— Аровн послал воинов найти, а не убить вас, — спокойно сказала Ачрен. — Но ты, конечно, не веришь мне. Теперь, увидев тебя, я рада, что такой благородный человек не истёк кровью где-нибудь в канаве. А нам есть о чём поговорить. Думаю, что и не без пользы для тебя.

— Прежде прикажи развязать меня и верни мой меч, — ответил Гвидион.

— Ты ставишь условия? — мягко спросила Ачрен. — Кажется, ты что-то недопонял. Я предлагаю тебе большее, чем свободу и меч. Твою жизнь, лорд Гвидион.

— В обмен на что?

— Поначалу я хотела к твоей жизни добавить и вторую, — Ачрен повернула голову к Тарену и оглядела его, — но я вижу, что это пустяковая, ничего не стоящая жизнь. Нет, я предлагаю другую сделку. Ты ещё не знаешь меня по-настоящему, Гвидион. У тебя нет будущего за этими стенами. Только здесь я могу обещать тебе…

— Твои отравленные обещания пахнут Аннувином! — бросил ей в лицо Гвидион. — Я презираю их! Ты ошибаешься, я вижу тебя насквозь!

Лицо Ачрен стало мертвенно-бледным. Губы её скривились. Она зашипела, как разгневанная кошка, неуловимым движением выкинули вперёд руку, и её кроваво-красные ногти разодрали щёку Гвидиона. В следующее мгновение королева выхватила из ножен меч Гвидиона и, держа его обеими руками, сделала выпад. Острие меча замерло на волосок от горла пленника. Гвидион не шелохнулся. Голова его была по-прежнему гордо поднята, глаза сверкали презрением.

— Нет, — взвизгнула Ачрен, — я не убью тебя! Ты сам падёшь к моим ногам и станешь умолять вернуть тебе меч и пощадить! Ты презираешь меня? Ты не веришь моим обещаниям? Так одно из них я сдержу!

Ачрен подняла меч над головой и с силой грохнула им о каменный пол. Брызнули искры. Клинок тихо зазвенел, но не сломался.

С яростным воплем она отшвырнула меч. Он заскользил по полу. Ачрен тигрицей метнулась за ним и снова схватила, сжав в ладонях острый клинок в безумном порыве гнева. Ладони её мгновенно заалели кровью. Губы её кривились в змеином изгибе, глаза запали. Удар грома сотряс весь дворец, багровый свет озарил стены, и меч раскололся на куски.

— Вот так я и тебя сломаю! — пронзительно завопила Ачрен.

Она протянула руку к стоявшим поодаль Детям Котла, что-то приказала им на незнакомом гортанном языке.

Бледные воины шагнули вперёд, схватили Тарена и Гвидиона и поволокли их из зала. В тёмном коридоре Тарен попытался вырваться, метнулся к Гвидиону. Но один из воинов наотмашь ударил его по голове рукояткой кнута.

Тарен очнулся на подстилке из грязной гнилой соломы, которая пахла так, будто на ней спал Гурджи и все его родичи и предки разом. Над его головой светился бледный квадрат зарешечённого окна. Слабый солнечный луч упирался в грубый влажный камень стены. Мелкие квадратики света лежали на полу. Но мертвенный, тусклый свет этот лишь подчёркивал мрачную полутьму камеры с тяжёлым нависающим и давящим потолком. Когда глаза Тарена привыкли к этому жёлтому сумраку, он различил низкую, обитую гвоздями дверь с узкой щелью у самого пола. Вся камера была не больше трёх шагов в поперечнике.

Голова раскалывалась от мучительной боли. Руки, стянутые за спиной крепким ремнём, опухли и ныли. Тарен лежал на вонючей подстилке и пытался вспомнить, что с ним произошло. Он не смел даже предположить, какая судьба постигла Гвидиона. После того как бледный воин ударил его рукояткой кнута, сознание возвращалось к Тарену лишь на отдельные мгновения, и перед ним мелькали разрозненные клочки воспоминаний. В следующий момент он снова проваливался в тошнотворную кружащуюся тьму. Он неясно видел себя то бессильно висящим на плече охранника, то мелькал перед глазами бесконечный ряд железных дверей в тёмном коридоре, то смутно слышал голос Гвидиона. Друг что-то кричал ему, от чего-то предостерегал, но ни слова не мог вспомнить Тарен. А может быть, это была лишь часть его ночного кошмара? Он мог только догадываться, что Гвидиона бросили в другую подземную темницу. И значит, он жив? Тарен надеялся и страстно желал этого. Но не мог стереть из памяти мертвенно-бледное лицо Ачрен, её пронзительный визг и понимал, что эта кровожадная тигрица в ярости могла приказать убить Гвидиона.

И всё же у него были причины надеяться, что его товарищ и спутник жив. Ачрен ведь сразу могла проткнуть его мечом, как только он бесстрашно отверг все посулы и обещания. Но что-то ведь удержало её! Вероятнее всего, она оставила пока Гвидиона в живых, отложила его смерть. Он ей нужен. Но мысль о том, что гордый рыцарь распростёрт на такой же гадкой соломе, беспомощный и окровавленный, мучила Тарена, наполняла тоской его сердце. Он сжал зубы и почувствовал, как эта мучительная тоска переплавляется в ярость. Шатаясь, он встал, сделал два шага до двери, ударил по ней ногой и затем стал бешено колотить, биться о неё всем телом. Все оставшиеся силы он вложил в этот яростный порыв. Ноги его подкосились, и Тарен в отчаянии опустился на холодный и влажный земляной пол, упёршись лбом в дубовую доску двери. Через несколько мгновений он снова поднялся и опять заколотил ногами, плечом, грудью по двери, по каменным стенам, уже ничего не разбирая, не понимая. Он бился в узком пространстве камеры, как раненый загнанный зверёк. Тарен надеялся, что кто-нибудь услышит его, откликнется. Но лишь глухой звук ударов его тела разносился по камере. Слишком толсты и непроницаемы были её стены, чтобы слабые толчки достигли чьих-то ушей снаружи.

Сознание его снова помутилось. Вдруг полузакрытые глаза резанула вспышка света. Какой-то сияющий шар пролетел между прутьями решётки и упал, мерцая, к его ногам. Тяжёлый и как бы литой из золота, он светился изнутри. Сбитый с толку Тарен поднял взгляд к окну. Из-за решётки на него смотрели два сияющих голубых глаза.

— Простите, — донёсся до него мелодичный девичий голос, — меня зовут Эйлонви. Если вам не трудно, киньте, пожалуйста, мне мою игрушку. Я бы не хотела, право, чтобы вы подумали, будто я маленький ребёнок, забавляющийся всякими глупыми безделушками. Но, поверьте, здесь иногда так скучно, что… Короче, я уронила её, и, будьте добры, верните, если вас, конечно, это не затруднит.

— Малышка, — горько усмехнулся Тарен, — я не…

— Я не малышка! — перебила его Эйлонви. — Я же только что сказала тебе это. Ты что, слабоумный? Тогда мне жаль тебя. Я всегда жалею тупых и глупых. Как тебя зовут? — неожиданно перебила она сама себя. — Не правда ли, забавно разговаривать целую минуту с человеком и не знать его имени? Это вре равно что ходить на голове или жить с трехпалой рукой, понятно? Неудобно это, вот.

— Я Тарен из Каер Даллбен, — выпалил он и тут же пожалел об этом: а вдруг это ловушка?

— Очень мило, — откликнулась Эйлонви. — Рада познакомиться. Наверное, ты лорд или воин, или даже военачальник. А может быть, ты бард? Или монстр? Хотя монстров у нас давро не бывало.

— Ни тот, ни другой и ни третий, — буркнул Тарен, впрочем польщённый тем, что Эйлонви принимает его за одну из таких значительных особ.

— Тогда кто же ты?

— Я — Помощник Сторожа Свиньи…

Тарен снова спохватился, прикусил губу, но поздно, слова сорвались с языка, и теперь оставалось только успокаивать себя, что девчонка выпытала у него не так уж много и слишком легкомысленна, чтобы использовать это немногое им во вред.

— Как очаровательно! — восхитилась Эйлонви. — Ты разговорился со мной! Может быть, и тот парень в соседней темнице тоже скажет мне несколько слов?

— Расскажи мне о нём, — быстро сказал Тарен. — Он, значит, жив?

— Не зна-аю, — протянула Эйлонви. — Я ведь только взглянула на него сквозь решётку. Он совсем не двигается. Но, думаю, жив. Иначе Ачрен уже давно скормила бы его воронам. А теперь, если не возражаешь, подай мне мою игрушку.

— Я не могу этого сделать, — сказал Тарен. — У меня связаны руки.

Голубые глаза расширились от удивления.

— Да? Это меняет дело. Придётся мне самой зайти к тебе и взять её.