— Это не сказки. Напротив, я дал тебе сейчас лучшее доказательство моей искренности. Если доктор Марсело узнает, он меня убьет.

— Ах, оставь, пожалуйста, это все равно как если бы я сказала, что за пять минут пришла по туннелю из Европы.

— Нет, здесь совсем другое. Послушай хорошенько: между Европой и нами много километров, много моря. Если ты мне все еще не веришь, я попрошу доктора Марсело объяснить мне, как это получается, и на следующей неделе, когда вернусь, все тебе расскажу.

— Когда вернешься,— сказала Сесилия, словно говоря сама с собой.

Чтобы не терять времени на поиски убедительного ответа, Корреа стиснул ее в объятиях. Лучшая часть этого дня была очень счастливой и тянулась долго-долго — как ему казалось, дольше, чем сам день. Хотя на ночном столике торопливо тикал будильник, они верили, что время остановилось; но вдруг в доме потемнело, Корреа подошел к окну и отчего-то огорчился, увидев, что наступили сумерки.

Ночь еще приберегла для них счастливые мгновения. Они немного поели (в воспоминаниях молодого человека этот ужин рисовался пиром), вернулись в постель, и им опять показалось, что время замедлило свой бег. Они проголодались, и когда Сесилия вышла на кухню, Корреа поставил будильник на половину пятого. Потом они ели фрукты, разговаривали, обнимались, снова разговаривали и, наверное, уснули, потому что звон будильника перепугал их обоих.

— Что это? — спросила она.— Почему?

— Я поставил будильник. Помнишь, меня ждут.

Корреа оделся. Он обнял ее и, чуть отстранив, заглянул в глаза.

— Я вернусь на следующей неделе,— пообещал он; хотя он был уверен, что вернется, его сердили сомнения Сесилии: она явно не верила ни в его обещания, ни в туннель.— Хотелось бы, чтобы ты проводила меня до «Четырнадцатой остановки» и увидела собственными глазами: доктор Марсело — не выдумка. Но раз ты не идешь, пожалуйста, укажи мне дорогу.

Сесилия не столько объясняла, сколько обнимала его.

Наконец он ушел. Не раз ему казалось, что он сбился с пути, но в конце концов он добрался до места встречи. Никто его не ждал. «Вот будет ужас, если доктор меня не дождался,— подумал он.— Вот будет ужас, если я не явлюсь на экзамен».

Ему было немножко стыдно возвращаться в дом Сесилии, признаваться ей, что денег у него совсем мало и, пока не найдет работы, он не сможет вносить свою долю на расходы. Наверное, такое признание — простая формальность, ведь они любят друг друга, однако формальность достаточно неприятная для того, кто уже приобрел славу обманщика. Все же он решил, что положение не столь уж безвыходное; Сесилия будет довольна, и если они заживут вместе, все недоразумения скоро исчезнут. Погруженный в свои размышления, он машинально смотрел, как к нему приближается какой-то человек. Уже довольно давно тот шел к остановке, с трудом волоча два больших тюка.

— Какого черта вы мне не помогаете? — закричал человек.

Корреа вздрогнул и извинился:

— Я вас не заметил.

Доктор утер лоб платком и перевел дух. Потом сказал:

— Вы ничего не купили? Поверьте, я это предчувствовал. У вас не было денег — это плохо, и вы не попросили у меня взаймы, а это хорошо, право, хорошо. Вы поживитесь в следующий раз. А пока — помогите мне.

Корреа кое-как потащил оба тюка, действительно весьма тяжелые. Чтобы не спотыкаться, он устремил все внимание на дорогу — точнее, смотрел себе под ноги.

— Я боялся, что вы не придете,— сказал он, задыхаясь.

Он почти не мог говорить.

— Это я боялся, что вы не придете,— ответил доктор.— Знаете, сколько весят эти сумки? Теперь мне кажется, что у меня выросли крылья. Честное слово, идти — одно удовольствие. Ну, вперед.

Посреди туннеля молодому человеку пришлось еще раз остановиться и передохнуть.

— Никак не могу понять,— заметил он,— почему, если идти этим туннелем, путь между Пунта-дель-Эсте и Тигре оказывается таким коротким.

— Не Тигре,— уточнил доктор,— а островом, который я собираюсь купить на свои сбережения.

— Ну, практически это одно и то же. Если от Пунта-дель-Эсте до Буэнос-Айреса самолет летит час...

— Я скажу вам без околичностей: меня самолет не устраивает. Туннелем куда короче, и, что характерно, я не плачу ни гроша.

— Вот этого я и не понимаю. Если исходить из того, что земля круглая...

— Исходить, исходить... Вы говорите, что она круглая, потому что вас так учили, а на самом деле не знаете, круглая она, квадратная или еще какая-нибудь. Предупреждаю вас: в вопросах географии на меня не рассчитывайте. В мои годы эти глупости только злят. Я спрашиваю себя, не было ли роковой ошибкой взять вас в компаньоны. Такой человек, как вы, полностью оторванный от действительности, того и гляди начнет болтать о моем туннеле с женщинами и посторонними.

— С чего вы взяли, что я стану болтать? — запротестовал Корреа.— Да еще с посторонними.

— Ни с кем,— подчеркнул доктор, пронзая его взглядом.

— Ни с кем.

Они вышли на остров; Корреа увидел небо, почувствовал грязь под ногами; они пошли среди ив, потом углубились в густые поросли молодых тополиных побегов. Молодой человек едва мог двигаться.

— Вы нарочно ведете меня в самую гущу?

— Неужели вы не понимаете, что мы ищем место, где спрятать тюки? Или вы думаете, что я повезу их на катере, к радости всех пассажиров?

Наконец они добрались до зарослей камыша, которые показались доктору подходящими.

— Здесь сам Господь Бог их не отыщет,— заметил Корреа.

— Я не интересовался вашим мнением.

Корреа пропустил грубость мимо ушей и спросил:

— И на сколько вы их оставите?

— Я вернусь сегодня же ночью на своем катере. Но вы что-то стали слишком любопытны. Уж не думаете ли поживиться чужим добром?

Молодой человек вскипел:

— Да за кого вы меня принимаете?

Доктор тут же сник и стал извиняться:

— Это шутка, просто шутка. Хоть бы катер пришел поскорее. Признаюсь, мне не очень-то уютно в этих болотах. И потом, не хотелось бы, чтобы нас тут заметили. Вот-вот рассветет, и нас увидит первый же зевака. Должен сказать, что теперь готов согласиться с моей женой: надо купить этот остров. И как можно скорее, потому что в любой момент какой-нибудь бездельник, которому нечем заняться, начнет спрашивать себя, что потерял здесь этот сеньор, отчего дважды в неделю приезжает на остров, вовсе ему не принадлежащий. Я не любитель швыряться деньгами, но на этот раз зажмурюсь и куплю.

— Вы правы,— отозвался Корреа.— Надеюсь, с нами ничего не случится.

Появился катер, и они принялись кричать. Доктор заплатил за проезд, но как только они уселись, сразу заявил:

— Надеюсь, мне вернут этот долг. Чуть зазеваешься, и тебя обдерут как липку.

Корреа дал ему бумажку в десять песо. В те годы это было немало.

— Получите.

— Вы что же, хотите забрать у меня всю мелочь?

— Других денег у меня нет.

Доктор, казалось, был раздражен. Потом, вдруг просияв, похлопал себя по карману.

— Здесь они будут целее. Я верну вам сдачу в следующий раз.

— Когда мы вернемся сюда?

Ответа не последовало, а повторить вопрос он не посмел. Какое-то время они молчали.

— Если вам на остров Меркадера,— наконец сказал доктор,— пробирайтесь-ка к борту, здешние перевозчики дожидаться не любят.

Корреа подчинился и спросил:

— Значит, мы сюда не вернемся?

Доктор больно пихнул его в спину.

— Вы неисправимы,— прошипел он.— Говорите потише, или вы хотите, чтобы про это знали все на свете? Мы встретимся в четверг, в тот же час, на том же месте. Ясно?

Корреа едва мог сдержать восторг. Он сказал себе, что все устраивается как нельзя лучше. Сесилия ждет его на следующей неделе, а он сделает ей сюрприз — конечно же, очень приятный — и появится в пятницу на рассвете. Он готов был уже спрыгнуть на берег, но вдруг спросил себя, обо всем ли они договорились. Мысль, что они могут не встретиться, привела его в ужас. Он пробормотал:

— Значит, в половине двенадцатого?