Бирюковым.

Речь пойдет о человеке, который годится в отцы и девушкам из коммунистического гурта, да и тем, кто приехал на целину в 1954 году.

Он был чуть постарше Александра Матросова и в одно с ним время принял на себя удар немецких захватчиков. Он был чуть моложе Чекмарева и начал трудовой путь в один с ним год, в одном и том же совхозе — Таналыкском.

Долго сидели мы в ту ночь. Многое вспомнил старый солдат.

— Три месяца окопов да девять месяцев госпиталя — год продолжался для меня фронт. Только, если по правде сказать, и сегодня война продолжается: то какой-нибудь недобитый фашист голосок подаст, то старые раны к непогоде заноют… Ну, да я отвлекся. Отсекли мне ногу повыше колена. Потихоньку начал обкатывать деревянную.