Вальрик

Во снах тепло. Запах цветущего вереска и мягкий ласковый свет, смоляные сосновые стволы и призрачное кружево ветвей, перекрывающих небо. Звуков нет. Джулла что-то говорит, а он не понимает, переспрашивает и снова не понимает. Тишина. Разрастается, пожирая запахи и цвета, гаснет солнце и небо падает вниз, придавливая истерзанную душу.

Пробуждение болезненно, та же тишина, но сытая и довольная. Потолок. Стена. Дверь. Чертова комната-клетка. Вальрик поднялся и, взяв со стола бутылку с водой, сделал несколько глотков. Легче не стало, теперь до утра не заснуть. Сегодня ему почти удалось коснуться ее волос, почему-то именно этот факт казался наиболее важным. А вдруг, дотронувшись до Джуллы, он бы понял, что она хочет сказать? Он ведь всегда понимал ее, так почему же теперь… тошно. Холодно. В комнате жара, а его бьет озноб, и простынь пропиталась испариной. Ложиться обратно в кровать противно, а стоя не заснешь.

Хотя и так теперь не заснешь. Вальрик походил по комнате, дернул дверь - закрыта, конечно, но попробовать стоило. Смешно, они полагают, что его можно остановить запертой дверью. Ждут, когда успокоится. А с чего ему успокаиваться, когда ее больше нет? И жизни нет, одно существование в вязкой серо-стерильной тишине.

И все-таки ближе к утру сознание отключилось, предоставляя телу отдых. Сон без снов, нервное забытье со смутными картинками-запахами, ускользающими из пальцев. Вырваться удается лишь благодаря Ихору. Принес еду: то ли завтрак, то ли обед, то ли ужин. Безвкусный хлеб с безвкусным мясом. Есть совершенно не хочется, а вот вода - это хорошо, жажда мучит постоянно.

- С тобой хочет побеседовать камрад Унд, - Ихор отводит взгляд, и хорошо, тень сочувствия в его запахе вызывает приступы раздражения. Вальрику не нужно сочувствие, вот оружие пригодилось бы, а сочувствие… какой с него толк.

- Это очень серьезно, парень. Если камрад Унд решит, что ты неадекватен, то…

- Ликвидирует? - после долгого молчания говорить неприятно. Глотку царапает, и язык непослушный.

- Сначала попробует лечить. Он за тебя деньги заплатил и немалые, а медицина в Империи на высоком уровне, и не таких поднимали. Обколют так, что имя собственное забудешь, но рефлексы останутся, выступать будешь… натаскают, как собаку, еще из шкуры лезть станешь, чтобы хозяйскую похвалу заслужить. - Ихор подвинул поднос и коротко приказал. - Ешь. Хочешь рассчитаться? Наберись терпения. Научись ждать и просчитывать шансы, выбирать момент. А ты, как дурак, лбом о стену.

Наверное, в словах Ихора был смысл, но вот доходили они как-то тяжело.

- Ешь давай, вот так. А то четвертый день на одной воде. Думаешь, какая мне выгода помогать?

Вальрик пожал плечами, он ничего не думал, он просто жевал, стараясь не подавиться. И слушал, потому что не слушать не было возможности.

- Выгоды никакой, разве что хочу твою голову спасти. Хороший ты боец, жалко, если такого в тупую тварь превратят. А Шрам давно нарывается… только он, знаешь ли, здоров. Даже к тренировкам вернулся.

- Я все равно его убью.

- Убьешь, - согласился Ихор, - но только если будешь помнить, что тебе нужно его убить. А для этого ты должен остаться при памяти. Нормальным, понимаешь? Или хотя бы казаться нормальным. Не выделяйся, Валко.

Не выделяйся… основной закон Империи, и как он мог забыть о нем? Просто с памятью что-то не то… или с жизнью.

- Поэтому давай, доедай, потом в душ. Одежду я принесу. А ты извинишься перед Хозяином за доставленные неудобства и свое неосмотрительное поведение. Скажешь, что все осознал и больше инцидент не повторится. Делай вид, Валко. Прими правила игры, без этого не выжить.

Света, хоть бы каплю солнечного света! Окон нет, ни в комнате, ни в коридорах, ни даже здесь, в кабинете камрада Унда. Тяжелые изгибы мебели, пыльное озеро зеркала в обрамлении темно-зеленых портьер и символами власти герб и флаг Империи. Камрад Унд был частью обстановки, живой, но тем не менее привязанной к этому кабинету. Строгий костюм, строгий взгляд, наверное, имперцы, попав сюда, трепещут, а Вальрик не испытывал ничего, кроме желания выпустить Хозяину кишки.

Руки предусмотрительно скованы за спиной. И оружия нет. Плохо. Но Ихор прав, нужно притворяться, выжить, выждать момент. На темном ковре кровь не будет видна, а жаль… вот если на паркете, чтобы черная лужа и испуг в глазах, чтобы медленно подыхал, чтобы…

- Мне не нравится твой взгляд, - сказал камрад Унд.

- Простите.

Вальрик решил смотреть на пол. Жесткий зеленый ворс, черные ботинки, слева, там где стол, на ковре круглое пятно выцветшей краски. Точно пролили что-то. Не надо думать о хозяине этого кабинета, лучше о ковре, это безопаснее… спокойнее, за этими мыслями можно спрятать другие, те, что про кровь.

Черная лужа расползается, захватывая лакированные деревянные дощечки одна за одной. Притворяться? Все в порядке. Ненависти нет. Ничего нет. Только зеленый ковер и черные ботинки.

- Это все, что ты хочешь сказать?

- Я… прошу прощения. Я понял, что был не прав. - Ложь приходилось выталкивать наружу. - Я больше… я буду вести себя в соответствии с принятыми правилами.

- Неужели? Ты здесь всего несколько месяцев и уже дважды нарушил порядок. Уровень твоей агрессивности неоправданно высок даже для бойца. Это доставляет определенные проблемы. С другой стороны эмоциональная неустойчивость делает тебя потенциально опасным существом, которое было бы разумнее ликвидировать. Но в то же время ликвидация повлечет за собой определенные финансовые потери, что весьма неприятно. Ты говоришь, что осознал, я полагаю - ты лжешь, но готов принять эту ложь. До начала Сезона осталось полтора месяца. На тебя поставлены деньги и многие серьезные люди огорчатся, если ты не выйдешь на арену. - Камрад Унд поднялся из-за стола и подошел вплотную, приподняв двумя пальцами подбородок, он заглянул в глаза. - Поэтому, Валко или Вальрик, мне все равно, как называть тебя, но на арену ты попадешь в любом случае. Но вот в каком состоянии - зависит лишь от тебя. Полагаю, Ихор просветил тебя относительно некоторых возможностей нашей медицины? В глаза смотри, Вальрик. Да, ты пока не боишься, но я надеюсь, на твое благоразумие. Или ты уже не способен думать?

Способен. Например, о том, что руки связаны. И оружия нет… можно, конечно, ногой в висок, но не факт, что получится… и если получится, то слишком быстро, а Унд будет умирать долго, кровь на паркете и ужас в глазах… или не ужас. Вальрик потом узнает, позже, в других условиях. А сейчас он будет как все.

Не выделяться.

Хороший закон.

Фома

Зябко. Мелкая дрожь и холодный пот по позвоночнику, и треклятый кашель, после которого во рту надолго поселялся солоноватый металлический привкус крови. И с каждым днем становилось все хуже, все чаще с кашлем отхаркивались черные кровяные сгустки, а воздух, казалось, разъедал легкие. И Ярви плакала. Пряталась так, чтобы Фома не видел, и плакала, а когда рядом с ним, то улыбалась, вот только улыбка эта была вымученной.

За окном дождь, первый весенний, еще холодный, но светлый. Пахнет смолисто-клейкими почками сирени . Крупные капли скользили по стеклу, и мир снаружи казался одним мутным дрожащим пятном. Интересно, получится ли до лета дожить? Голос обещал выздоровление, но, наверное, что-то не получилось и стало только хуже.

Лежать надоело, но стоило подняться с кровати, и скрутил новый приступ кашля, и долго пришлось отплевываться кровью. Когда же это закончится?

- Скоро, - пообещал Голос. - Терпи.

Фома терпел. Он не жаловался, просто было стыдно за собственную беспомощность и за ее слезы, которых он не заслуживал.

Куртка показалась тяжелой, почти неподъемной, и Фома даже решил было отказаться от мысли выйти наружу, в конце концов, дома тепло, зачем мокнуть? Но ведь дождь, весна, которую он, возможно, никогда больше не увидит. Снаружи сыро. Тонкие ручьи воды, стекая с черной, провисшей, точно лошадиное брюхо, крыши, мелкими брызгами разбивались о каменную кладку фундамента. А в сияющем чистотой небе солнце, смешиваясь с дождевой водой, разрасталось многоцветьем радуги.