Потянуло черным дымом. Бежать. Нужно бежать. Вперед, если быстро, есть шанс успеть до того, как стены вспыхнут…
- Восемьдесят два…
Краска вздулась пузырем и лопнула, выпуская желтоватые язычки пламени. Ну уж нет, бегать он не станет. Хотел умереть у стены - вот она. А пуля или огонь - разница не велика, особенно, если боли не чувствуешь. Вальрик провел ладонью по пока еще белой поверхности, и потревоженный движением огонь испуганно взметнулся вверх. Черные струйки дыма свивались в причудливые картины.
- Девяносто восемь… девяносто девять… - Вальрик закрыл глаза. - Сто.
Яркая вспышка, заставившая втянуть голову в плечи, и… ничего, лишь стена начала остывать.
Он жив? По всему выходило, что так. Секунда слабости, опуститься на пол, потрогать, убеждаясь, что тот по-прежнему холодный. И на руках ни следа от ожогов, а должны быть, ведь стена-то раскалилась, и краска лопнула.
Ровная, гладкая белизна, чуть поблескивающая в настойчиво-ярком свете. Никаких трещин, пузырей, выгоревших пятен. Обманули. Снова. Привели умирать, но оставили в живых, или это только пока? Но почему без наручников и охраны?
Идти? Но куда? Сзади охрана, а впереди? Скорее всего, тоже какая-нибудь пакость, но не оставаться же на месте. И размяв руки, Вальрик двинулся вперед, должен же этот коридор когда-нибудь закончиться.
Не должен. Бесконечность. Ослепительная однотонная бесконечность. Сколько времени прошло? Вальрик не помнил, он просто шел и шел. Вперед. Потом назад. И снова назад, чтобы уже вперед. И опять, в надежде отыскать выход из чертовой выбеленной трубы. Шел, и убедившись, что выхода нет, снова поворачивал… пытался делать метки на стенах, но они исчезали, точно просачивались сквозь краску. Как и следы мочи, рвоты и дерьма.
И дверь, через которую его сюда привели, тоже исчезла.
Проклятая бесконечность издевалась.
Они издевались. Нет, не так, следовало говорить, «они изучали», Вальрик весьма посредственно представлял себе, кто такие «они» и что именно они изучают, но от души ненавидел. Ненависть помогала двигаться, а движение позволяло жить.
Иногда в коридоре попадались ящики. Всегда по три, прозрачные, снабженные рисунками, но два запаяны намертво, а один открыт. В ящиках еда и вода. Оставить можно лишь один. Стоит прикоснуться к одному, и два других тут же исчезают. А выбранный может оказаться запертым. Открыть нечем. В первый раз, когда Вальрик ошибся, он долго долбил ящик о стену, прыгал на него и пинал, но на прозрачном боку не осталось и царапины. В следующий раз он выбирал очень осторожно.
Сукины дети! Лучше бы к стене и пулю, честнее, чем вот так. Унизительно. Невозможно для князя. Идти вперед. По стене. Последний раз ящики с едой попадались довольно давно. Синяя звезда, синий треугольник и красный ромб. Думать, думать, думать… от голода шумит в ушах и мысли путаются. Внутри бутыль с водой, курица, оранжевые шары апельсинов, ломти ноздреватого хлеба и хрупким зеленым кружевом листья салата.
Не отвлекаться, думать. Красный ромб… выделяется по цвету, но звезда - не геометрическая фигура… ромб или звезда? Ромб или… звезда, определенно звезда. Вальрик схватил ящик, сглатывая слюну, потянул за крышку. Повезло.
Заснул он здесь же, а проснулся от въедливого дребезжания невидимых колокольчиков, оно то нарастало, заполоняя узкую кишку коридора, то почти исчезало, чтобы с новой силой ударить по нервам. И свет. Свет! Выключил бы кто-нибудь этот свет…
Нужно двигаться. Вперед. Идти. Найти выход и перегрызть глотку той твари, что придумала подобную пытку. Вперед…
- Просто поразительно устойчивая психика, - голос ломился в виски, перебивая надоедливое дребезжание колокольчиков. - Двадцать четыре дня! Вы только вдумайтесь в эту цифру - двадцать четыре дня относительно адекватного поведения, когда объект не просто двигался вперед, но и производил осмысленные действия.
- Контейнер выбирал? Коллега, эти же действия и обезьяна произведет, если вы ее в подобные условия поставите. - Второй голос хрипел, и колокольчики послушно умолкали. Что-то сильное разодрало веки, впуская ослепительно-яркий свет. Он не хочет света, он устал, и голосов не хочет. Тишины бы, хоть ненадолго… - Зрачок реагирует. А вот болевые раздражители не воспринимаются.
- В этом и изюминка! Объект изначально обладал ярко выраженной невосприимчивостью к боли, полагаю, именно этот фактор и повлиял на выживаемость. Вот к примеру стандартный тест на экстремальную ситуацию, базовые инстинкты требовали спасаться бегством - датчики зафиксировали значительное изменение эмоционального фона, сопровождавшееся выбросом в кровь адреналина, но при всем этом объект продолжал оставаться на месте и более того, считал! - Голос разогнал колокольчики, и Вальрик был ему благодарен. Лежать хорошо, а когда свет убрали, позволив закрыть глаза, стало совсем… покойно.
- Показания датчиков свидетельствуют о глубоких патологических изменениях в психике объекта, - раздражение желтое, резкое, болезненное, отползти бы, но тело не движется. Что с ним произошло? В памяти белизна, бесконечная, уходящая вдаль белизна, и свет, и нудное, выматывающее дребезжание колокольчиков. - Ничего нового вы не открыли.
- Да, но обратите внимание на скорость этих изменений, в несколько раз медленнее, чем у обыкновенного человека.
Медленнее, правильно, он сходил с ума медленно, считая шаги в бесконечности коридора, почти как степь, только без травы и солнце искусственное. Главное, что заблудится невозможно, ведь направление одно - вперед, шаг за шагом туда, где ничего нет. Даже сна. Плохо не спать, а спать невозможно, стоило закрыть глаза, и звон разрастался, заполоняя собой узкую трубу искусственного мира, а свет начинал судорожно мигать.
- Экземпляр просто замечательный… полагаю, вы понимаете необходимость дальнейших исследований? Подобная психологическая устойчивость при явном психопатическом складе личности парадоксальна. Да, да, глюкозу вводите, нужно помочь организму… к сожалению, в последние четверо суток наблюдения объект напрочь игнорировал контейнеры с пищей, полагаю, вследствие нервного истощения. Но опять же не останавливался. Его целеустремленность поражала.
Руку сжимают. Неприятно. Вальрик хочет сказать, чтобы отстали, чтобы просто позволили ему полежать немного, но изо рта вырвался лишь сдавленный хрип.
- Признайтесь, коллега, идея замкнутого кольца при дополнительной оптико-голографической маскировке весьма остроумна, создается полная иллюзия бесконечности…
Иллюзия. Бесконечности. Кольцо. Слова сложились вместе породив понимание. Значит, вот в чем дело, кольцо… замкнутый круг… место, где нет ни начала, ни конца, но ведь коридор был прямым. Или только казался?
- Смотрите, коллега, есть реакция и какая! По-моему, он нас слышит и прекрасно понимает! - холодные пальцы ощупывают лицо, и от собственной беспомощности хочется выть.
- Рычит… надо же, какая поразительная живучесть, предполагаю, что через пару дней он восстановится в достаточной мере, чтобы продолжить.
- И что именно вы предполагаете? - В этом голосе сухость, раздражение и брезгливость белых перчаток, коснувшихся пыли.
- Локальная блокировка вестибуло-мозжечковых путей в сочетании с искусственным стимулированием проекционных полей коры. Любопытно будет посмотреть сможет ли надкорковое образование компенсировать нарушенное восприятие пространства…
- Любопытно? Не кажется ли вам, что для любопытства подобные эксперименты несколько… аморальны?
- Зато познавательны, коллега, весьма познавательны. Что мы знаем о сенсорах? Фактически ничего, и заполучить экземпляр, подобный этому, несказанная удача… - Рука почти нежно гладит волосы. От этого прикосновения тянет опасностью, и Вальрик упорно отталкивает наползающий сон. - А мораль - понятие ненаучное.
Сон похож на пропасть. В нем тихо, темно и спокойно…
Рубеус
В ее комнате пусто и холодно, а свежий воздух давно вымел запах лаванды. Плохо, до чего же плохо… пустота внутри жрет и днем и ночью, и хочется скорее сдохнуть, чтобы прекратить эту бесконечную муку.
