В общем, людей в горнице набралось довольно много. А прибывший одним из последних ивангородский поп Игнатий степенно благословил собравшихся, после чего с удобством уселся на массивный стул с мягкой подушечкой на сиденье и резными подлокотниками, блаженно прищурившись и оглаживая ухоженную бородку. За те два года, что прошли с того момента, как он вступил в новое сообщество, его личный капитал многократно увеличился, а единственная небольшая буса, которой он тогда владел, ныне превратилась в большую трёхмачтовую лодью на шесть с половиной тысяч пудов грузоподъёмности, которая в этом году успешно сходила в далёкий Антроп. Так что священнослужителю было отчего радоваться жизни. Ну а грех стяжательства? Так богу – богово, а кесарю – кесарево: так ведь ещё господь завещал.

Само же собрание затянулось надолго.

Для начала обсудили последние плавания, и определились с необходимыми затратами, куда включили и покупку своего подворья в славном городе Антверпен. Благо, городские власти были, в основном, непротив. Город жил торговлей, его ярмарка, особенно после того, как герцог Брабантский предоставил право свободной торговли английским, венецианским и генуэзским купцам, была весьма популярным местом. А уж после того, как песок занёс гавань Брюгге, и почти все иностранные купеческие представительства переместились из старого ганзейского центра сюда, город за каких-то несколько лет из провинциального захолустья стал крупнейшим портом Северной Европы и ведущим торговым центром. И потому антверпенцы были рады всем, кто готов был тратить деньги в их городе, но купцам также было понятно, что для прочности своего положения неплохо было бы разжиться и какой-нибудь грамоткой от нынешнего герцога. Вот только попасть к нему на приём было весьма непросто, ведь нынче этот титул носил не кто иной, а сам император Священной Римской империи Карл V.

Впрочем, если городские власти готовы были за умеренное вознаграждение выделить место, то не воспользоваться этим предложением было большой глупостью: мало ли что взбредёт голландцам в голову после, да и цена на недвижимость тоже не стояла на месте. А потому Малой, ещё находясь там, на свой страх и риск начал процесс оформления и даже внёс кое-какую сумму из тех денег, что выручили за продажу русских товаров.

На этом месте купцы расшумелись. Нет, глупцами они не были и в надобности подобных дворов не сомневались, вот только весь прошлый печальный опыт подсказывал, что это могло стать пустой тратой денег. Где нынче гостинные дворы Висби, Риги или Ревеля? Одних уж нет, а из других русских выживали, как могли.

Постепенно шум перешёл в ор и князю пришлось утихомирить разрастающие страсти, громко хлопнув деревянным молоточком по столу (ну не кулак же о доски отбивать). Когда установилась относительная тишина, он высказался в том ключе, что вопросы русских подворьев он поднимет перед государем при первом же удобном случае, но сам он смысла ни в рижском, ни в ревельском дворе не видит. Особенно в последнем. Смысл везти свой товар в Ревель, чтобы потом ревельские купцы повезли его дальше?

– А как иначе, сыне, – вздохнул поп Игнатий. – Мне вон недавно купцы ивангородские жалились, что ревельцы опять притеснять их стали, не дают многим ходу, силой к себе ведут.

Андрей с удивлением глянул на Сильвестра. Он тут, понимаешь, с каперами гданьскими сражается, а буквально под носом какие-то чухонцы беспределы творят.

– Так корабли под флагом компании они не трогают, – правильно понял этот взгляд Малой. – Сумел ты, княже, им страх и уважение привить. А вот другие страдают. Привыкли ревельцы за наш счёт жить, душа нашу торговлю, да выставляя свои требования. Потому им все твои нововведения как серпом по одному месту.

Князь усмехнулся: коронные фразочки давно уже прижились среди его сторонников, тем более такие образные. Ведь серп тут все знали и что будет, если им по причиндалам пройтись представляли.

– Ладно, эту проблему покамест отложим, и вернёмся к антверпенскому двору. Считаю, Сильвестр поступил верно…

– Да с этим-то понятно, княже, – влез в разговор Никодим, купец и Новгорода, чья семья каким-то чудом (или взятками) смогла пережить депортацию и осталась в городе, хотя и сильно сократив размах своей деятельности из-за перетекания в прошлые годы семейной казны в карманы московских наместников Захарьиных. – Но отчего ты Ревель бесполезным назвал?

– А ты подумай, Никодим, – усмехнулся Андрей. – Только хорошо подумай: почему глупые новгородцы так и не построили своего порта на Балтике? И давай без обид, всё одно знаешь, что я о тех временах думаю. Так вот, не построили потому, что они своим портом Ревель посчитали. А кто их в этом убедил? Так те же ревельцы. А зачем? Так, почитай, половина торгового оборота города приходилось на русские товары. Потому-то, когда вы сами предпринимали попытки самостоятельно добраться до рынков Европы, то нарушителей многолетней традиции жестоко карали. Товары и суда отбирались – и, считай, еще повезло, коли голова на плечах осталась! И всё потому, что сам по себе Ревель – пустышка. Без русского транзита всё, на что он может рассчитывать – это товары с северной части Ливонии, потому что тот же юг уже на Ригу работает. Да, в Ливонии хорошие пашни и много леса, но без нашего транзита жить им будет ой как тяжелее. Потому они и подсаживали вас, новгородцев, на свою инфраструктуру. Умные были, а вот вы себя во всей красе показали.

Почтенные купцы, собаку съевшие на торговле, повздыхав, молчаливо приняли практически незавуалированый упрёк. Ныне они уже не ломали голову над многомудрыми словами князя: за прошедшие годы достаточно хорошо научились понимать их смысл. Освоились. И иногда даже предлагали взамен греколатинских слов свои, русские аналоги, которые Андрей старательно запоминал и старался потом использовать в речи.

Никодим, поперхав, опустил взгляд в пол. Не впервой он слушал подобные речи о былой вольнице и никак не мог понять князя. То он хвалил новгородцев, то, как сейчас – бранил. Хотя, стоило признаться, доля правды в том упрёке была. Ведь и купцы, и новгородская архиепископская кафедра через своих контрагентов вели активную торговлю через Ревель, действительно используя его возможности как свой порт. И только московский князь, сломав новгородскую вольницу, стал ломать и заведённый веками порядок.

Андрей же, высказав своё мнение, вспомнил разговор с новым новгородским архиепископом. Как только Иоанн сделал ставку на новое общество и церковные товары стали идти мимо ливонских портов, так сразу в Новгород прибыло целое посольство серьёзно озабоченных горожан. Вот только церковные казначеи к тому времени уже подсчитали выручку от нового способа доставки товаров, минуя посредников, и архиепископ, как рачительный хозяин сделал свой выбор, но как дипломат, не стал рубить с плеча и старые связи. И Андрей его в этом не винил, хотя сам, помня поведение прибалтов в его времени, был против любой поддержки чужих портов своим транзитом.

– Так что нам сей порт лишь помеха на пути в дальние страны, а потому и бесполезен. Даже более того – он наш главный конкурент, – подытожил князь.

И, отхлебнув изрядный глоток пенящегося напитка, усмехнулся про себя, наблюдая изумлённые взгляды купцов. За века соседства все как-то привыкли, что Ревель это главный транзитный центр, на который обижались, с которым боролись, но всегда считали чем-то необходимым. Но ничего, пусть привыкают к тому, что своё место на новом европейском рынке можно получить только за счёт кого-то.

Ведь что бы там ни писали историки, но оказавшись здесь, он воочию убедился, что Русь, увы, была всё же небогатой страной с аграрной экономикой и неразвитой инфраструктурой. И ей, по большому счёту, нечего было предложить европейской экономике, кроме извечных мехов и воска. Но даже ту немногочисленную продукцию ремесленного производства, что всё же пользовалась в Европе спросом, развозила по чужим рынкам Ганза, собирая в свой карман основную маржу. А местные просто мирились с этим! Не с ганзейским посредничеством, а с тем, что гнать можно было только сырье.