- На крайний клади, - проскрипел голос сзади. - Еще один? Быстро же он работает… раз и все, нет человека… А ты клади, клади и на меня не гляди. Что, напугал?

- Нет.

Вальрик хотел было добавить, что вряд ли кто-то или что-то сможет его напугать, но передумал. Стоящий перед ним человек выглядел необычно, если точнее - необычно отталкивающе. Красная воспаленная кожа мягкими складками оплывала вниз, прикрывая рот и подбородок, широкие плечи бугрились мышцами, а спина, точно не в силах справится с весом, выгибалась уродливым горбом.

- Смелый значит, а многие с непривычки орут… уродом обзывают, а чего обзывать, когда сами уроды? Я хоть никого не убиваю. Да положи ж ты его в самом-то деле. И аккуратно давай, смерть, она почтения требует. Морг.

- Что? - Вальрик скинул ношу на ближайший стол. Почтение… да какой почтение, мертвым все равно, они ведь ничего не чувствуют, и не приходят.

- Зовут меня так, - пояснил горбун. - А ты кто будешь? Из новых? Раньше-то не заглядывал…

- Валко.

С одной стороны уходить пора, задание-то он выполнил, а с другой - спешить некуда, тренировка на сегодня закончена, и заняться совершенно нечем. Днем сон не приходит, и она тоже.

- Зверь, значит… - Морг подошел к телу, мощные руки почти с материнской нежностью ощупывали мертвеца, разминая каменеющие мышцы. - Сам пришел или Ихор отправил? Ну да не стой, раз явился, то помогай, раскаянья в тебе нет, то хоть уважение окажи.

- Кому?

- Ему. Мертвецы, они ведь тоже уважения требуют. Слабые они, что дети, всяк обидеть может. Иди в ведро воды набери, да теплой. И нож принеси.

Вальрик молча выполнил приказ, вода дымилась паром, а желтая ноздреватая губка была похожа на клубок волос.

- И глаза ему закрой, только сперва загляни, что видишь?

Ничего. Синяя радужка, белое пятно лампы, точно в зеркале, расширенный зрачок, красные сосуды, ресницы… обиженный какой-то взгляд. И Вальрик поспешно, стыдясь собственной слабости, закрыл глаза.

- То-то же, давай мыть помогай… и нечего морщиться, она всех уравнивает, успокаивает, утешает, ни боли, ни страданий, ни страхов, только вечный покой и вечный мир.

Розовая вода стекала на пол, унося с собой грязные кровяные пятна.

- Погляди, какое лицо спокойное, это душа отходит, бывает, что у некоторых сразу и быстро, искрой из костра, а у других медленно, что твоя бабочка из кокона. - Морг выполоскал в ведре губку. - А у иных еще при жизни, отпустят и все.

Вальрик отвернулся, чтобы горбун не заметил усмешки. Похоже, сегодня такой день, что все тут вздумали его учить. Душа… да нету у него больше души, умерла вместе с Джуллой, и пусть называют зверем, психом, убийцей - все равно.

- Смейся, смейся… все тут смеются над Моргом, говорят, головой болен, а не видят, что сами больны. Вот скажи, приходит она к тебе?

- Кто?

- Девочка твоя, из-за которой ты убиваешь, - Морг осторожно перевернул мертвеца на живот, одежда грязной мокрой кучей лежала на полу, и Вальрик, сам не понимая зачем, поднял.

- Ты на вопрос ответь-то… или не отвечай, вижу, что не приходит. Наверное, добрая была, светлая, а руки на себя по глупости наложила. Оттуда все иначе выглядит. Сначала, небось, приходила, да?

- Приходила.

Скользкая стена, мокрый пол, а в сосновом бору сухой мох и тишина, которая стирает слова, не позволяя ему понять, что же хотела сказать Джулла. И тропы нет, была бы тропа, он бы пошел следом, не важно куда: в сон или в смерть, лишь бы с нею.

- Боялась за тебя, и не зря боялась. Мертвым тяжелее, не скажут, чего хотят, а если и скажут, то живые вряд ли поймут.

- А ты понимаешь?

- Не все, но иногда получается, - Морг подошел к шкафу, двигался он неуклюже, тяжело переваливаясь с боку набок, но при этом довольно быстро. - Крови на тебе много, парень, а будет еще больше. Таких как ты смерть любит, бережет, потому как вы, сами того не ведая, ей служите.

- Так если любит, почему не вернет Джуллу?

- Сюда? И что тут хорошего, чтобы возвращаться? Погляди на этот мир, разве ж он стоит того, чтобы жить? - горбун раскладывал на столе одежду, чистая, выглаженная, из выбеленной ткани, из такой же мастер Фельче принес платье для Джуллы.

- Тогда выходит, что я ему помог… сбежать из этого мира.

- Выходит, что помог, - согласился Морг, - только самому ж тебе легче не стало, верно? По мне, если и служить Ей, то привратником. Вот обмою тело, одену хорошо, поговорю. Им и легче уходить… душе ведь тоже страшно бывает. А ты иди, спасибо, что помог. И за нее не волнуйся, ей там лучше, чем тут, спокойнее.

Зато Вальрику хуже, еще тяжелее, чем раньше. В дЩше долго пришлось смывать с себя кровь, а она, как назло, не смывалась, подсохла, прилипла к коже красно-бурой броней, которую если и содрать, то только со шкурой. Вальрик содрал, шкура правда осталась, распаренная, расцарапанная, и с виду воспаленная. Ну и черт с ней.

Ночью приснилась степь, узкая полоса серой травы, зажатая между кафельными стенами, а вместо солнца - белые полосы ламп. Давешний соперник сидел, поджав ноги, соломенно-желтые волосы, голубые глаза, рубаха из выбеленного льна и мокрое розовое пятно на месте раны.

- Держи, - он протянул Вальрику горсть сыпучего песка, - что ей передать?

- Передай, что я люблю ее. Я скоро приду.

Песчинки дождем просыпаются сквозь ладонь, оставляя на коже бурый след. Светловолосый качает головой.

- Тебе нельзя, тебя не пустят. Но я передам.

Трава поглотила песок, и парень исчез, оставив Вальрика наедине со степью, блестящей плиткой и искусственным светом. Пробуждение благословенно, Вальрик долго лежал, глядя на потолок. Там хорошо… упокоение от слова покой… в жизни нет смысла. В существовании этого мира нет смысла.

Так стоит ли?

Глава 13.

Рубеус

Белая капсула жизнеобеспечения слабо светится, и дым внутри переливается влажным блеском, скрадывает линии, стыдливо укрывая наготу той, что внутри. Пока нес, только и думал, чтобы успеть, удержать… странное ощущение, будто все уже было, и не так давно, размытые дождем горы и девушка на краю пропасти.

Не убий. Заповедь нарушенная сознательно.

Не умирай. Все, что угодно, только не умирай. Линия жизни зеленой нитью ползет по монитору, стоит отвести взгляд и нить оборвется. Не умирай… не убий. Равновесие.

- Продолжаешь скорбеть? - Мика замерла на пороге, не решаясь спуститься вниз. - От того, что ты здесь сидишь, ничего не изменится.

Изменится, может быть, она услышит и поймет, как нужна. Вернется.

- Кстати, у тебя проблемы, Карл… в общем, он тут и, кажется, отнюдь не с дружеским визитом. Ты бы вышел, встретил, объяснил…

Мягкий шлейф духов невидимой пылью осел на пол, идти надо, объяснять, но вот что и как.

- Вернись, пожалуйста…

Карл был зол. Настолько зол, что даже не потрудился переодеться, от кожаной куртки пахло дымом, мятая рубашка приобрела грязновато-серый оттенок, а на лице и руках вице-диктатора застыли темно-бурые пятна крови.

- И как это понимать? - Карл швырнул куртку в угол. - Стоит отлучиться ненадолго, как тут полный бардак! Какого черта ты затеял этот поединок? Так понравилось быть Хранителем?

Глянув на руки, Карл вытер их о рубашку.

- Это получилось случайно.

- Что получилось случайно? Твой вызов? Ты вообще разбрасываешься вызовами, как барышня обещаниями, то бишь, бестолково и не осознавая последствий. Выпить есть?

Рубеус налил из первой попавшейся бутылки.

- Виски? Хотя, какое к долбанной матери виски, настоящее виски осталось в прошлом, а это - самогон… Ну да по нынешнему времени и самогон - роскошь. А ты давай, рассказывай, герой, с чего все началось.

- Зачем?

Рубеус плеснул и себе. Желтоватого оттенка жидкость имела неприятный запах и ощутимо драла горло. Что рассказывать, если она умирает? Убегает, девушка-призрак, последняя надежда остаться человеком. Он сам, собственными руками убил, вернее, пока не убил, но это существование в капсуле жизнеобеспечения не похоже на жизнь. Сердца бьются, легкие снабжают тело кислородом, но рана по-прежнему сочится кровью, а разум спит, точно Коннован никак не может принять решение, уходить ей или остаться.